История всемирной литературы Т.8

В произведениях Чехова конца XIX — начала XX в. перед нами разворачивается широчайшая панорама русской жизни в городе и деревне. Безмерна в царской России обездоленность мужиков. Чехов рисует это в повестях «Моя жизнь», «Мужики», «Новая дача», «В овраге» и др. Но не лучше, как он нас убеждает, жизнь мастеровых, приказчиков, учителей, рабочих («Три года», «Моя жизнь», «Скрипка Ротшильда», «По делам службы», «Случай из практики» и др.). Притом главной темой Чехова остается проблема общего строя жизни и судеб человеческих в условиях этого строя. Писатель выявляет противоестественность господствующих отношений не только в случаях очевидного насилия, беззакония. Он дает нам возможность убедиться в том, что их пагубная власть настигает человека и в условиях, казалось бы, вполне безмятежного существования («Учитель словесности», «Ионыч», «Крыжовник», «Бабье царство» и др.).

Удачно сложилась жизненная судьба учителя Никитина («Учитель словесности»). Есть и достаток, и пленяющий его уют, и молодое семейное счастье, т. е. все то, что в литературе (включая произведения Л. Толстого) принято было считать нормально, счастливо сложившейся жизнью. В таком духе заканчивалась у Чехова первая часть рассказа, написанная в 1889 г. в период увлечения толстовскими идеями. Герой исполнен чувства радости и счастья. С рассказа о том, как счастлив герой, как красиво и поэтично сложилась его жизнь, начинается вторая часть (1894). Но далее в полной мере сказывается новаторский подход Чехова к освещению жизни, им открытое искусство «найти, — по словам М. Горького, — плесень пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, все устроено очень хорошо, удобно, даже — с блеском...». Герой как бы обретает новое зрение, и то, что так умиляло, теперь ужасает его, воспринимается как воплощение невыносимой пошлости. В финале герой записывает в своем дневнике: «Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!»

Иная драма обыденной жизни показана в «Бабьем царстве». Анна Акимовна, добрая, простая женщина, волею судеб становится владелицей большой фабрики. Она тяготится своим положением, хочет проявить заботу о рабочих, устроить свою личную жизнь так, как подсказывает ей естественное человеческое чувство. Но все эти благие намерения — вполне искренние! — оказываются совершенно невыполнимыми,

так как выясняется, что она раба своего окружения, как бы ни было оно ничтожно, раба своего положения фабрикантши.

Драма иного масштаба раскрывается перед нами в рассказе «Крыжовник». И вновь речь идет о простейшей, казалось бы совершенно невинной, истории. Накопил с большим трудом чиновник небольшие деньги, купил дачу и вырастил крыжовник. Однако под пером Чехова охватившая чиновника мечта-страсть так поглощает его, что в конце концов совершенно лишает человеческого облика и подобия. В рассказе «Ионыч» на наших глазах молодой врач, думающий, презирающий пошлость и обывательщину, настолько втягивается в свою прибыльную частную врачебную практику, что сам становится воплощением этой пошлости, постепенно превращается в омерзительного, потерявшего человеческий облик стяжателя.

XIX век, особенно его вторая половина, был эпохой великой переоценки укоренившихся ценностей. Критика уродств буржуазно-дворянского строя стала важнейшей темой русской и мировой литературы. Вклад Чехова в разработку этой темы определился его умением увидеть драму там, где, казалось бы, не было и тени неблагополучия. Он сумел пойти в глубь действительности и в микромире повседневных будней показать чудовищную противоестественность строя господствующих отношений.

В рассказе «На подводе» речь идет о том, как жизнь обрекает на гибель двух одиноких людей — сельскую учительницу, измученную непомерным трудом и лишениями, и молодого помещика, спивающегося от безделья. Размышляя об этом, Чехов пишет: «Жизнь устроена так, что вот он живет у себя в большой усадьбе один, она живет в глухой деревне одна, но почему-то даже мысль о том, что он и она могли бы быть близки и равны, кажется невозможной, нелепой. В сущности, вся жизнь устроена и человеческие отношения осложнились до такой степени непонятно, что, как подумаешь, делается жутко и замирает сердце». И общий вывод — о нелепом, враждебном человеку устройстве жизни в целом.

«Дама с собачкой» — другая всемирно известная повесть. Морской курорт, случайная встреча Гурова с Анной Сергеевной, внезапное с ней сближение, каких у героя повести в прошлом было немало. И вдруг оказывается, что для этого семейного человека, не привыкшего задумываться ни о жизни, ни о любовных интрижках, встреча эта стала началом большой любви, которая как бы переродила его, открыла ему глаза на жизнь. Гуров с ужасом осознал, как бессмысленно течет его жизнь, заполненная пустыми разговорами, обжорством, пьянством, картежной игрой, и что деваться от такой жизни некуда, «точно сидишь в сумасшедшем доме или арестантских ротах». И еще он позже поймет, что в этих условиях самое лучшее, что в нем есть, он должен постоянно и тщательно таить в себе и что такова участь и других окружающих его людей.

Это и есть существеннейшая черта всего творчества Чехова: уделом его героев, особенно тех, кому он явно сочувствует, является осознание уродств жизненного строя. Так складывается в чеховском творчестве картина конфликта самых широких демократических кругов с глубинными основами господствующих социальных отношений.

Чрезвычайно важно, что этот конфликт освобожден в творчестве Чехова от всякого рода преходящих соображений. Это не конфликт, к примеру, толстовца или народника с тем, что не отвечает их специфическим убеждениям. У Чехова конфликт проистекает из противоречия реальной действительности незыблемым общечеловеческим нравственным устоям, таким, как правда, справедливость, совесть человеческая, иначе говоря — элементарному здравому смыслу. В рассказе Чехова «Человек в футляре» один из персонажей восклицает: «Видеть и слышать, как лгут... сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишки, которому грош цена, — нет, больше так жить невозможно!» Хотя Чехов всегда рисует русскую жизнь в ее неповторимом социально-историческом своеобразии, поднимаемые им проблемы человеческого бытия оказываются близки и понятны людям всех стран.

Еще один секрет неувядающей силы чеховских творений таится в особом его подходе к решению тех драматических коллизий, которые он изображал. Писатель не искал их сиюминутного разрешения. Отсюда — так называемые открытые финалы произведений Чехова. Нередко к концу рассказа конфликтная ситуация у него выливается в новую, еще более сложную. В таких случаях не прослеживаются до конца и судьбы героев. Об их последующей участи можно лишь гадать. Например, в финале «Дамы с собачкой» Чехов так рассказывает о Гурове и Анне Сергеевне:

«— Как? как? — спрашивал он, хватая себя за голову. — Как?

И казалось, что еще немного — и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь, и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только начинается».

Открытые финалы Чехова подчеркивали глубину и сложность конфликта, далеко выходящего за рамки личных судеб персонажей. Чехов приковывает внимание читателей не к текущим проблемам и вопросам, сколь бы жгучими они ни были (к тем, к примеру, практическим бытовым задачам, которые завтра нужно было решать Гурову и Анне Сергеевне, и даже не к таким проблемам эпохи, как уродство брачного законодательства царской России). Он заставляет нас задуматься о проблемах бесконечно более важных и значимых — о новой жизни, когда рухнут все преграды на пути к человеческому счастью, когда у людей действительно все будет прекрасно — «и одежда, и душа, и мысли», о том времени, когда человек станет разумным хозяином всего земного шара и здесь, на просторе, получит возможность «проявить все свойства и особенности своего свободного духа». Вот эти главные мысли и становятся все более актуальны в процессе исторического развития человечества, всё очевиднее выявляется их всемирно-историческое значение.

Простой, ничем внешне не выделяющийся человек у Чехова хочет всего лишь удовлетворения своих естественных человеческих стремлений, находящихся в согласии с элементарной справедливостью, порядочностью, совестью. Однако именно тут-то он — будь то Гуров или маляр Костыль, следователь Лыжин из рассказа «По делам службы» или учительница из рассказа «На подводе», как и многие, многие другие, каждый из них, — и убеждается, что привычный строй жизни чужд и враждебен этим его стремлениям и надеждам.

Диапазон, в котором раскрывается несправедливость господствующих порядков, у Чехова чрезвычайно широк — от самого наглого порабощения, вопиющей бесчеловечности по отношению к трудовому народу в городе и деревне («Моя жизнь», «Мужики», «В овраге» и др.) до торжествующей, на каждом шагу подстерегающей человека пошлости, которая означает у Чехова бездумное, бездуховное, низменное, замкнутое в узком душном мирке эгоистическое существование.

В рассказе «По делам службы» следователь Лыжин, наблюдая во время поездки горькую жизнь народа, неожиданно приходит к выводу, что «мириться с тем, что эти люди, покорные своему жребию, взвалили на себя самое тяжелое и темное в жизни — как это ужасно! Мириться с этим, а для себя желать светлой, шумной жизни среди счастливых, довольных людей и постоянно мечтать о такой жизни — это значит мечтать о новых самоубийствах людей, задавленных трудом и заботой, или людей слабых, заброшенных...».