История Зеербургского подполья

– Из 2263-го.

– А я из 2302-го. "Институт поляризованного времени". Я точно знаю, что группа не погибла, а...

– Я тоже, между прочим, из 2302-го, - заметил кружавчатый, - и почему-то вас не знаю. И про институт ваш впервые только от вас услышал.

– Значит вы с детства глухой. И неграмотный. Если б вы умели читать, что могли бы ознакомиться с моими статьями по этому вопросу в специальной литературе...

– А где вы публиковались? Это ваша работа "Структура временных сдвигов с точки зрения нерелятивистской физики"? Кажется в "Физическом журнале" за 2300 год?

– Вот именно что кажется. Статья действительно опубликована мной в 2300 году, но называлась "Структура временного перехода. Границы "мягкого" времени".

– Я вообще-то на память не жалуюсь и слово "кажется" употребил исключительно из вежливости.

– Эй, эй, - остановил я не поделивших свой склероз спорщиков.
– Вы о чем? И вообще, что тут происходит?

– Я устал вам объяснять, что тут происходит. Вы глупее моих студентов! Тут твориться История!

От витавшей вокруг меня патетики меня начало подташнивать. Вселенная! История! Время! Кстати...

– Не знаю, каким временем располагаете вы, а нам с товарищем следует заниматься своими делами. И скажу откровенно нам совершенно безразлично каким образом выполнить задачу. Если мне подвернется такая возможность, я расстреляю Президента даже с борта летающей тарелки.

Супонька поднял брови.

– Ну, если подвернется...- пояснил я.

– Так вам и позволят стрелять оттуда...
– проворчал голый бородач.
– У них там все строго...

Мой тон и слова произвели впечатление, но не совсем такие, какие я рассчитывал.

– Если вам действительно все равно, то, что вам стоит просто бросить это дело?
– предложил голый. Остальные от него не отстали, загомонив. В этом гомоне мне слышались "милостивец", "отец родной" и тому подобное... Очень они хотели уговорить нас сделать то, что мы и так собирались сделать.

– Нет. Не бросайте ничего!

– Доберитесь до вашего Президента на военно-морских учениях. Будут же у вас такие когда-нибудь?

– А лучше во время перелета с официальным визитом в Гондурас...

Я посмотрел на них свысока. Все они хоть и стояли рядом, обретались в далеком будущем.

– Ничего не обещаю. Мне не нравится ни один из оглашенных вами вариантов...

Поднявшись, знаком позвал Супоньку с собой.

– Чем вам не нравятся наши миры?
– чуть не разом и одинаково обиженным тоном спросили визитеры из будущего.

– С гардеробом у вас хреново, - ответил за меня старший товарищ.
– Могу вам обещать, что мы постараемся до Президента добраться, но таким способом, чтоб получилось общество, в котором картофель для запекания не сможет выбиться в профессора и учить порядочных людей, что и как им делать...

– Согласен...
– добавил я.
– Нечего всяким разным...

Я посмотрел на голого потомка, но сдержался.

– Разным там всяким проекциям из будущего указывать нам, что делать. Пошли вон.

Они не двинулись, непонятно на что надеясь.

– Кыш, говорю....

Над реальностью.

– Ну и что тут без нас случилось?

Первый зубочисткой ковырялся в зубах.

– А что тут могло случиться?
– спросил из-за спины Второй.

– Отдохнули мои. Сил набрались и выход обнаружили. Теперь горят желанием пролить кровь.

Он тронул клавиатуру, но экран остался темным. Люди переглянулись.

– Завис?

– Вероятно...

Второй пошевелил мышкой, но снова безо всякого результата...

– Я же говорил - глюки у него какие-то иногда... Заняться им надо...

– Нет... Это он какие-то вои концы прячет... Чтоб мы не видели...

Экран, наконец, вспыхнул...

Реальность.

Енм Приор. Марсианская Красная Армия.

Первые метров двести мы протискивались по узкой расселине. Справа и слева вверх росли ледяные стены, потом их сменил камень и что уж вовсе удивительно - бетон...

Супонька оперся на стену, и мне на мгновение почудилось, что сейчас та рассыплется и Супонькина рука провалится туда, как совсем недавно его собственная прошла сквозь ледяную стену, обещая скорые, приятные перемены, но ничего такого не случилось. Товарищ безо всяких последствий похлопал по бетону и покивал. Что-то понял.

– Ты чего?

– Я думаю это один из старых укрепрайонов. Помнишь, в конце Большой Войны все ждали десанта нацистов?

Я кивнул. В истории Сен-Колона я более-менее ориентировался.

– Вот и готовились...

– Тогда много чего говорили...

– Точно... Таких тут на моей памяти десятка полтора построили...

– Кто-то из строителей и правительства руки, наверное, погрел...

Супонька улыбнулся и развел руками. Мол, не маленькие. Сами все понимаем.

– Ну, а когда война закончилась, выяснилось, что эти зарытые в землю деньги никому не нужны. Так потихонечку, полегонечку все забылось и быльем поросло...

– А это осталось...

– А куда оно денется? Первое время эти вот катакомбы военные использовали, потом, когда стало ясно, что с океана никакой опасности прийти уже не может, военных убрали. А тут так все и осталось...

– Это нам повезло, что они все это с собой не унесли...
– улыбнулся Енм.

– Согласен. Тут, пошарить если, много чего, наверное, полезного осталось...

– Осталось, осталось... Осталось дверь найти.

Теперь мы шли, целенаправленно глядя не только под ноги, но и на стены. Фонарь выхватывал то изгиб трубопровода, то провисший кабель, сорвавшийся с крючьев... Сырые стены безо всяких дверей. Люков также не было. Переходов - не было. Оставался только коридор, длинный как слоновьи кишки.

– Что это такое?
– сквозь зубы поругивался Супонька.
– Что ж они прямо в коридорах жить собирались? Архитекторы, фортификаторы... Мудрецы помойные...

Двигаясь позади него, я на бурчание не разменивался - считал на всякий случай повороты - и поэтому первым уловил чужие шаги. Кто-то невидимый, не особенно сторожась, двигался нам на встречу. Впереди коридор немного искривлялся, но этого хватало, чтоб другого конца коридора мы не видели.

Ощущение опасности отчего-то отдалось холодом в ладони. Я почувствовал, как её наполняют ледяные иголочки, так же как это произошло совсем недавно.