Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Истощение времени (сборник)
Шрифт:

– Ну ладно, – сказал Бульдозер и встал из-за стола. – Спасибо этому дому.

Он надел плащ и кепку, проверил лямки рюкзака.

– Значит, никто рубанка моего не видел… – Слова эти прозвучали тоскливо и жалко.

Букварь выскочил из-за стола, добежал до охотничьего домика, боком проскочил в палатку, мокрый, съежившийся, сунул Бульдозеру в руки рубанок.

– На, возьми мой. Я себе куплю.

Бульдозер стоял с рюкзаком за плечами, огромный, неуклюжий, мясистыми ручищами прижимал к себе маленький коричневый рубанок, говорил обрадованно, торопливо:

– Вот спасибо, Букварь, вот спасибо. Ты себе купишь.

А то, понимаешь, обходной…

15

О Бульдозере молчали. Словно его и не было никогда.

По расчетам Букваря, Бульдозер должен был уже добраться до Абакана и теперь, наверное, болтался в Кешкином городе в ожидании поезда. Букварю казалось, что тишина тогда за столом была не нужна. Но он упорно доказывал себе, что говорить было не о чем.

Работали в Бурундучьей пади, обедать шли не спеша, и на обед уходило часа полтора.

Однажды, придя из Бурундучьей пади, они увидели у палатки Бульдозера. Бульдозер был без чемодана и рюкзака, стоял под дождем, тихий и нерешительный.

– Привет, – сказал Бульдозер.

Буркнули в ответ что-то невразумительное. Мыли под кедром дождевой водой из жестяного рукомойника сапоги, лица, руки.

– У тебя есть сигареты? – спросил Кешка.

– Есть, – обрадовался Бульдозер.

Большими, красными руками – медвежьими лапами – спрятал Бульдозер от ветра и дождя огонек спички, слабый и робкий, словно троечник на экзамене. Кешка наклонился и уткнулся сигаретой в теплые ладони Бульдозера.

– В Кошурникове не продают ковчегов? Ну хотя бы моторных лодок? – спросил Кешка.

– Нет, – пробасил Бульдозер.

– А жаль. На чем будем плавать? Скоро придется плавать…

Болтали о всякой ерунде. Молчали о том, о чем хотели говорить. Было здорово, что Бульдозер вернулся. Букварь понимал, что о том же самом думают сейчас все ребята и они тоже, как и он, взволнованы и рады. И Бульдозер взволнован и поэтому не может начать разговор, который теперь нужен всем.

– В Кошурникове Джебь помаленьку разливается, – сообщил Бульдозер.

Все представили себе зеленое Кошурниково и Джебь, узкую, грязную и ядовитую, отравленную отбросами золотого рудника, и прораба Мотовилова с его желтым мундштуком на берегу разливающейся Джеби, расстроенного и сердитого.

– Ну, ты чего? – спросил Кешка.

Бульдозер набрал воздуха и, казалось, хотел разом его выдохнуть. Но вдруг поперхнулся и нервно махнул рукой:

– Да так… ничего…

– А-а-а… – сказал Кешка.

Букварь подумал, что, будь он на месте Бульдозера, он бы, наверное, вот так же тянул время, вместо того чтобы выговорить слова: «Извините, ребята…»

– Часы у меня пропали, – сказал Бульдозер.

– Какие часы? – удивился Кешка.

– Обыкновенные – «Победа». С раскрашенным циферблатом…

– То есть как пропали?

– Как пропали! – Кешкины вопросы вызывали у Бульдозера раздражение. – Так и пропали.

– Ну, поищи, – сказал Виталий.

– А чего их искать, – промычал Бульдозер, – я их и не терял.

Он смотрел в траву насупленно и напряженно.

– Брось ты! – взвился Кешка. – Ты же знаешь, ребята здесь хорошие!

– Хорошие… – согласился Бульдозер, – а часы у меня украли.

Дернулась кедровая ветка, сбросила вниз крупные, как смородина, капли.

– Ты что? – Николай встал.

Бульдозер тоже встал. Вскочили Кешка и Спиркин,

закричали, перебивая друг друга.

– Погодите, – сказал Николай. – Говори, кто?

– А я знаю? – сбычился Бульдозер. – Из вас…

Кешка подскочил к Бульдозеру:

– Гад ты последний! Ты же знаешь нас!

Теснили Бульдозера Спиркин, Букварь и Ольга. Кричали, размахивая руками, наступали на него. Пятился Бульдозер неуклюже, твердил упрямо, как испорченный патефон:

– Хорошие-то вы хорошие, а часы у меня украли.

Были все злые. Злило обманутое предчувствие хорошего, злило красное, испуганно-злое лицо Бульдозера. Тишина, столько дней подряд прятавшая напряжение, взорвалась, брызнула злобой.

Только Виталий Леонтьев сидел на пне, смотрел заинтересованно: «Ну-ну, что из этого из всего получится?»

Топтались у палатки тяжелые, намокшие, набухшие сапоги, наступали друг на друга, вдавливали в мягкую, податливую землю мятые зеленые полоски травинок. Слова звучали грубые, однообразные, перемешанные с руганью, гремели, как листы жести, повторялись, потому что других слов никто не мог сейчас вспомнить.

Кешка лез к Бульдозеру, тряс кулаком. Маленький Спиркин с красными ушами тараторил громко, глотал воздух и останавливался, затихая, не зная, о чем кричать дальше.

Бульдозер оттолкнул вдруг Спиркина, и тот, сухонький, легкий, покачнувшись, свалился к плясавшим сапогам. Кешка подскочил к Бульдозеру, но тот пригнулся, выскользнул из-под удара, толкнул потерявшего равновесие Кешку, сбил его с ног.

Букварь, а потом Николай бросились на Бульдозера, и с ними, крупными, здоровыми, он уже ничего не мог сделать. Бил кулаками справа и слева, не давал парням схватить его туловище, шею, руки. Увидел, как вскочили Кешка и Спиркин, начал отступать с ревом, делал по полшага, но сзади был шершавый ствол ели, и отступать было некуда. Ладонями, кулаками бил по воздуху, по рукам, по лицам, по плечам, неистовый, очумевший, и вдруг раздался его крик:

– Стрелять буду!

Оцепенев от неожиданности, все замерли на секунду. Кинулся Бульдозер, разметав кольцо расслабившихся на мгновение ребят, к палатке и тут же выскочил из нее с двустволкой в руках.

– Стрелять буду!

Опомнившись, бросились к Бульдозеру.

Неслись за Бульдозером, а он бежал метрах в тридцати впереди, держал двустволку наперевес, бежал, не соображая, куда и зачем он бежит.

И они бежали за Бульдозером, не соображая, зачем это им надо.

Движение убыстрялось, становилось все бессмысленнее и бессмысленнее. Хлестали Букваря мокрые, злые ветки, хлестали по лицу, по ватнику, по рукам. Мелькали обрывки неба, стволы, листья и капли. Мелькали, летели, смешивались в какую-то серо-зеленую кашу. Летела грязь из-под пудовых сапог Бульдозера, летело все…

– Стрелять буду! Всех гадов!

Стоит Бульдозер. Прямые углы плеч, шея из бетона. Две черные дырки смотрят Букварю в глаза.

По инерции последние шаги, медленные, нерешительные. Дождь, оказывается, все еще идет. Капли бегут по лицам. И красная тонкая нитка бежит вниз от бесцветной Бульдозеровой брови.

– Не подходите! Не…

Последние, затухающие движения. Застывающие шаги.

И вдруг – тра-ах! Разламывается небо. Лопается тишина. Взрывом. Грохотом. Выстрелом. Вскидывают ручищи Бульдозера грохнувшую двустволку. Дымок. Безобидный дымок. Как от сигареты.

Поделиться с друзьями: