Истощение времени (сборник)
Шрифт:
Букварь поднял глаза и вздрогнул от неожиданности. Он рванул ручку дверцы и выпрыгнул на дорогу. Бежал по мокрым камням съезда, слышал, как топочут сзади сапоги шофера, бежал, пока не остановился в пяти метрах от воды.
Канзыба взбесилась. Гнала мутную коричневую воду, рвалась к Кизиру, расползалась от бешенства, леденила стволы деревьев, ломала ветви, быстрая, широкая, в добрых двести метров.
– Еще позавчера, – сказал Букварь, – в сапогах переходили.
– Как же быть? Как же я…
Шофер шмыгнул носом, испуганный и жалкий.
Букварь
Темно-зеленая тайга стояла на сопках, по берегам, притихшая, настороженная. Словно побаивалась, что эта чертова Канзыба выкинет такое, о чем придется помнить долгие годы, хранить эту память в стволиных кольцах.
– Как же быть? Как же…
– Ждать, – сказал Букварь.
– С меня же шкуру сдерут…
– Дня четыре…
– Ты что!
Букварю стало жалко шофера, и он сказал:
– Метров через четыреста был еще брод.
Конечно, и там, наверное, Канзыба стала уже судоходной, и шофер должен был это понять, но он ухватился за соломинку.
– Кустов сказал мне, – уже в машине, уже на ходу объяснял шофер, – хоть вплавь, но доберись!
– Ну-ну, – сказал Букварь.
Ему стало смешно, когда он представил человека, пытающегося переплыть это летящее мутное море.
– Вчера двое на машинах хотели через Тубу… – начал шофер.
– У одного были пряники?
– Пряники… – сник шофер.
– Сворачивай.
Тот берег был низкий, и вода плескалась у самой дороги к взрывникам. Еще позавчера от этой дороги до берега надо было шагать и шагать.
– Понял? – спросил Букварь.
– Как же мне быть?..
– Ничем не могу помочь. Мне надо идти.
Букварь вспомнил о своей цели и о том, что ему еще нужно будет вернуться на Тринадцатый километр, где сидит Кешка со своим розовым полотенцем.
– Мне надо идти.
Он пошел по размытой дороге вверх, но шофер догнал его и снова схватил за рубчатый локоть.
– Постой! А как же я?
– Пошли ты к черту своего Кустова!
– Как же быть?..
– Через четыре дня.
– Дьяконов сегодня взорвет скалу. Или завтра…
Шофер медленно опустился на мокрый камень и застыл, сложив руки на коленях.
– Это все проектировщики, – пробормотал он, – это все проектировщики…
Букварь почувствовал, что этот ноющий человек, напуганный каким-то Кустовым, вызывает у него брезгливость.
– Слушай, брось ныть! Поезжай обратно и передай своему Кустову привет от Канзыбы. И от меня.
– …пришла телеграмма из Москвы. Отменить взрыв. Полотно пройдет ближе к Канзыбе…
– Как тебя зовут? – спросил Букварь.
– Николай…
…Николай
сейчас сидит за столом. За зеленым щербатым столом. И все сидят за столом. И Ольга разливает горячие щи. А Николай смеется и подмигивает Ольге.– Знаешь, пошли вы все к черту! И ты, и твой Кустов! У меня есть дело.
Он пошел, и снова шофер схватил его за мокрый рубчатый локоть.
– Телефонная связь нарушена с Дьяконовым…
«Значит, Зименко сидит сейчас у Дьяконова, – подумал Букварь. – Если бы встретить его и сказать ему: “Знаешь, есть у меня друг…”»
– Пойми, – сказал шофер, – я же не для себя. Не потому, что боюсь Кустова… Ты не думай. Но зачем взрывать скалу, а потом неделями снова возить аммонал, мучиться, чтобы взорвать другую…
– Это ни к чему, – сказал Букварь. – Только чем же я могу тебе помочь?
Шофер опять устало опустился на мокрый камень. Сказал глухо:
– Ничем.
– Знаешь что… – подумав, сказал Букварь.
Шофер поднял голову. Букварь расстегивал ватник, и черные кружочки пуговиц быстро выскакивали из прошитых петель. Букварь сказал:
– Подержи.
Шофер взял ватник и, глядя под ноги, думая о чем-то своем, пошел за Букварем. Они спускались по размытой гальке медленно, потому что Букварь не спешил, шел нарочито спокойно, словно нужно ему было еще раз проверить, какого цвета в Канзыбе вода. Без ватника было холодно, и по коже бежали мурашки. Букварь ступил в воду, ржавая вода стала бить по сапогам, злая, настойчивая, хотела испугать его, отбросить, свалить. Букварь подумал, что в сапогах у него ничего не получится.
Он отступил на несколько шагов и на гальке, перемешанной с потемневшим песком, стал стаскивать сапоги. Портянки были мокрые и черные, и Букварь удивился тому, что сапоги успели промокнуть. Канзыба шумела чуть-чуть потише, будто довольная, что он вышел из ее воды. Шофер стоял молча и вдруг очнулся.
– Ты чего?
– Ничего.
– Ты брось! Не надо! Это ты из-за меня…
– Почему из-за тебя? – обиделся Букварь. – Просто зачем на самом деле взрывать не ту скалу?
Он стоял, переступая с ноги на ногу, потому что камни леденили ему пятки. Он улыбался. Шофер был старше, но Букварь смотрел сейчас на него сверху вниз, как на ребенка, и улыбка у него получалась покровительственная. «Вот так же смотрит на меня Николай…»
– Нечего время тянуть, – нахмурился Букварь, – у меня еще есть дело.
– Погоди, – сказал шофер, – тогда возьми записку. От Кустова. Без нее нет смысла…
Букварь пошарил в ватнике, упрятал записку Кустова, отпечатанную на машинке, в хлорвиниловую обложку паспорта и засунул ее в карман ковбойки.
– Ну, ладно.
Опустив глаза, стараясь не глядеть на бесновавшееся перед ним ржавое море, он пошел к воде. Он не любил входить в холодную воду.
Букварь думал, что ему скорее нужно войти в воду, в мутную, быструю воду, и тогда станет тепло, и тогда не будет на длинных ногах мурашек. Во всяком случае, их уже не увидит шофер.