Истребители. Трилогия
Шрифт:
Генералы и маршалы молчали, они были согласны со словами Сталина. Войска еще не готовы к наступлению, мало того к обороне они тоже были не готовы. Некоторые удивленно переглянулись, недоумевая с какого боку тут известный летчик, что хотел этим сказать Сталин.
После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.
– Есть новости, товарищ Архипов?
– Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.
– Что вы думаете о новой машине?
– Пока не знаю,
– Как только они пройдут доклад об испытаниях ко мне немедленно.
– Будет сделано, товарищ Сталин.
– Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?
– К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводиться усиленная тренировка личного состава…
Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:
– Что там с товарищем Суворовым?
– Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.
– Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, – велел Сталин.
Через час Архипов был в больнице.
– Что у вас? – спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.
– Рецидив. Снова: прикрой, атакую! – ответил особист бросая бычок в урну.
– Значит, сегодня снова бредил?
– Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.
– Что Власова говорит?
– Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил борясь с болезнью. В общем сердце может не выдержать.
– Понятно… О, как раз Елена Степановна идет. Сейчас узнаем что там.
Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.
– Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? – спросил майор.
– В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, – ответила она, снимая маску. Вытерев мокрый лоб рукавом, она спросила:
– Надеюсь посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову, доступ, кроме медперсонала БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.
– А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, – вздохнул майор.
– Перенесли?
– Да, объяснили ситуацию, и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались, понимают в чем дело.
С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем, была рада моему возращению, раз умудрилась удлиниться. Попытка пошевелиться ни к чему ни привела, кроме сильной слабости бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.
Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, я открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли, и приложили к губам носик поилки. Живительная влага как бушующий водопад полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и подбородку
капая на больничную пижаму.Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.
– Ну что Сева, с возращением?
Громко сглотнув, я хрипло ответил:
– Да… Выиграл все-таки…
Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким как наждачная бумага. Несколько глотков воды не спасли меня от засухи.
Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова напоила, и как только я закончил сразу же спросила:
– Что выиграли?
Судя по ее виду, пока не расскажу не отстанет, поэтому прочистив горло, проверяя в каком оно сейчас состоянии, ответил:
– Я с Богом в карты играл…, – и многозначительно замолчал.
Судя по виду Маши, она готова была из меня душу вытрясти, чтобы узнать подробности, но не успела, в палату вошла мой лечащий врач.
– Здравствуйте, Елена Степановна.
– Вячеслав? Очнулся значит.
– Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз десять минут назад. У больного была сильная жажда и я напоила его водой, – затараторила Маша повернувшись к ней.
– Хорошо. Количество? – спросила она у медсестры подходя ко мне и снимая стетоскоп.
– Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.
– Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, – велела врач.
– Ясно.
– Как себя чувствуешь? – уже у меня спросила Елена Степановна.
– Сильная слабость. Легкая боль в ноге. Бок и рука вроде в норме. Что со мной было?
– Воспаление. Хирурги вскрыли твою рану на ноге, и обнаружили в ней гной мешающий работать кровообращению.
– Понятно. А сколько я был без сознания?
– Трое суток.
– Ого.
– Так! Больной! Не мешайте мне!.. Дыши… Не дыши… Все можешь дышать… Хрипов в легких нет, – диктовала она Маше которая записывала что-то в мою историю болезни.
В течение получаса меня тщательно осматривали, щупали, и переворачивали.
– Больной. В течение десяти суток вход к вам будет закрыт. Пока я не дам разрешение, ни кто кроме медперсонала к вам не войдет, – сообщила мне Елена Степановна.
– Лечится так лечится. А когда кушать можно будет?
– Уже можно. Сейчас распоряжусь, и тебе принесут ужин. У нас вечер на дворе, – выходя сказала врач.
– Спасибо, – успел крикнуть я.
– Я сейчас назначения унесу, и вернусь. Жду твоего рассказа, – сообщила Маша, и быстро скрылась за дверью.
Я уже успел со всеми поговорить кто работает в моей палате, кому сюда есть доступ: Что не надо называть меня дважды Героем Советского Союза, они сперва это делали, а можно на ты, и по имени. Было трудно, но я справился.
Как только Маша вернулась, и еще раз напоила, стала вытребовать про что я говорил когда очнулся.
– Интересно? Ну слушай. Значит, дело было так: лежу я, и вдруг в палате появился сияющий ярким светом тоннель и меня начало возносить в него. Как будто засосало в туннель. Потом хлопок и я на небесах.