It's So Easy And Other Lies

Проблемы в наших отношениях стали казаться ещё реальней после того, как моя мама оценила весь их масштаб. Новых концертов на горизонте не предвиделось, а мы постоянно находились вдвоём дома на Лорел Террас, и ситуация окончательно зашла в тупик.

Стивен жил по соседству и у него была наилучшая точка для обзора наших отношений. Он знал, что мы с Мэнди уже обращались за парной психотерапией, и он видел, как сильно я страдал даже после этого. Он был тем, кто наконец поставил меня перед выбором – прямо в Рождественский Сочельник.

«Чувак, если ты не выставишь её вещи к завтрашнему дню, это сделаю я.» - сказал он мне – «И это будет отвратительно. Поверь, ты не хочешь, чтобы я это делал, а я ведь готов.»

Он был прав. Между нами всё было кончено. Я должен был это признать. И должен был действовать. В Рождественский день 1989 года я отдал Мэнди чемоданы Halliburton, которые мне подарили Aerosmith и попросил её убраться. Я был твёрд как сталь. И я оставил себе нашу собаку. Вот тебе блять и Рождество.

Я чувствовал себя совсем потерянным, и моё сердце было разбито. Думал о том, что подвёл маму и всю свою семью. Казалось, они раскусили, что я жил во лжи. Скорее жил множеством маленьких кусочков лжи, которые ты говоришь себе, чтобы казалось, что твоя жизнь лучше вписывается в идеальный образ. И тут вдруг покровы были сорваны. Для меня всё сводилось к одной простой вещи: Точь-в-точь как мой отец, - думал я, - тот, по чьим стопам я так не хотел пойти.

Я был настолько погружён в депрессию, что МакБоб, гитарный техник, тайком проник в мой дом и вынес оттуда мой пистолет. Позднее он признался, что не хотел оставлять его там, учитывая, как я вёл себя в то время. Он припрятал пистолет в гитарном кофре и отнёс на склад.

Многие из моего окружения надеялись, что когда боль вызванная распадом моего брака утихнет, я смогу понемногу начать отказываться от водки. Но вместо того чтобы завязать, я совсем расклеился. Я стал больше пить, когда семейная жизнь не задалась. А когда Мэнди ушла, я ещё и добавил к этому наркотики.

Первый раз за день я стал выпивать уже не в 4, как раньше, а где-то в час. Я также стал принимать больше кокаина, чтобы выпивать больше и дольше. Это оказалось дьявольским коктейлем для меня. Отныне я мог пить до тех пор, пока не усну – а на кокаине можно не спать по четверо суток, по крайней мере, мне удавалось. И только так я мог притормозить. Кроме этого, остановить меня мог только человек, которого я уважал – например, мой брат Мэтт – который бы сказал «Ты, блять, по-легче». Я также выяснил, что валиум и кодеин могли помочь мне уснуть, если мне наконец нужно было отоспаться после многодневного запоя. Я представлял себе эту ситуацию так, словно я просто использую современные научные способы справиться с непростым периодом, и я считал, что сокращу потребление алкоголя и наркотиков, как только сердечная боль отпустит.

Однажды в начале 1990 года в моём доме зазвонил телефон.

«Да…эээ…а Дафф дома?» - спросил голос на том конце.

«Это Дафф»

«Эээ…Привет, это Игги»

Я сразу понял, что это не розыгрыш одного из моих придурошных друзей. Это был сам Игги Поп, и он был в Лос Анджелесе, чтобы записать новый альбом. Он спросил меня, не хочу ли я поучаствовать в записи.

«Конечно!» - сказал я.

И затем, стараясь казаться более равнодушным, чем на самом деле, я добавил: «В смысле, почему бы и нет».

Вообще-то я познакомился с ним более чем годом ранее. Через два дня после окончания тура с Aerosmith в сентябре 1988, Guns выступали на чём-то типа фестиваля в Далласе, штат Техас. INXS были хэдлайнерами, а разогревали the Smithereens, Ziggy Marley, и Iggy. Мне так хотелось встретиться с ним. После шоу Игги и я оба оказались на вечеринке в гостиничном номере Майкла Хатченса, вокалиста INXS. Я чертовски нервничал от того, что находился в одной комнате с Игги, парнем, который вдохновил меня на мечту, с которой я прошёл всю жизнь – мечтой, которая во многом определила мой жизненный путь. Так что я начал ужираться. Майкл Хатченс в то время уже был популярен за счёт того, что встречался с моделями и попадал в объектив папарацци, не меньше чем за то, что исполнил “Need You Tonight,” и я думаю, что Игги чувствовал себя там не в своей тарелке так же как и я, так что присоединился ко мне. И мы нажрались вместе.

А теперь он просил меня играть с ним. Слэша тоже пригласили, и мы вошли в студию с охрененным барабанщиком Кенни Арнофф. Я пришёл туда с мыслью, что сессия звукозаписи будет просто одним большим фестивалем наркоты и бухла – идеальным способом скоротать пару недель, как мне казалось. Люди, небось, легенды будут рассказывать о том, как мы заново изобрели дебоширство. Но в первый же день, когда мы прибыли в студию Ocean Way в Голливуде, продюсер Дон Уэз предупредил нас, что Игги недавно завязал. Я словно почувствовал запах горящих тормозов, в момент, когда мои мечты о безумных днях этой сессии пошли прахом. Упс. У меня то была вполне сложившаяся зависимость от наркотиков и алкоголя, а теперь, из уважения, пришлось скрывать это во время записи альбома.

Но Игги был прошарен в таких вещах и скоро заметил, что Слэш и я то и дело прятались в уборной, чтобы сделать дорожку кокаина и глотнуть из припрятанной бутылки. Игги отнёсся к этому спокойно и ни разу не упрекал нас по этому поводу. В конце концов, выступление на вечеринке по поводу выхода альбома Brick by Brick стало одним из моих любимых шоу. Трезвенность не изменила одну вещь: в студии ли, или на сцене, Игги волшебным образом перевоплощался и становился раскалённой до бела, неконтролируемой и неудержимой рок-н-ролльной мощью, кружащейся, визжащей, дикой и охуенной. Дикой и охуенной.

Слэш и я начали вновь проводить много времени вместе. Но мне по-прежнему виделась невидимая граница между нами и я ожидал возможного разлада. Я ездил везде на велике, чтобы не приходилось садиться за руль, на тот случай если я обдолбаюсь. На мне были шорты и конверсы, а бутылка бухла была привязана к раме велика. Неподалёку от моего дома, в Уилакр Парке я обнаружил велосипедные дорожки и стал кататься по ним. Это был довольно дикий парк, и езда через его чащу создавала эффект подобный тому, словно ты сидишь на дне бассейна: внезапно город исчезал, его шум и оживлённость приглушались.

Гитарный техник Слэша, Эдам Дэй, жил недалеко от Стива в то время. Мне нравилось ездить через парк настолько, что я убедил Эдама кататься со мной время от времени. Я звонил ему и мы выезжали поразмяться на вело-тропинках Бэтти Диаринг.

Но по большей части безделье причиняло мне вред. Работа меня занимала. Разумеется, я мог и выпить к концу репетиции, но я всегда приходил на неё и оставался в форме. Стивен, в отличие от меня, начинал уходить в неадекват. Его участие в репетициях, написании и записи песен становилось всё более редким, и его способность играть сильно страдала.

Иззи к тому времени окончательно бросил употреблять, и отдалился от нас. В периоды сочинения материала он присылал записанные дома кассеты с идеями и песнями. Не было никакой враждебности в его нежелании приходить на репетиции, и его песни – такие как “Pretty Tied Up” и “Double Talkin’ Jive” – были классными.

Мы решили включить нашу первую законченную песню в благотворительный альбом Nobody’s Child, который составляли жёны музыкантов из the Beatles в пользу Румынских сирот. В начале 1990, мы собрались в студии, чтобы записать эту песню. До того дня, мы всегда записывали базовый трек вместе. Слэш, Иззи, Стивен и я играли в студии, чтобы положить на плёнку ритм. Первое, что нам нужно было – это полная версия ударной партии. Бас гитара и ударные всегда прежде записывались быстро. Мне редко приходилось перезаписывать свои куски, потому что мы со Стивеном так слаженно работали в качестве ритм-секции. Но когда мы попытались записать базовый трек для “Civil War”продюсеру Майку Клинку пришлось склеивать барабанные дорожки из дюжин неудачных дублей – причём вручную, поскольку это было ещё до того времени, когда цифровая запись намного упростила процесс редактирования.