Иудаизм. Древнейшая мировая религия
Шрифт:
Мидраш и Агада
Многочисленные наблюдения о Боге, хотя и не систематизированные, мы находим в классических текстах раввинистического иудаизма, Талмуде и мидрашах. Некоторые из них представляют собой вариации на библейские мотивы. Другие адаптируют библейские учения, развивают их, а то и косвенным образом противоречат им. Однако практически всегда раввины сопровождают свои ремарки цитатами из Библии. Это очень характерно для мидрашей: перечитывать Библию, как если бы она была современным текстом.
Приведем несколько примеров.
Псалом 65 начинается с не вполне ясного утверждения: «Тебе, Боже, тишина есть хвала на Сионе, и Тебе воздастся обет». Довольно часто подобные туманные места привлекали внимание мидрашистов. Одно из раввинистических объяснений связывает
79
Палестинский Талмуд, Берахот9:1; Мидраш на Пс 19:2. Относительно связи между этим мидрашом и апофатической теологией см. Louis Jacobs, A Jewish Theology(London/New York, 1973), 47-48. Как замечает Джейкобс, Маймонид ссылается на этот стих из Псалмов как на аргумент в пользу своей апофатической теологии. Современные размышления на данную тему см. в A. J. Heschel, Man’s Quest for God(New York, 1954), 41-44.
«Да призрит на тебя Господь светлым лицом Своим» (Числ 6:25). Рабби Натан говорит: это свет Шехины, как сказано (Ис 60:1): «Восстань, светись, ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою» [80] .
«Я, даже Я, есть Он, – и нет бога, кроме Меня; Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю» (Втор 32:39). Этот стих приводится как ответ [трем категориям евреев]: тем, кто говорит, что нет власти на небе; тем, кто говорит, что на небе – две власти; и тем, кто говорит, что нет власти, которая может оживлять и умерщвлять, делать зло или добро. [81]
80
Сифре Числа,41. Это толкование говорит о пребывании Бога со своим народом. Оно предлагается в противовес другой точке зрения, согласно которой имеется в виду свет Торы (и соответственно более отдаленные и более интеллектуальные взаимоотношения между Богом и Израилем).
81
Сифре Второзаконие,329.
В отсутствие систематического богословия о богословии раввинов дают представление темы, к которым они возвращаются снова и снова. Одна из этих тем – единство Божие. По-видимому, раввины утверждали ее перед лицом альтернативных воззрений: не только языческого многобожия, но и христианской веры в Троицу, персидского дуализма (при котором мир видится как поле битвы между добром и злом) и еще одной дуалистической концепции, при которой Богу помогает в сотворении и управлении миром своего рода меньший бог. Поэтому раввины непреклонно настаивают: Бог един и уникален, и никаких помощников у него нет.
Опираясь на библейские основы, раввины сочетали представление о божественной трансцендентности с идеей присутствия Бога в мире. Это присутствие они называли словом «Шехина» (существительное женского рода!). Концепция Шехины было попыткой сохранить понятие о любящем и личностном Боге перед лицом философских умозаключений, делавших упор на совершенство и отдаленность Бога. Раввины даже говорили, что Шехина делит с людьми их страдания, уходит в плен вместе с народом Израилевым. Интересно, что это ничуть не мешало им одновременно верить в единство Божие! Как это бывало и в Библии, одна концепция накладывалась на другую, причем никто не анализировал возникшие противоречия и не пытался их решить. Аналогичным образом обстоит дело с образами Бога как безжалостного судьи и как любящего отца. На первый взгляд, перед нами вещи взаимоисключающие, но раввины думали иначе:
Был у царя кубок тончайшего стекла.
– Чем, – думал
царь, – кубок этот наполнять? Горячей влаги стекло не выдержит, от холодной потускнеет.И царь брал кубок только для теплых напитков.
Сотворил Бог вселенную и подумал, как руководить Своим творением: одним строгим правосудием – миру грозит разрушение; одним милосердием – земля в грехах потонет. «Соединю, – решил Господь, – правосудие с милосердием. И то, устоит ли? [82]
82
Берешит Рабба12:15. [Цит. по пер. С. Г. Фруга. – Прим. пер.]
Многие евреи, не изучавшие раввинистические тексты, знакомы с их богословием по молитвенникам. Неистощимый материал для проповедей содержит и раввинистическая агада (она во многом и возникла в условиях проповеди, как ясно из многих притч и назиданий). Если читатель ищет логические построения и ответы на философские вопросы о Боге, его не удовлетворит раввинистическая аргументация. Однако в своей непосредственности и интуитивности выкладок, способности извлечь многочисленные и часто удивительные ответы из внимательного вчитывания в тексты, она часто кажется на удивление современной.
Философы
Первым еврейским философом был Филон Александрийский (первая половина I века н.э.). Он написал много книг, и многие из них дошли до наших дней. Правда, на еврейскую традицию они почти не повлияли, а сохранили их для человечества лишь христианские писцы. К философским трудам Филона подтолкнула встреча иудаизма, основанного на Библии, с греческой мыслью (главным образом платонического толка). В своих книгах Филон пытался примирить эти воззрения, понимая Библию как своего рода учебник по платонизму.
После Филона еврейская философия долго молчала, пока не возродилась в контексте мусульманского калама (схоластической теологии) IX века. Самой выдающейся фигурой этого времени был Саадья (882-942), глава («гаон») еврейской академии в Суре (Ирак). Калам ставил перед собой преимущественно апологетические задачи: обосновывать религиозные верования рациональными доводами. Тогдашние еврейские мыслители, как раббанитские, так и караимские, сочувствовали этим задачам, за вычетом того, что источником богооткровенной истины считали Еврейскую Библию, а не Коран. Еврейский калам просуществовал недолго: на смену ему пришла полновесная философская традиция, основывавшаяся на греческих авторах (посредством арабских переводов).
В средневековой еврейской философии господствовало аристотелианство, но давал о себе знать и неоплатонизм. Ярчайшим неоплатоником был Соломон Ибн Габироль (ок. 1020 – ок. 1057). Мы уже упоминали о поэме «Царский венец» («Кетер мальхут»), а его важнейший философский труд называется «Источник жизни». Самый известный из еврейских аристотелианцев – Маймонид. Свои богословские воззрения он развивал не только в трактате «Путеводитель колеблющихся», но и в ряде других произведений, в том числе «Мишне Тора» (комментарий на Мишну и свод законов). Первая глава последней из вышеупомянутых книг начинается с утверждения о существовании Бога. Это утверждение сочетает библейские и аристотелианские элементы:
Основа основ и столп мудрости – знать, что есть Первичная Сущность, которая является причиной существования всего сущего. И все, что есть на небесах и на земле, и все, что между ними, существует благодаря Истинной Сущности. И если представить, что Его нет – ничто не могло бы существовать. И если представить, что ничего, кроме Него, не существует, – Он один будет существовать и не исчезнет, как все остальное. Ибо в Нем нуждается все сущее, а Он, Благословенный, не нуждается ни в чем. Поэтому Его истинность отлична от истинности всего. («Мишне Тора», 1:1-3) [83] .
83
Цит. по пер. И. Верника. – Прим. пер.