Иван Берладник. Изгой

–  Терпи, - наставительно заметил старший паломников.
– Ежели такое испытание тебе Господь посылает, знать, надобно нести крест свой, как он нёс.

–  Я терплю. Да только сердце изболелось… Помолитесь за меня, отцы, ибо сам я не могу - душа мятётся, покоя нет.

–  Помолимся, - утешил старший паломник.
– Уповай на милость Господа. Авось, всё устроится…

До самого отплытия на Афон Иван пробыл с русскими - дышал с ними одним воздухом, беседовал о Руси, вспоминал свои похождения, даже исповедовался, каясь во всех ошибках. Верилось - чем откровеннее будет он, тем точнее донесут его просьбу богомольцы до святого места и тем вернее судьба соблаговолит ему. И, когда они отплыли до Святой Горы, долго глядел им вслед, ощущая, как растёт в груди пустота и боль. Словно сердце отпускал с ними в дорогу.

Но когда ладья, отчалив от берега, скрылась из вида, Иван словно проснулся. Господь помогает смелым. Может быть, молитвы паломников помогут ему в осуществлении его замысла - но и сам он не будет сидеть, сложа руки.

Как почётному пленнику, Ивану полагалось денежное содержание - на дом, вина, прислугу и женщин для утех. Предполагалось, что, став на службу императору, он отработает все вложенные в него средства. Этими деньгами Иван сумел подкупить свою стражу, и те стали сквозь пальцы смотреть на то, куда и зачем ездит странный русский. Всё же главного он не раскрывал - как ни велико было вознаграждение, любой солдат мог получить награду, если выдаст план побега. А состоял он в том, чтобы, когда русские паломники поплывут обратно, тайком пробраться на их судно и в трюме покинуть ненавистные Салоники.

Уже всё было готово, и русская ладья должна была со дня на день пристать к берегу, дабы пополнить для обратного пути запас воды и пищи. Иван опять пошёл на высокий скалистый берег, откуда были видны почти все Салоники, причалы и залив. Стоял пасмурный день, видно было плохо, но он до рези в глазах всматривался вдаль - не мелькнёт ли бело-полосатый парус? Если бы мог, полетел, как на крыльях, навстречу ему.

Топот копыт он услышал не сразу и вздрогнул, когда окликнули по имени:

–  Архонт Иоанн! Перед ним стоял гонец:

–  Архонт Иоанн, вас приглашает к себе эпарх Фессалоник, благородный Теодор Скиф.

–  Не пойду, - ответил Иван, опять оборачиваясь на море.

–  Но у него для вас важные вести. Прибыли гонцы с Руси!

Русь! Не может такого быть, чтобы всё было так легко и просто. Он строил планы, готовился рискнуть жизнью и честью, а судьба подкидывает странный дар. Что это? Ловушка?

–  Что за гонцы?
– спросил, стараясь не выдать дрожи в голосе.

–  Из Галисии…

…Нет, он не скакал - летел, как на крыльях. Гонцы из Галича? Возможно ли сие? Но почему бы нет? А вдруг заболел и умер братец Ярослав? Вдруг что-то переменилось на Руси и о нём вспомнили? Вдруг…

Иван был готов к любому развитию событий, но, взбежав по широким ступеням в просторный дом эпарха и увидев его гостя, почувствовал, что радостное нетерпение покидает его - словно его выдуло ледяным ветром.

Подле эпарха стоял Избигнев Ивачевич.

–  Ну, здравствуй, княже Иван Ростиславич, - радушно улыбнулся тот в седые усы и шагнул, раскрывая руки для объятий.

–  Откуда?
– Иван отшатнулся.
– Как? Какими судьбами?

.
– Ведомо, что не доверяешь ты мне, - покачал толовой боярин.
– Я и сам не хотел ехать, да уломали меня.

–  Кто? Ярославка?

–  Почто он?
– Избигнев вроде как обиделся.
– Он не ведает ничего. И, ежели прознает, худо мне придётся. Головы могу не сносить за то, что стою и с тобой разговариваю… Бояре меня до тебя послали. Дескать, ты среди нас самый именитый, вот и езжай, поклонись Ростиславичу в ноги. Галич тебя зовёт на княжение.

–  Что?
– Иван подался вперёд. Ему показалось, что он ослышался.
– Как - зовёт?

–  Ярослав Осмомысл последний разум потерял. Жену законную, Ольгу Юрьевну, в монастырь грозится упечь, а сам спутался с попадьёй. Живёт с нею на глазах законной жены. Наши боярские вольности сызнова ущемлять начал, едва ему на сию связь намекнули. Вот и порешили мы, что пора скидывать Осмомысла, а на его место тебя сажать. За тем и приехал - або не надобен нам более Ярослав-князь, а ежели ты отрекаешься, то сажаем на стол его юного сына, Владимира Ярославича. Он, хоша и отрок сущий, четырнадцати годов, а…

–  Не допущу, - вскинул руку Иван.
– У меня тоже сын есть. И, коли скидывать Ярослава, то мой черёд княжить.

–  Знал я, что не откажешься ты, Ростиславич, - голос старого боярина чуть дрогнул.
– Ты прости меня за то, давнее, ведь не своей волей я тебя тогда ять хотел… А коли не только на словах простишь, верным тебе слугой буду.

–  Прощу, прощу, - покивал Иван.
– Дай на Русь воротиться. Только как отсюда вырваться?

Они оба обернулись на эпарха. Тот вскинул пухлые руки, снизу вверх глядя на громадных, возвышающихся над ним русских.

–  О чём разговоры!
– воскликнул он.
– Я уверен - император Мануил согласится предоставить свободу князю Галичины! Он не желает испортить отношения с Русью Великой! Я сегодня же пошлю ему гонца. Завтра отходит корабль в Константинополь - на нём твоя грамота и поплывёт, Иоанн!

Словно камень свалился с души. Видимо, поистине святые люди плыли в паломничество на Гору Афон, и молитвы их легко дошли до Престола Господня. Иван перекрестился, горячо благодаря Богородицу за заступничество и помощь и с лёгким сердцем проследовал за эпархом в трапезную, где тот радушно наливал гостям вина, предлагал редкостные яства, больше потчуя Избигнева Ивачевича, ибо сам Иван уже привык к чревоугодию хозяина.

Прощались через несколько часов. Иван поехал первым, а Избигнев, хотя и обещался сопровождать князя до выделенного ему домика, подзадержался на пороге эпархова дома.

–  Мой князь может быть уверен?
– негромко спросил Избигнев Ивачевич.

–  Уверен. Господин может уже сегодня ночью послать гонца сказать, что дело сделано. Но сдержит ли слово архонт Галисии?

–  Князь Ярослав верен слову. Нет князя - нет и княжества. Император Мануил может считать Подунавье своим.

Из оливковой рощи, которая окружала дом эпарха, раздался нетерпеливый голос Ивана:

–  Избигнев Ивачевич! Чего ты там застрял? Я тебя жду!

Боярин вздрогнул и суеверно перекрестился. Так страшно и странно было слышать слова «Я тебя жду» от того, кто, сам того не подозревая, был уже мёртв…

ЭПИЛОГ

ила человеческая! Откуда берёшься ты и куда уходишь! Почему одни рождаются с этой силой, а другие, как ни стараются, не могут одолеть и малой хвори, не говоря уже о смертельном недуге? И почему слабые всегда завидуют сильным? Не потому ли, что лишь силой нельзя поделиться - её нельзя отнять, подарить, продать или купить.