Иван Берладник. Изгой

Там он застал пир - на кострах жарили целые бычьи и бараньи туши, где-то визжали девки и бабы. Стлался едко пахнущий дым, из шатров слышалась музыка и заунывные степные песни. Сартаку доложили о приезде князя урусов, и тот принял Ивана в своей юрте, где собрались все нукеры.

–  Вай, коназ Иван!
– всплеснул руками хан Сартак.
– Молодец, что пришёл! Садись, ешь, пей с нами! Налить другу моему вина!

Сидевший по правую руку от старшего брата хан Отрок со скалозубой улыбкой указал Ивану место подле себя. Раб-виночерпий поспешил наполнить вином пиалу.

Иван только в руки взял расписную чашу - по запаху понял, что это не просяная буза, которую любят степняки и тем более не кумыс, поднесли ему настоящего русского мёда, настоянного на травах.

–  Отколь мёд сей?
– спросил Иван, не спеша делать глотка.

–  Боги послали. Садись, ешь, пей!

–  А что празднуете? Грабёж земли русской? Её меды пьёте, её хлеб едите!

–  Вай, коназ Иван, - Сартак прищурил глаза, - зачем кричишь? Зачем злишься? Батыры мои удачу себе добыли…

–  Удача сия - русские слёзы и кровь!

–  Война!
– хан развёл руками.
– Не обойтись без того…

–  Добро, на чужой земле. Но это - моя вотчина! Свою землю грабить не дам!

–  А пусть она сперва твоей станет!
– сказал Отрок.

–  Она уже моя!
– повысил голос Иван.
– Я родился тут. Тут отец мой погиб, мать живёт. Здесь детям моим жить и внукам, а вы её зорите! Не дело это!

–  Вай, коназ Иван! Сам посуди - ты нас сюда привёл? Привёл!
– Сартак улыбался, но в улыбке этой сквозил волчий оскал.
– Плату обещал? Обещал! А где плата?

–  Вот возьмём Галич…

–  Возьмём ли - нет ли, а живём один раз! Это судьба - сегодня ты жив, а завтра нет тебя. Все под небом ходим, никто от судьбы не уйдёт. Ждать обещанного - можно не дождаться.

–  Своё берём, коназ Иван, - вставил слово Отрок.

Он говорил правильно, поэтому Сартак терпел, что младший брат встревает в разговор.

–  Нет, вы не своё берете!
– Иван еле сдерживался.
– Вы меня грабите! Меня осиротить хотите! Вот вам мой сказ - или вы сей же день ворочаете всё, что награбили, или прочь с моей земли!

Он распахнул рукой полог шатра, указывая на розовеющий вдалеке закат, не заметив, что сгоряча выплеснул из чаши мёд наземь. В шатёр ворвались запахи костров, шум и крики. Отчаянно вопила женщина…

Глаза у обоих братьев-ханов сверкнули.

–  Ты своё слово сказал, коназ Иван?
– медленно промолвил Сартак.

–  Сказал. И слово то последнее! Братья-ханы переглянулись.

–  И мы своё скажем, - произнёс Сартак.
– Потом. А сейчас надо есть, пить и веселиться!

Иван развернулся и вышел из шатра, швырнув наземь пустую пиалу.

На другое утро ушичане с удивлением следили за тем, что творится в стане осаждающих. Берладники не на шутку сцепились с половцами, отнимая полон и уцелевшую скотину. Шум, гам, неразбериха стояли такие, что ушичане не знали, радоваться или печалиться. Вроде бы хорошо - враги перессорились и оставили их в покое. А с другой, худо - как бы не озлились поганые, как бы не прошлись огнём и мечом по земле, вымещая злобу и досаду!

Половцы зубами и когтями вцепились в награбленное. Но многим пришлось расстаться с чужим добром. Третьего хана, пошедшего с ними, крещённого именем Данила, не было в шатре - он ещё вчера отправился в дальний поход в зажитье и подоспел с полоном как раз в разгар спора. Без лишних слов берладники налетели на половцев и отобрали весь полон и добро до последней нитки.

Это разозлило степняков, и на рассвете следующего дня их стан весь, как один человек, пришёл в движение. Всадники собирали шатры, затаптывали костры, сгоняли в кучу уцелевшую скотину и немногочисленных пленников, которых не сумел отбить вчера Иван, навьючивали на повозки ханские юрты и спешили покинуть окрестности Ушицы.

Не обращая внимания на предостерегающие крики, Иван с малым числом ратников выскочил наперерез головному отряду, где под своим бунчуком скакал хан Сартак с дочерью и старшим сыном.

–  Что это, хан?
– спросил Иван, осаживая коня.
– Куда вы идёте?

Сартак хищно оскалился, наклоняясь вперёд:

–  Не по пути нам, коназ Иван! Расходятся наши дороги. Степь велика. Молись, чтобы не пересеклись наши пути!

–  Ты бросаешь меня? А наш уговор?

–  Ты сам первым его нарушил. Кипчаки не могут больше оставаться и воевать за тебя, потому что ты не даёшь нам воевать…

–  Не даю грабить, - начал Иван. Но хан лишь махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

Князь обернулся к Турче. Девушка сидела в седле, гордо глядя вдаль, поверх головы Ивана.

–  Турча, а как же обещание… Я тебя княгиней сделаю.

–  Ты?
– скривилась степнячка, на миг опустив взгляд.
– Ты не сумеешь. Ты не воин, а трус!

–  Турча!

–  Пошёл прочь!
– она выхватила камчу.
– А не то захлестну арканом и уволоку в степь!

Она двинулась прямо на него, и Иван повернул коня. Половцы шли мимо широкой рысью, пригибаясь к сёдлам, и лица у всех были, как у голодных зверей. Несколько рук потянулись к арканам, и Иван, хоть и чувствовал за собой ряды своих берладников, поспешил отъехать в сторону. Добра не будет, если он по-глупому сейчас попадёт в полон. Добра не будет, даже если его и отобьют.

Мрачнее тучи воротился он в свой стан. Тимофей Попович и Мошка с Бессоном, ближние соратники, встретили вопросительными взглядами.

–  Чего теперь будет, княже?
– первым не выдержал Бессон.

–  Не ведаю, - Иван обернулся на стены Ушицы.
– Попытаемся взять град сей.

Но ни первый, ни второй приступ удачи не принесли. Не было у берладников прикрытия из дождя половецких стрел, десятками падали они под стенами города. А тут ещё пошёл дождь, ознаменовав конец бабьего лета, и надежды поджечь крепость растаяли как дым.

В один из осенних мокрых дней в стан к берладникам пробился гонец. Сгоряча его чуть не пристрелили, приняв за вражеского лазутчика, но он успел назваться, и его провели к Ивану.

Увидев гонца, Берладник чуть со стольца не свалился. Перед ним стоял сотник боярина Шварна - тот самый, который когда-то отбил его под Черниговом у людей Долгорукого. Осунувшийся, заляпанный грязью, шатаясь от усталости, он шагнул к князю и поклонился:

–  Здрав будь, Иван сын Ростиславович.