Иван Берладник. Изгой

Последнее слово прозвучало Ивану, как пощёчина. Изгой… Хотя нет. Есть у него княжество. Маленькое, захудалое, на самой окраине, половцами разорённое, но своё - зовётся Вырь. Менять ли захолустный Вырь на стольный Галич? Менять ли богатую родину на бедную чужбину?

Когда Иван об этом подумал, выбора у него не осталось.

Зима началась в суете сбора полков. В тот же день Изяслав отправил гонцов во все концы Руси - звать на войну с Галичем Владимира Мачешича, Владимира Андреевича (этому опять обещали удел на Волыни) и родичей Ольжичей. Иван послал Мошку на Дунай поднимать берладников.

Обе княжьи дружины уже были готовы, собирали ополчение и ждали ответов князей. Первым откликнулся Святослав Ольжич. В грамоте, которую привёз его боярин Григорий Иванович, было сказано: «Брате! Кому ты ищешь волости? Иване не сын тебе, не брат и не сват. Лучше бы тебе не начинать первому, а ежели пойдут на тебя с похвальбою, то и бог с тобою, и я с сыновьями и сыновцами».

Это означало, что из Ольжичей никто не тронется с места. Разве что Святослав Владимирович из Вжища мог подойти с небольшими дружинами, да в самый последний момент придёт на подмогу старший Всеволодич, Святослав из Новгорода-Северского. Но и он может остаться на месте, если ему прикажет отцов брат, Святослав Ольжич Черниговский. Торопясь как можно скорее уломать брата, Изяслав пообещал ему в вечное владение семь городов в черниговской земле.

Ответ Ольжича был ещё короче: «Ты не верил мне, что не желаю я занять Чернигова навечно. Ныне не нужны мне города черниговские, населённые одними половцами и псарями. Не ходи, брате, спокойствия Руси ради».

Этот ответ застал Изяслава в Василёве, куда он перебрался, уже находясь в предчувствии похода. Здесь ждал он полки от сыновцев, здесь уже принял Владимира Мачешича. Прочтя грамоту, он поднял глаза на спокойно стоявшего перед ним Григория Иваныча:

–  И это всё, что может сказать мне брат мой Святослав?

–  Всё, - кивнул боярин.
– А на словах велено передать, чтобы ты возвратился в Киев и никуда не ходил.

–  Вот как?
– Изяслав не спеша скатал пергаментную грамоту и поднёс её к свече.
– Тогда ворочайся в Чернигов и передай брату моему Святославу такие слова - не возвращусь, когда уже пошёл. А ему скажи, что, коли сам нейдёт и сына со мной не пускает, то когда возвернусь, пускай не жалуется на меня. Станет он ползти обратно из Чернигова к Нов городу-Северскому.

–  Неужто изгонишь с удела, княже?
– не поверил Григорий Иваныч.

–  Не токмо из удела, но и в Русской земле доли не дам, - отрезал Изяслав.
– А ныне поди прочь, коли сказать больше нечего!

У Василёва задержались на несколько дней - ждали, когда Всеволод Ольжич приведёт половцев. Иван изводился в бездействии. Чуть не каждый день выезжал он из ворот с малой дружиной и без устали, как волк, кружил в заснеженном поле, высматривая, не идут ли полки. И именно он заметил одинокого всадника, что, отчаянно нахлёстывая коня, мчался к городу по обочине дороги.

Дорога уже у самого Василёва делала поворот, огибая овраг. Иван бы не обратил внимания на всадника, но тот скакал со стороны Киева и, спеша сократить расстояние, погнал коня напрямик.

–  Ух ты! Буерака не страшится, - ахнул Гаврилка, успевший познакомиться с занесённым снегом оврагом.

В этот миг конь доскакал до края оврага, сделал последний прыжок и вместе со снежным оползнем рухнул вниз.

–  Что встали? Скачите в помочь, - приказал Иван своим людям.

Дружинники подлетели, осторожно спешились на краю, помогли выбраться гонцу. Конь его, по счастью, не пострадал и ног не сломал, но сильно хромал.

–  Княже?
– гонец подбежал к Ивану.
– Из Киева я! С недоброй вестью!

–  Что такое?

–  Пока князь Изяслав полки здесь собирает, к Белгороду рать движется! Тысяцкий гонца послал.

–  Что за рать?

–  Я почём ведаю. Не то волынцы, не то галичане…

И Галич, и Волынь - всё было плохо. Оставив гонца со своими ратниками, Иван погнал коня обратно в Василёв.

Когда Изяслав Давидич подошёл к Белгороду, его уже взяли полки Мстислава Изяславича. Галичане Ярослава Владимирковича стояли под стенами города - внутрь крепости вошли и луцкие дружины Ярослава Изяславича.

В пути Изяслава нагнал Святослав Всеволодич с половцами и берендеями, которых прихватил в Поросье. Соединившись с новгород-северцами, киянами и немногочисленными дружинами вжищевцев, они образовали грозную силу. Кабы сошлись эти две силы в чистом поле - с половецкой конницей легко бы войска Изяслава опрокинули Изяславичеи и галичан. Но Изяславичи успели занять Белгород, а его кручи над берегом Ирпени обложил Ярослав Галицкий. Грозная сила стояла в десятке вёрст от Киева, угрожая взять сам стольный град.

«Откуда они взялись?» - терялся в догадках Изяслав Давидич, вместе со Святославами, Иваном и Владимиром Мачешичем объезжая вражий стан.

Дело было во Владимире Андреиче. К нему тоже посылали гонцов с призывом идти на войну, обещая долю на Волыни. Но Дорогобужский князь решил по-своему и послал гонцов в Галич и к сыновцу Мстиславу. Хоть и был ненамного старше его, почитал за главного именно Изяславича и, едва тот кинул клич, встал под его знамёна. Сейчас дорогобужские полки тоже стояли в Белгороде.

На двенадцатый день Мстиславу Изяславичу доложили, что к нему пришли послы от берендеев. Эти торкские наёмники стояли за Изяслава Давидича, ибо жили в пределах Киевской земли. Волынский князь долго думал, прежде чем согласиться на встречу, тем более что посол пришёл ночью, в самую глухую её пору и князя подняли со сна. Но в конце концов приказал провести послов в терем тысяцкого, где жил вместе с братом Ярославом.

Послом оказался русский боярин, один из приближенных князя Изяслава, Кузьма Сновидич. Он вошёл осторожно, словно боясь, что его ударят в спину. Посол с любопытством смотрел на невысокого ростом, как все в роду Изяславичей, но широкого в кости и потому кажущегося массивным Мстислава, кутающегося в корзно.

–  Кто ты и зачем пожаловал? Кузьма Сновидич откашлялся:

–  Послали мя к тебе, княже, ханы берендеев - Тудор Сатмазович, Каракозь Мнюзович, Карась да Кокби и велели тако передать: «От нас тебе будет и добро, и зло. Но ежели дашь нам в награду по городу каждому, то отступим от Изяслава и в степи уйдём».

Мстислав переглянулся с братом Ярославом. Потом перевёл взгляд на Владимира Андреевича. Тот был ещё во власти сна и смотрел на Изяславичей мутным взором. Поняв, что от трёхродного стрыя ничего не добьёшься, Мстислав снова обратился к брату: