Иван Безуглов

– Теперь, слава Богу, это не актуально, - смеялся Верлен, - есть самолеты, есть мосты и многие другие средства транспорта, но попробуйте представить себе первопроходца, который рвался туда, на юг, в благословенную Америку, и вдруг натыкался на эту бестолковую массу падающей воды, через которую было ни пройти, ни проехать... Впрочем, - посерьезнел он, - хорошо все, что приносит вклад в экономику, а Ниагарский водопад, слава Богу, - не последняя статья в доходе этих мест.

Таня посмотрела на него с изумлением. В первый раз за эти четыре дня Верлен говорил о бизнесе и доходах не со своей обычной шутливой интонацией, выдававшей, между нами говоря, предельную уверенность в себе, но серьезно и даже несколько устало. Эти четыре дня в Монреале стали для маленькой делегации из России настоящим откровением. Они бродили под высокими потолками швейной фабрики, где под ровными лучами искусственного света сосредоточенно, размеривая каждое движение, трудились молодые работницы. Приехали на склад готовой одежды, поражавший своими размерами - казалось, в эти джинсы и рубашки можно было одеть всю Москву, не говоря уж о Монреале. Несколько часов провели на электронном заводе, среди работниц в белых халатах, с марлевыми повязками на лицах - изготовление современных транзисторов требовало стерильной, без малейшего загрязнения, атмосферы.

Всюду их сопровождал предупредительный, разговорчивый хозяин всей этой империи. Впрочем, как-то раз, когда Иван загляделся на автоматическую линию сборки видеокамер, Поль с испытующим взглядом обмолвился Тане, что далеко не каждому деловому партнеру уделяет столько времени, и что за его гостеприимством - отнюдь не только одни деловые мотивы. В эти дни они встречались с Шахматовой и Татариновым только по вечерам, и, надо сказать, Таню радовало это. Не говоря уж о неодолимой ревности, которую испытывала она к актрисе, Иван сумел дать ей понять, что Анна ждет его решительного ответа. И потому всякий раз, когда красавица, шелестя платьем, грациозно вплывала в ресторан или в зал Монреальской консерватории, Таня вновь и вновь ощущала укол сердечной боли.

Как было бы хорошо, мечтала она, если б не оборвался роман между Полем и московской кинозвездой. Как они подходят друг другу - оба красивые, оба известные, оба занимающие высокое положение в обществе, причем не в том обществе, где хотела бы царствовать она сама, Таня. Ее собственные друзья все, как на подбор, были неисправимыми идеалистами. Они верили в семью, в честный труд, в жизнь, направленную не на то, чтобы пускать пыль в глаза окружающим, а на то, чтобы приносить пользу другим людям. Не за это ли полюбила Таня своего Ивана?

Но была, по чести сказать, и еще одна причина.

Всего однажды она оказалась за эти дни наедине с Верленом, когда накануне отлета на Ниагарский водопад Иван отправился в банк выяснять о порядке получения своих двух миллионов, а Света и Тютчев - знакомиться с работой крупного универмага, также составлявшего часть империи Поля. Верлен сам настоял, чтобы она осталась в розовом небоскребе, изучить систему базы данных, разработанную все той же неутомимой компаний Майкрософт. Зазвав Таню в свой огромный кабинет, Поль раскрыл ящик стола.

– На мое имя пришел из монастыря денежный перевод для вас, - сказал он, протягивая Тане пачку стодолларовых банкнот.
– Я взял на себя смелость разменять его, чтобы отдать вам наличными.

Таня недоверчиво посмотрела на его величественное, с крупными чертами лицо.

– О нет, - засмеялся он, - это не замаскированный подарок от меня. По факсу пришло также письмо от вашей бабушки. Я не стал его читать. Вот оно.

С невыразимым волнением Таня взяла листок телефаксового сообщения. Как всегда на факсах фирмы Тошиба, изображение, переданное за несколько сот километров, не слишком отличалось от оригинала. Твердые буквы почерка, совсем не похожего на старческий, с первого взгляда поразили ее - так этот почерк был похож на ее собственный, с той разницей, что бабушка писала по старой орфографии.

– Ну-с, что пишет наша щедрая старушка?
– осведомился миллионер.

– Просит меня истратить эти деньги по своему усмотрению, и пишет, что скоро пришлет еще, что заминка только за банковскими и юридическими формальностями. Откуда такая щедрость, Поль?

– Она одинока, она живет в монастыре, - Верлен пожал плечами.

– Но это наверняка ее последние деньги!
– воскликнула Таня.
– А вдруг ей потребуется редкая операция? Нет, я не могу, не имею права их брать, Поль!

– Не будьте так щепетильны, - усмехнулся миллионер.
– Деньги еще никому и никогда не мешали. Кроме того, на десять тысяч долларов вы сможете безбедно просуществовать в Москве добрых три года. Правда?

– Правда, - прошептала Таня, на лице которой отражалась борьба с соблазном.
– Нет, Поль, я не буду проживать эти деньги.

– Что же вы на них сделаете?

– Куплю бриллиантовое кольцо и буду носить его постоянно, чтобы не забывать, из какого я рода. А своей будущей дочери завещаю его, как фамильную драгоценность. И обязательно надо рассказать об этом бабушке. Мне кажется, она одобрит мой выбор. Можно мне позвонить ей, Поль?

Поль указал ей на изящный, строгих современных линий телефонный аппарат, стоявший на его обширном столе.

– Междугородная связь в Канаде вообще безотказна, - заметил он, - а если пользоваться аппаратом фирмы Белл, то она превращается в сплошное удовольствие. Кстати, мне дают большую скидку на разговоры - ведь фирма ведет их на многие тысячи долларов в год. Звоните.

Таня, трепеща, набрала номер монастыря, и попросила перевести разговор на аппарат в бабушкиной келье. Поль вышел из кабинета, а когда через несколько минут вернулся, увидал, как по разрумянившемуся лицу Тани текут радостные слезы.

– Она была так счастлива моему решению!

– Во всяком случае, оно показывает, что честь рода Петровско-Разумовских для вас превыше всего.

Таня спокойно кивнула.

– Ах, моя прекрасная москвичка, почему с каждым вашим поступком я увлекаюсь вами все сильнее?
– Он приблизился к Тане и обнял ее за плечи.
– Как пленяет меня в вас, при довольно скромной внешности, это небывалое сочетание простоты, ума и врожденного аристократизма - того самого, чего мы почти лишены здесь, в Северной Америке! Мне кажется, - он наклонил свои полные, чувственные губы к самому ее уху, - что с каждым днем я влюбляюсь в вас все больше и больше.

Таня в испуге отпрянула от Верлена. О, как трудно было ей, скромной москвичке, противостоять напору этого опытного донжуана в самом сердце его обширных владений!

Она помнила об Иване, и помнила о жене Поля (которую он не пригласил ни на один из их деловых ужинов). и все же не могла заставить себя отстраниться, когда изящная, почти женская рука Верлена прикоснулась к ее щеке и этим мимолетным прикосновением вдруг в единую секунду заставила Таню вздрогнуть от внезапно пробудившегося темного, сладостного, почти животного восторга. Нет, это был опытный, знающий свое дело противник! И самое ужасное, что он понимал свою власть над нею - и потому, довольный той сладкой судорогой, которая готова была пробежать по ее телу от одного его прикосновения, тут же отстранился.

– Я не так пошл, чтобы отбивать вас у Ивана прямо здесь, в Канаде, - он помрачнел.
– Более того, я вижу по этим десяти тысячам, что деньги для вас - не главное в жизни. И однако, Таня, подумайте хорошенько. За деньги в Канаде можно купить все...

– Кроме любви, - не удержалась Таня.

– Даже любовь, - возразил Поль, - у меня с этим никогда не было серьезных затруднений. У вас здесь было бы много денег... очень много... и к ним добавилась бы моя вечная преданность и мой вес в обществе...