Иван Бровкин на целине
Шрифт:
— Сколько вас? — спрашивает продавец.
— Ну, человек тридцать…
— Возьмите по два отреза — на шестьдесят костюмов… разных… Зачем вам копить деньги, молодые люди? Одеваться надо!.. Жить надо!..
Продавец показывает всё новые и новые материалы, прикладывает отрезы к Бровкину, Юрису, к себе…
— Посмотрите, как это замечательно! Ни одна девушка не устоит перед вами. Эх, целинники, целинники! — Он с любовью глядит на Бровкина и его товарищей.
— Вы представляете, как подойдёт к этому костюму светлый галстук? — восторженно продолжает продавец,
Николай Бухаров завязывает перед зеркалом новый галстук.
Неловко завязывает галстук Степан. Ему помогает жена.
В разных комнатах мы видим ребят из бригады Бровкина. Одни причесываются, другие возятся с галстуками, третьи надевают новые пиджаки. Все они собираются на торжественный вечер.
А в совхозном ателье мод взлохмаченный Юрис в отчаянии хватается за голову:
— Боже мой! Какой ужас! Это же не брюки, а юбка, — возмущенно восклицает он.
Перед Юрисом, у зеркала, стоит Абаев без пиджака, в голубой сорочке и синих широких брюках, напоминающих матросский клёш. Он довольно улыбается.
— Хорошо! — удовлетворенно говорит Абаев. — Спасибо, Юрис!
— Ты, пожалуйста, только никому не говори, что я шил тебе костюм, — сердится на него Юрис. — Ты мне марку портишь.
В клубе посёлка «Молодёжный» гремит духовой оркестр. Танцуют пары. Здесь много знакомых нам лиц: бригадиры, трактористы совхоза. Но не видно никого из бригады Бровкина.
Парни одеты по-разному: кто в одной сорочке без галстука, кто в сапогах, кто в неглаженных, видавших виды костюмах. Но всем весело.
Гремит оркестр.
Вдруг наступает гробовая тишина.
Музыканты сразу перестают играть.
Все поворачивают головы к входу. У всех удивлённые лица — и у девушек и у парней: в полном составе входит бригада Бровкина.
Впереди всех — Иван Романович, в тёмном костюме, сшитом по последней моде: в узких брюках, в пиджаке с узкими рукавами, в белой сорочке.
Рядом с ним — Захар Силыч в новом тёмном костюме, но вместо сорочки на нём матросская тельняшка; вместо ботинок — сапоги; на голове — морская фуражка.
Справа, слева и позади них — члены бригады, одетые в новые костюмы. Над всеми возвышается долговязый Юрис в шикарном вечернем костюме, с галстуком-бабочкой.
Девушки с завистью глядят на парней из бригады Бровкина.
— Ну и вырядились, прохвосты! — добродушно восклицает один из парней.
— Смотри… смотри на них, Серёжа! — шепчет изумленная жена Барабанова.
Барабанов с радостным удивлением смотрит на Бровкина и как бы про себя говорит:
— Молодец, Бровкин! Знает, что делает!
Оркестранты, опомнившись, заиграли «Барыню».
Все отходят к стенам и посредине зала образуется большой, просторный круг.
Медленно притоптывая в такт музыке, с серьёзным видом в круг входит Иван. За ним — Захар и вся седьмая бригада.
Но Иван не может долго быть деланно-серьёзным и начинает
хохотать. Хохочут и все его ребята. Они бросаются в самую гущу жмущейся у стены толпы и под звуки быстрой танцевальной музыки отнимают у других парней девушек и увлекают их за собой.Музыка и танцы в разгаре.
Ваня отступает назад и медленными шагами выходит на широкий балкон.
Может быть, этот прохладный ветерок, дующий из степи, а может быть, этот лунный вечер напомнили ему родную деревню… Напомнили Любашу… И поэтому таким грустным и задумчивым стал Бровкин…
На балконе, кроме него, никого нет. Он садится на скамейку и смотрит на прозрачное лунное небо. Не слышит он ни веселой танцевальной музыки, ни шума и гама, доносящегося из зала. Его мысли далеко отсюда — за тысячи километров, там, где его деревня, где его Любаша…
Он даже вздрагивает, когда на его плечо опускается чья-то рука. Иван поднимает голову. Перед ним — Барабанов.
Юноша быстро вскакивает.
— Чего же ты уединился? — спрашивает Барабанов, обняв Бровкина за плечи. — Скучаешь?
— Скучаю, Сергей Владимирович! — вздыхает Иван.
Они подходят к перилам и смотрят в ночную степную даль.
В степи — нескончаемая вереница светящихся автомобильных фар. Она тянется до самого горизонта. Машины идут веером, с разных сторон, соединяясь вдалеке в одну линию и так продолжая свой путь.
— Сколько машин, видишь? — спрашивает Барабанов.
— Да… Конца им нет… — отвечает Иван.
— Вот год… Можно сказать, всем годам — год! День и ночь возят и не могут вывезти хлеб! — радостно продолжает Барабанов. — А некоторые… некоторые думали, что целина это так… пустая затея. Эх, Ваня, — он улыбнулся, — Иван Романович… — и не закончил фразы…
На балкон, не замечая Барабанова и Бровкина, выходит Ирина.
За ней — Абаев.
— Ночь-то какая! — восхищается Ирина.
— Да… такой ещё не было… — шепчет Мухгар. — Никогда не было такой ночи, Ирина Николаевна!..
Вдруг на балкон выбегает взволнованный Юрис и говорит:
— Сергей Владимирович! Слушайте, из Москвы по радио передают… целинников наградили…
Барабанов, Бровкин, Абаев и Ирина вбегают в зал.
В деревне, на родине Бровкина, склонившись над газетой, Тоня взволнованно читала: «Бригада Ивана Романовича Бровкина…».
— Не трещи над ухом, я и сама грамотная, — говорит Евдокия Макаровна, напяливая на нос очки.
В группе молодых колхозников, держа в руках газету, бригадир Костя Ковригин смотрит на портрет Бровкина и говорит:
— Вот это я понимаю, работа! Вот это бригада! А у нас что?
Любаша, сидя в классе за учительским столом, просматривает газету с помещёнными в ней фотографиями награждённых героев освоения целины. Среди них — портрет Бровкина.
Любашу окружают ученики.