Иван-Царевич и С.Волк

Иванушка неуклюже, но быстро соскочил на пол, встал на одно колено перед царевной и прижал обе руки к груди (своей).

– Твои уста свели меня с ума!Взгляд карих глаз, внимательный и мудрый,Лежит на мне, как черная чума!Твои уста свели меня с ума!Твое благоволенье – мне награда!!!Глоток воды пред смертию лихой!!!..

Иван декламировал, как с кровью отдирал от горячего сердца истекающие любовью куски, и обнажались предсердия и желудочки, кипящей страстью брызжа на неосторожных.

Монстера закрыла лицо подушкой, и плечи ее, одетые в черный газ, мелко вздрагивали.

– ...Твое рукопожатье – счастье мне!!! —

закончил царевич взрывом эмоций и рухнул на ковер лицом вниз, замерев у бархатных туфелек колдуньи.

Монстера была не в силах говорить, и только изредка всхлипывала, вытирая самой маленькой из подушек расплывшуюся тушь.

– Язон... Язон... Милый мой... Сколько мужчин побывало в этих стенах... Но ты один... Один... Такой... Никто... Я не забуду... Никогда раньше... Поднимись... Я все тебе расскажу... И помогу... И еще погадаю... Какой ты... Это невероятно... КАК ТЫ МЕНЯ РАССМЕШИЛ!!!..

* * *

Возбужденный гаданием Монстеры Иван убежал в свою комнату во дворце, суровые часовые, пробурчав нечто невнятное себе под нос, заснули на своих постах, и даже исходящий злостью и желчью Ксенофоб забылся за точильным камнем, выронив из рук свои любимый боевой топор.

И никто-никто не слышал и не видел, как в святая-святых сокровищницы – внутреннее хранилище – легкой тенью просочилась таинственная фигура в черном плаще и из зачерненного сажей медного кувшина вылила до капли в чашу с зубами дракона какую-то тягучую мутноватую жидкость, подозрительно похожую на сахарный сироп.

Это и был тот единственный способ пройти через смертельно опасное испытание и остаться живым, о котором Монстера поведала царевичу.

Ведь даже малые дети в Гаттерии знают, что ночью начинается и властвует безраздельно страшная болезнь кариес.

* * *

Из пораженных за ночь кариесом зубов дракона выросли хилые, уродливые, еле стоящие на ногах воины – кариозные монстры.

Что творилось на апидроме – ни в сказке сказать, ни в мифе описать.

Возмущенная толпа стала кидать на арену косточки от фруктов, куски подсолнухов, огрызки яблок...

Один из таких огрызков и решил исход так и не начавшегося сражения, попав в плечо командиру. Тот повалился, увлекая за собой одного, другого, третьего...

"Принцип домино," – покачал головой Иванушка, с жалостью и сочувствием наблюдая, как беспомощная и бестолковая куча-мала делала безуспешные попытки распутаться и приподняться.

Монстера, медленно смакуя цифры, досчитала до десяти и объявила победу стеллиандра за неявкой соперника.

Если бы Ивану сказали раньше, он никогда бы не поверил, что десять стеллиандров могут перекричать многотысячный апидром, да еще с большим запасом. С восторженным ревом земляки Язона подхватили царевича на руки и стали его качать, так, что дух захватывало, а завтрак настойчиво просился наружу.

И быть бы ему на вершине счастья, да только не давали покоя вчерашние слова Монстеры: "С этим испытанием я тебе помогу, а вот против дракона не подействуют ни моя хитрость, ни моя магия. Только говорят мне карты, что место твоей смерти не здесь, и время твое не пришло еще, и только поэтому знаю я, что пройдешь ты и это испытание, хоть и не ведомо мне, как и какой ценой. Но помни, Язон-царевич, что карты и ошибаться могут, даже у меня. Так что, берегись..."

На следующее утро гомонящая, жадная до зрелищ толпа окружила у стен дворца стеллиандров, царя и гвардейцев и повлекла их вверх по пыльным улицам Мзиури, к голой желтой скале, нависающей над морем.

Впрочем, по мере приближения к ее подножию голоса гаттерийцев как-то сами собой становились все глуше и тише, пока совсем не смолкли, и тогда Иванушка понял, что они пришли.

По лицу Ксенофоба было ясно, что он считает, что это путешествие для выскочки-стеллиандра было без обратного билета.

– Ты знаешь, Язон, почему еще задолго до приближения к драконьей скале замолкла толпа? А почему среди дворцовой челяди нет палача? – голос Ксенофоба источал кипящую ненависть и приторный яд. – А почему вот уже несколько сотен лет мы даже не утруждаем себя тем, чтобы получше перепрятать нашу национальную реликвию, ты тоже не знаешь?..

– Потому, что сами не можете забрать ее оттуда? – рассеяно предположил Иван, тревожным взглядом окидывая негостеприимную гору цвета золотого самородка.

Ксенофоб зашелся от ярости, и Иван понял, что угадал. И почему во дворце не существовало должности придворного палача, он понял тоже.

Потому что, как старая картина – мушиным навозом, гора была усеяна человеческими черепами. Костей видно не было – может, для этого нужно было подойти поближе. Хотя царевич охотно принес бы в жертву свое любопытство, лишь бы быть от этого зловещего места как можно подальше.

И как можно быстрее.

Потому, что на самой верхушке скалы часть крутого уступа зашевелилась, заворочалась и расправила золотистые крылья.

Толпа ахнула и подалась назад, едва не утащив за собой и героя, и злодея дня.

– Там, на самой вершине скалы, есть пещера. В пещере – золотое руно. Иди. Желаю тебе оставить твои кости где-нибудь неподалеку, чтобы их можно было потом забрать и закопать под порогом дворца, чтобы всякий проходящий топтал их, а твоя душа не знала покоя под их ногами, – огласил напутственное слово царь и, неприятно осклабившись, шепотом добавил:

– Но если даже ты сумеешь добыть руно, не думай, что ты с ним далеко уйдешь. Клянусь, оно рано или поздно займет свое место на моих плечах.

Иван поморщился от такого вероломства, закусил губу и решительно шагнул вперед.

– Удачи тебе, Язон! – выкрикнул, перекрывая рокот толпы Ирак. – Мы все равно будем ждать твоего возвращения! Проклятый дракон подавится!

Иван, как будто налетев на невидимую стену, остановился, повернулся и пошел назад. Гаттерийцы завыли, заулюлюкали, засвистели. Тут же, как из-под земли, появился торговец тухлыми яйцами и гнилыми помидорами.

– Я хочу попрощаться со своими друзьями, – твердо заявил царевич.