Иван-Царевич и С.Волк

– Ликандр! Тебя, наверное, нам боги Мирра послали за все наши переживания!.. – прослезилась Агапао.

– Заходи к нам в гости... в любое время... когда будешь в нашей стороне... – подозрительно засморкалась Мания.

– Спасибо тебе... Ты сам не знаешь, как это для нас было важно...

– Ну, что вы... – смутился Волк, чувствуя почему-то себя последним мерзавцем. Ох, слава Богу, Иванушки нет рядом... – Ну не надо плакать... Буду в ваших краях – обязательно загляну. А чтоб повеселее вам маленько было – хотите, анекдот расскажу?

И, не дожидаясь ответа:

– Ну, вот. Играют в марьяж двое приятелей против еще одного мужика. И в решающей партии один не знает, с чего ему зайти, чтобы другу подмастить. И смотрит на него. А друг понял, что тот от него хочет, и руку к сердцу прикладывает. Ну, тот, первый, думает: "Раз сердце – значит, черви." И пошел в черву. И мимо!!! И продули они. И после игры тот, второй, у первого спрашивает: "Что ж ты мне червы подсказывал, если у тебя одни пики были!!!" А тот отвечает: "Причем тут червы? Я руку к сердцу прикладывал! А сердце как делает? Пик-пик!!!.."

Старушки сквозь слезы захихикали, а Серый, пока не захлюпал носом сам и не признался во всех своих злокозненных намерениях, подхватил сумку и, помахав рукой, заспешил к выходу.

Энохла, семеня рядом с ним, показывала путь на чердак, где хранились чудесные сандалии.

– А как же я верну их вам? – вдруг озадачился Волк. – Когда ведь еще сюда соберусь-доберусь – не ближний свет-то...

– Да проще простого! – воскликнула грайя. – Только скажи им "домой" – и они мигом умчатся сюда сами. Это – самая быстрая пара за много лет! Чистопородные!

– А не потеряются? – засомневался отрок Сергий.

– Да ты что! Боги Мирра специально...

Энохла поднялась почти до конца лестницы и вдруг замерла. Серый с ходу уткнулся ей в спину.

– Что там?

– Кто это сделал?!

– Что?

– Это!!!

Волк выглянул из-за ее плеча.

Красный сундук был открыт, и при ярком солнечном свете, беспрепятственно вливающемся в огромную дыру в соломенной крыше дома, были ясно видны разбросанные вокруг него вещи.

Никаких сандалий среди них не было.

Старушка издала яростный вопль.

– Проклятье!!! О, Боги!.. Будь ты проклят, негодяй!!!..

– Кто?

– Я должна была догадаться!

– Что?

– Это этот подлый Нектарин! Он подслушивал! О, исчадие Сабвея!..

– Кто такой Нектарин? – Лукоморец начал понимать, что произошло что-то нехорошее.

– Подлая змея, называющая себя героем! Отвратительный слизняк с отвагой зайца! Теперь я поняла, что ему в действительности было надо! Не старые глупые грайи! Нет... О, как же мы могли быть так слепы и беспечны...

– Да что случилось-то?..

– Наши внученьки, наши маленькие горгоночки в опасности! Ох, деточки!..

От такого подхода к вопросу отрок Сергий чуть с лестницы не свалился, но вовремя ухватился за грайю.

– Но они же бессмертные?.. – смог даже выговорить он вместо "ничего себе, деточки."

– Голотурия и Актиния – да, но не Медуза! Я чувствую, ему тоже нужна ее голова!

– Тоже? А кому еще?

– Ну, как кому? Ты же не думаешь, что они сами высекают все эти статуи из какого-то дурацкого мрамора?

– Но до сих пор ведь обходилось?..

– Да, конечно. Всегда обходится. Но все равно – я каждый раз так волнуюсь, так волнуюсь!.. Эти герои могут быть такими навязчивыми!.. А этот Нектарин так просто чокнутый какой-то! Все нормальные герои всегда приходят прямо к нам и спрашивают, как найти Горгон. И не то, чтобы мы от кого-то это утаивали...

Со стороны гостя донесся какой-то странный звук, как лягушку раздавили.

– Что ты говоришь? – прервала причитания на полуслове Энохла.

– Нет, ничего... – невнятно пробормотал тот, необъяснимо краснея.

– Ну, так вот – а про этого слава нехорошая идет, что он победил...

Ах, победил. Герой, типа. Конкурент, значит.

Ну, этого я не потерплю. Пусть пеняет на себя.

– Ничего, не волнуйтесь, бабушки, я с ним разберусь.

И Серый, сиганув сквозь дыру на землю, стрелой понесся от гостеприимного дома туда, где Мека караулил Масдая.

* * *

"...приди, Изоглосса.Шаг твой летучий услышать хочу я в ночи бессонной.Глазом таинственным смотрит луна, наш грустный свидетельСтрасти безумной, прощанья с тобой, слез и печали..."

Она смахнула с пергаментного листа романа непрошеную слезу, грозящую размазать как минимум шесть строчек страницы триста три в "Гегемоне и Изоглоссе". Она всегда плакала, когда читала эту сцену. И следующую. И ту, которая следовала за ней. И после нее. И потом еще одну. И так – до конца. Редкий носовой платок дотягивал до середины поэмы.

Она в изнеможении откинулась на каменную стену своей маленькой потайной пещерки.

Какая страсть!.. Какая любовь!.. Какие муки претерпевала несчастная Изоглосса ради того, чтобы встретиться с возлюбленным на краю могилы и вместе принять смерть от мстительной руки ревнивого царя Анакретона!..

Вот это жизнь!

Вот это настоящая любовь.

Какая могла бы быть у них с Нектарином...

Она захлопнула фолиант, прижала его к груди и, зажмурив глаза, представила: это не Изоглосса, а она сама, переодетая мальчиком, пробирается в темницу, и не к Гегемону, а к Нектарину, и говорит ему: "...Боги послали мне знак – зяблик запел у колодца. Вестник он добрых вестей – план мой побега удастся...". А Нектарин ей в ответ: "Слово я дал умереть – боги свидетели были, клятва моя нерушима, должен я завтра принять смерти простое объятье..."

Нет.

Так не хорошо.

Только встретились наконец-то – и сразу умирать. Да еще вместе. Нет. Лучше представить, как в "Хлориде, дочери Аммония". Он как будто приезжает свататься к старшей сестре – ну он же не знал, как будто, что она такая мымра, но в день помолвки встречает меня в саду под оливой и говорит: "Спала с очей пелена... Только Светило узрев, чары Луны забываешь..." А я ему...

– – Вон она!!!

– – Ах ты, бездельница!!!

– – Книжки опять свои читает!