Иван Дорога

Кругом по окрестностям громыхали фейерверки и петарды. На центральной площади играла музыка. Праздничная толпа приплясывала, вторя словам песни, время от времени вскрикивая и грохоча хлопушками и зажигая бенгальские свечи.

– Обещанная дискотека «от Морозко!»? – глядя на двухметрового деда мороза, слепленного из снега сказала Надя.

Я кивнул и заметил в толпе Саню, кричащего что-то в небо. Мы подошли ближе и поздоровались. Саня всех поздравлял с новым тысячелетием, а когда ему сказали, что 2000-й год это все еще двадцатый век, он как мне кажется ничуть не расстроился. Продолжил кричать и стал трепать за плечо своего азиатского коллегу по сцене – домбриста, стоящего тут же и довольно улыбающегося. Санина подруга тоже вопила и вложив стаканы нам в руки, немедленно налила в них коньяк. Приказала поздравить Александра Назарова с успешным дебютом на «большой» сцене», что мы незамедлительно и проделали. Пока я объяснял Сане, что его выступление, пропущенное мной, нельзя считать поводом для расстройства, и впереди целая неделя чтобы это восполнить, неожиданно для меня словно из-под земли вырос Вова Кусков с подругой под руку. Я бросил говорить с вопящим Саней и пожал Вове руку.

– С новым годом! – сказал я.

– И тебя так же! – ответил Вова и достал из пакета бутылку и стаканы. – По чуть-чуть?

– Почему бы и нет!

Мы выпили, Вова пожал мне руку, еще раз поздравил и пошел через площадь увлекая подругу за собой. Я смотрел ему в след и думал, как же он изменился за последнее время. Стал спокойным, как бывают спокойны победители и если это итог нашего с ним пререкания, то по логике вещей закон двойственности был нарушен, ведь я никакого проигрыша не ощущал.

Глава 7. Старый-Новый

Как говорил мой отец: «В нашей стране столько праздников, что короткие будни становятся лишь незначительным неудобством!». И вот еще одно из этих неудобств осталось позади и 13-го января наступил другой праздник – «Старый-новый год».

Особенность этого праздника на юге Западной Сибири выражается в том, что именно в это время ходят по домам ряженые, поют песни, просят за пляски сладости, а те, кто постарше рюмку. Кажется, этот праздник есть везде, только отмечается в разное время и имеет другие корни и чаще называется «колядки» или на североамериканский и европейский манер «день всех святых». Здесь он именуется «шуликины» принцип тот же, но с погрешностью на особенности атмосферы. Не знаю откуда это слово произошло. Не то от тюркского, не то от фольклорной фантазии наших выдумщиков и берет свое начало из допустим ассоциативных созвучий? По поверью шуликаны (или еще говорят «шуликане») – это духи которые в это время ходят по домам и требуют подношение, а не получив его, могут наказать заносчивого хозяина: уронить поленницу или снять с петель калитку. Но народ особенно в тонкости происхождения этого торжества, как водится, не вникал, а просто праздновал. Так что несколько вечеров начиная с тринадцатого января, никто особенно не удивлялся если к нему в дом ввалится ватага орущих частушки ряженных в масках зверей и в вывернутых на изнанку шубах, выслушивал и насыпал угощения, как правило конфет.

Я на тот момент уже, года три как не ходил «шуликанить», скорее всего стал считать себя слишком взрослым для конфет, но недостаточно зрелым для алкоголя в качестве платы за песню. И тут неожиданно в разговоре с Надей узнал, что она вообще никогда не участвовала в этом лихом празднике. По ее словам, она наблюдала за ним со стороны, как за чужим танцем. На время праздника закрывалась и не позволяла себе впускать певунов и частушечников за порог. «Что ж не странно, для горожанина такое не только диковато, но и не логично. Ведь в городе наоборот всячески обороняются от проникновения в дом людей в масках и уж, наверное, не устраивают им день открытых дверей, пусть и раз в год» – думал я тогда и вспоминал тревожный музыкальный мотив из телепередачи «Криминальная Россия».

Бог свидетель я не хотел участвовать в этом празднике и на этот раз, но во мне вдруг взыграло какое-то сектантское чувство и все росло и множилось желание не так чтобы самому побегать по чужим домам в костюме нечисти, как вовлечь в этот процесс Надю. Пока склонял ее к вакханалии, термины и формы выбирал сплошь сектанско-пропагандистские: «Ты ведь не знаешь, как это здорово!», «Ты же здесь живешь – нужно чтить традиции!» и «Здесь ничего предосудительного нет!». Но Надя хохотала и не поддавалась. Вдруг словно мне в помощь, к Наде зашла школьная подруга Наташа и выслушав мое предложение обрадовалась, сказав, что участвовала в подобном, когда была еще в начальных классах школы и теперь это нужно обязательно повторить. Надя согласилась, и я убежал к себе готовить костюм.

Позвонил Сане, и не успел предложить ему отпраздновать, как он меня опередил. Договорились встретиться рядом с домом Нади в девять часов.

Приоделся я тогда всем на загляденье. Напялил вывернутый наизнанку армейский тулуп, который папа принес из военкомата. Надел валенки, а под ушанку нацепил маску гориллы, когда-то купленную для того же праздника и использованную только однажды.

Тулуп был мне очень велик. Рукава висели ниже рук сантиметров на десять, а широкий подол, той же длинны не дотягивал до пола. Я все сомневался годится костюм или нет, но когда проходил через неосвещенный переулок и старуха жившая по соседству на мое: – «Здравствуйте!» шарахнулась в сторону и взялась бормотать: – «…свят-свят!» и креститься, я понял – хороший!

Еще одно подтверждение, что гориллье гуталиново-черное рыло работает безотказно, я получил, когда нажал кнопку дверного звонка в расчете напугать Надю. Но чуть было не довел до заикания ее мать Марину, вскрикнувшую так, что мне пришлось снять маску чтобы ее успокоить. Не успела она меня отчитать за свой испуг, как из комнаты Нади в коридор вывалились две горбатые фигуры в вывернутых и подпоясанных шарфами дубленках и пластиковых перемазанных красным лаком для ногтей масках свиней.

– Ваня, а у тебя какой костюм? – спросила одна «свинья», обувая сапоги. Я показал маску гориллы.

– Мам я подушки с дивана для горбов взяла, все пока – я не поздно! – сказала вторая «свинья», выходя в дверь.

Я только нацепил свою гориллью голову, когда, глядя в растерянные глаза Марины призвал ее не волноваться и закрыл за собой.

Саня с подругой Катей уже поджидали у дома. С костюмом Саня явно не морочился – надел какую-то старую одежду и хоккейную маску натянув поверх нее спортивную шапку с помпоном. Кроме того, прихватил гитару. А вот Катя умудрилась где-то раздобыть русский народный сарафан такого размера, что свободно надела его поверх куртки. Платок на голове был повязан так, что два его угла торчали вверх чуть выше лба, напоминая короткие рожки. Ее лицо, покрытое чем-то белым, в потемках сливалось в сплошной овал, на котором четко выделялись только глаза. В итоге в одном месте собрались: две горбатых прямоходящих свиньи, уменьшенный вариант маньяка Джейсона из фильма ужасов «Пятница 13-е», но вместо мачете – с гитарой, жутковатая гейша в русском-народном сарафане и горилла в валенках и вывернутом на изнанку тулупе – картина в духе инфернального сюрреализма.

Прежде понаблюдав за обстановкой на улице, по которой уже бродили небольшие группы «нежити», вроде нашей, стали дружно обсуждать какой из дворов первым осчастливить своим залихватским видом. Вдруг неожиданно для меня предложила Надя. Раз уж мы не можем определиться к кому идти первым пусть один из нас назовет номер, а другой улицу.

– Три! – крикнул «Джейсон».

– Подгорная! – добавила его подруга своим белым ртом.

Дружно ринулись вперед, по дороге договорившись о программе выступления (почти как некоторые профессиональные артисты). Саня сказал, что может сыграть и что-нибудь спеть, а если нет, запасной вариант в качестве частушек предложила Наташа. Я попробовал втиснуть в конспект выступления еще и матерные зарисовки, но «гориллу» тогда, почему-то никто в серьез не воспринял.

Адрес располагался неподалеку и стоило подойти к забору избранного случайно дома, вся наша зверская компания стала с сомнением переглядываться. Домишка вид имел прямо скажем неблагополучный. Но как нестранно, никто не стал возражать против случайного выбора, и мы друг за другом поплелись по узкой тропинке к дверям, пропуская вперед творческий костяк в лице «Джейсона» и «горбатой свиньи».

Саня постучал и спросил хозяев, никто не отозвался, и мы ввалились на темную веранду. Саня забубнил и взялся ощупывать стену, когда вновь постучал и открыл дверь:

– Эй хозяин принимай – дар из сумки вынимай! – выкрикнул он и вошел внутрь, а остальные, не сговариваясь, взялись голосить, создавая фоновый шум.

Набившись в тесную прихожую и закрыв за собой дверь все вдруг умолкли. Первым делом пришлось отметить тяжеловатый затхлый запах, а уж после остальную, сомнительную обстановку. Обои на стенах вздулись множеством пузырей, старые кухонные шкафчики покрывали наклейки. На печке, испещренной мелкими трещинами давно не обновлялась побелка и не покрытый скатертью стол, сплошь занимала грязная посуда и полупустые бутылки.