Иван Премудрый

– Ну и сидела бы.
– видать Старику надоело слушать. Старуха ещё много чего в адрес Старика говорила, если всё пересказывать, никакой книжки не хватит.

– Нет! Я тебя сегодня точно прибью!
– от услышанного, Старуха аж вся взвилась.
– Лучше уж вдовой вдовствовать, чем с таким чудовищем жить!

Старик понял, опыт-то большой, что всё, на сегодня, на утро, хватит. Иначе Старуху неизвестно куда занести может, она и вправду, и прибить может, дура ведь.

– Ладно, - Старик встал с лавки.
– пойду я, солнышко скоро встанет, пора...

Глава четвёртая

Солнышко ещё не встало, но вот-вот... Старухины ругань с обидами остались дома, а здесь, на улице, царили тишина и покой. Так, с тишины и покоя, начинался каждый день. Старик прекрасно об этом знал, потому что вставал и отправлялся ловить рыбу ещё до зари. Это уже чуть позже: люди проснутся и начнут добавлять в изначально тихий и мирный день свою суету, свои радости, обиды, горе и веселье, праздники и скандалы. Вот ближе к вечеру, перед тем, как и рано утром, отдаться во власть тишины и покоя, день превращался в некое подобие ярмарки, на которой сразу украли весь товар, а продавцы и покупатели, ворюг этих ловят.

Поодаль, ближе к морю, в небе "прошуршала" ступа с Бабой-Ягой. "Видать с работы возвращается".
– глядя на неё подумал Старик.
– "Видать, тоже устала. Домой летит, отдыхать, значит".

Баба-Яга жила, ну и "работала" соответственно, в лесу, что неподалёку от деревни. Лес большой, никто толком не знал, где он заканчивался, так что раздолья для Бабы-Яги было, хоть отбавляй. Однако нет, мало ей места выходит, летает куда-то ещё. Видать дела какие-то неотложные, а может быть интереснее там, куда летала.

К людям, в деревню, Баба-Яга не лезла и в жизнь их не вмешивалась. Деревенские на этот счёт шутили, мол, нечего у нас ей делать. У нас своя баба-яга имеется, намекая на Старикову Старуху.

"А вот интересно, - подумал Старик.
– а что, если свести их вместе: Бабу-Ягу и Старуху мою, кто верх возьмёт?"

О том, что Баба-Яга и Старуха смогут найти меж собой общий язык, а возможно даже подружатся, Старик и не думал, потому что знал, это невозможно.

"Наверное, все-таки Старуха моя верх возьмёт.
– думал старик запрягая лошадь.
– Надо будет при случае посоветовать ей, сходить в лес, с Бабой-Ягой познакомиться. Глядишь от нечистой силы избавимся. От одной нечистой.
– усмехнулся про себя Старик.
– Вторая-то останется".

От его дома до Самого Синего моря было недалеко, версты полторы, но если без лошади, то их ногами надо было идти. Опять же, если что взять с собой потребуется, то на себе тащить, а так, в телегу положил, а лошадь, лошадь довезёт, работа у неё такая, возить.

***

"...Так думал молодой повеса, летя на тройке почтовых..." - неправильно. Старик не был человеком молодым, хотя ещё и старым не был. И тем более, не был он никаким повесой, ни в молодости, ни сейчас.

Сколько он себя помнил, жил Старик у Самого Синего моря и ловил рыбу. Когда был мальцом, то в море конечно не выходил, а весь день на берегу проводил, в игры свои детские, играл и батюшку дожидался.

Отец Старика тоже был рыбаком и тоже всю свою жизнь ловил рыбу. Так что ремесло это Старик от него принял, так сказать, по наследству. Династия получается, потому что и дед его тоже рыбу ловил.

Но однажды, Старику лет десять было, вышел батюшка в море, да и не вернулся. Деревенские говорили, мол, забрало море к себе его отца, платы за рыбу выловленную потребовало.

Бытовало среди деревенских жителей, да и не только среди них, такое мнение, что если что-то где-то берёшь, благодари Хозяина, того, кто этим всем владеет. И благодарили...

Если ходили в лес, ну там, по грибы-ягоды или за дровами, брали с собой хлеба краюху, яичек парочку и под каким-нибудь деревом всё это оставляли, благодарили Лесного Хозяина, значит. Точно так же благодарили и Хозяина Морского, не один же батюшка Старика, да, тогда ещё не Старика, рыбу в Самом Синем море ловил.

Точно также, только отправляясь в море на своих лодках ловить рыбу, брали мужики с собой хлебушка, мяска, огурчиков, яблочек... Складывали всё это в холстинку и завязывали. Получался узелок такой, или торбочка. Её-то, эту торбочку, в воду и опускали. Не бросали, а именно опускали, уважали Хозяина Морского, значит.

А тот в свою очередь, делился с рыбаками своими богатствами, которых у него было видимо-невидимо и которых ему было для людей не жалко.

Отец Старика же, слыл на деревне этаким вольнодумцем и к традициям древним не прислушивался. Мало того, он смеялся как над самими традициями, так и над теми, кто их чтит и соблюдает. Мужики сколько раз говорили ему, что ладно уж, ну не чтишь - дело твоё, хотя бы не смейся. Какое там! Бесшабашный был мужик, потому и смеялся наверное. И вот однажды досмеялся, вышел в море и не вернулся. Вот оно как!

Старик, когда подрос, тоже стал выходить на лодке в море и ловить неводом рыбу. Но в отличии от батюшки, Хозяина Морского всегда благодарил. Видать запомнился ему урок батюшкин-то, запомнился. Но это так, само-собой вырвалось.

Не об этом сейчас думал Старик. Дорога до Самого Синего моря хоть и была недлинной, времени все равно требовала. Лошадь, что лошадь, ей управлять не надо, она сама дорогу знает: утром - к морю, вечером - в деревню, домой, не ошибёшься, а она и не ошибалась никогда. А покуда едешь, заняться-то и нечем, поэтому можно и подумать чуток, всё равно больше делать нечего.

Уж неизвестно почему, но сегодня Старик думал о Старухе, вернее, оно как-то само по себе думалось. Обычно он думал о совсем других вещах и делах: когда, например, лодку просмолить надо или надолго ли ещё невода хватит и что с ним делать - чинить или новый покупать? О Старухе он думал редко. Да и что о ней думать, если он каждый день только её, в основном её, и видит. Мало того, что видит, так ещё и слышит. Ругается она, и ой как сильно ругается.

Почему она ругается, за столько лет совместной жизни, Старик так и не смог понять. Поначалу было, в свою защиту что-то сказать пытался, огрызался, Старуха это так называла, а потом махнул рукой. Хочет ругаться, ну и пусть себе ругается, видать занятие себе такое придумала, нравится ей. Старик, вон, он рыбу ловит - тоже занятие, и тоже каждый день, и с утра до вечера. Наверное это и было ответом на многочисленные вопросы и заклады односельчан насчёт ихнего житья-бытья.

Опять же, уж кто-кто, а Старик это прекрасно знал, потому что каждый день видел. Вечером, когда он возвращался домой, Старуха всегда его у ворот встречала, и всегда радовалась. На шею конечно же не бросалась и не голосила от счастья, спокойно себя вела. Вот только глаза Старуху выдавали, видно было, радуется она, от души радуется, что Старик домой вернулся, а не потому, что деньги привёз, за рыбу вырученные.

Это потом уже, после того, как встретит и поможет, она ругаться начинала, а до этого ни-ни, прямо шёлковая. Вот и удивляйся тут, прибивай за вредность и скандальность, или уплывай по Самому Синему морю неизвестно куда. Вот так вот думал немолодой повеса, а Старик, хоть ещё и не совсем старик, по дороге к Самому Синему морю.