ИВЦ: жаркое лето 81-го
Шрифт:
– С упрощенным вариантом разузлования мы не сможем автоматизировать работу производственно-диспетчерского отдела в части цехового планирования. Наша система будет неконкурентоспособна по оперативности с существующей.
– Это задача следующего года. В этом году нужно сдать программы на ЕС, они будут не хуже чем на других предприятиях.
– Хорошо, я подумаю. Второй вопрос?
– Кудин второй месяц задерживает сдачу программу ведения пакетов заданий. Комплексная отладка под угрозой срыва. Екатерина отказывается поговорить с ним под предлогом, что он ваш любимец.
–
– После того, как его приняли в партию, он почувствовал себя неуязвимым, – вступил в разговор Бурцев.
– Когда успели?
– Пока вы отдыхали.
– Кто давал рекомендации?
– Бриль, Корниенко и еще кто-то из комитета комсомола. Своим поведением он деморализует весь коллектив, нужно снизить ему квартальную премию хотя бы символически, – предложил Бурцев.
– Хорошо, я поговорю с Петренко и приму решение.
Екатерина подтвердила, что Кудин стал совершенно неуправляемым. Молча выслушивает претензии, но продолжает проводить в комитете слишком много времени. После разговора с Петренко Виталий оформил представление на снижение квартальной премии Кудину. В общей сложности он потерял пятнадцать рублей – булавочный укол при его зарплате. Оказалось, Кудину этого достаточно, чтобы стать злейшим врагом Давиденко. Хотя после наказания он сдал программу спустя неделю.
В пять часов Давиденко готовился отправиться домой – причины задерживаться на работе в июльскую жару не было. Он наводил порядок на столе перед уходом – телефонный звонок застал его врасплох.
Звонил Гареев:
– Здравствуй, Виталий! Говорят ты только что из отпуска. Как отдохнул?
– Здравствуй, Саша! На работе с пятницы. Отдохнул замечательно.
– Передо мной на столе странный приказ. Уже подписан Бондаренко. Завтра утром я должен его сдать в канцелярию для регистрации, но он мне показался подозрительным, решил тебе позвонить.
– Чем я могу помочь?
– В приказе тебе выговор с занесением в личное дело за невразумительные, на мой взгляд, нарушения, но наибольшее подозрение у меня вызвала фраза, что ты от объяснений отказался. Это так на тебя не похоже.
– Здесь ты прав, ничего подобного не слышал, ни до отпуска, ни после.
– Тогда зайди и прочитай. Возможно, что-нибудь можно сделать пока Бондаренко здесь.
Виталий поспешил в Главный корпус. Две комнаты отдела координации и управления находились рядом с приемной и кабинетами Главного конструктора и директора опытного завода.
Виталий прочитал приказ. Более нелепого приказа о наказании ранее он не встречал, а таких приказов приходилось читать по нескольку в месяц.
Ему приписывалось отвлечение подчиненных для работы над диссертацией, невыполнение сроков пятилетнего плана, вызывающее поведение, и при этом утверждалось, что он отказался от объяснений. К оригиналу
приказа о наказании должна прилагаться объяснительная записка наказуемого. Отказ от объяснений должен подтверждаться свидетелями. Здесь даже этого не было.– То, что Бриль может солгать, меня не удивляет. Странно, почему Бондаренко ему поверил, не пригласил меня. Перед отпуском я просился к нему на прием неоднократно, – недоумевал Давиденко.
– Иди к Бондаренко, еще есть время остановить приказ.
В приемной секретаря уже сменил «ночной директор» – бывший военный.
– Здравствуйте Василий Андреевич! Кто у Бондаренко?
– Здравствуйте товарищ Давиденко! Снабженцы давно сидят.
– У меня срочный вопрос.
Давиденко открыл дверь в кабинет:
– Разрешите!
– Нет, я тобой заниматься не буду.
– Я по поводу приказа.
– Иди работать! Мне некогда…
Давиденко вернулся в кабинет Гареева.
– Бондаренко не хочет принимать.
– Тогда иди к Деду. Предварительно позвони.
Дежурный соединил с Сергеичевым:
– Здравствуйте Владимир Георгиевич! Беспокоит заместитель начальника ИВЦ Давиденко. У меня срочный личный вопрос.
– Заходи.
Сергеичев усадил Давиденко напротив за приставным столиком и вперил в него свои серые глазки.
– Ты зам у Бриля?
– Да. Сейчас у Гареева мне показали приказ с выговором. Там все клевета, начиная от мотивировок и кончая тем, что я от объяснений отказался. На самом деле это месть за мое заявление в партком.
– О чем заявление?
– Если коротко, Бриль отчитался в министерство за невыполненные работы по плану технического перевооружения, хотя мы имели основание снять эти пункты.
– Почему не обратился к Бондаренко.
– Пытался. Он меня не принимает.
– Где приказ?
– У Гареева.
Сергеичев нажал на кнопку переговорного устройства:
– Саша, у меня Давиденко. Зайди с приказом.
В ожидании Гареева, Сергеичев вдруг заговорил в доверительном тоне:
– Не понимаю, что творится в стране. Очковтирательство достигло тревожных размеров и высот. Чтобы выдержать сроки генеральные конструктора поставляют неотработанные изделия на боевые позиции, потом снимают и дорабатывают по году. Кому нужно такое выполнение плана?! Вчера был в цехе, смотрел аппаратуру, подготовленную к отправке на полигон. Мелькнула мысль: «Вот где наша колбаса. „Сосиски“, о которых говорил Хрущев и которые исчезли из магазинов».
Вошел Гареев. Сергеичев прочитал приказ.
– Так. Пригласи завтра ко мне на десять всех действующих лиц и Бондаренко.
Вторник, 14 июля
Все собрались в приемной к десяти, но в кабинет Сергеичева пригласили на пять минут позже. Давиденко захватил с собой папку со всеми документами, был уверен в своей правоте, но волновался из-за непредсказуемой реакции Деда.
Когда все уселись за столом для совещаний, Сергеичев пригласил Бондаренко. Тот появился с выражением лица, не предвещавшим ничего хорошего, сел по левую руку своего начальника.