Из чего созданы сны
Шрифт:
— Берти, смотри, наверху!
— Вижу! — коротко бросил он. Он уже наводил «Хасселблад», щелкал и перематывал пленку и снова щелкал, а я подумал: «Если ему повезет и если у него очень хорошая пленка, то могут получиться неплохие снимки — ведь фасад был освещен не хуже декораций на съемочной площадке, а окно или его часть можно будет сильно увеличить, и даже если фото выйдет крупнозернистым, на нем все же можно будет различить мужчину и женщину».
Потому что в окне были видны именно мужчина и женщина. Они также смотрели на ворота. Мужчина был, похоже, намного выше женщины, молоденькой симпатичной блондинки. Он был в коричневом костюме, на вид около тридцати, спортивная фигура. Волосы тоже светлые, по-военному коротко остриженные, лицо удлиненное. Я еще подкрутил
— Вот дьявол! — выругался Берти, продолжавший щелкать.
— Заканчивай, — сказал я. — Уходим. В сторону! — Мне пришлось кричать, потому что псы продолжали безумствовать. — Здесь сейчас будет чертовски светло.
Берти захромал за мной в сторону, и в самом деле тут же в деревьях вспыхнули два сильнейших прожектора, осветивших площадку перед въездом. Мы были уже вне пределов их досягаемости. Я увидел растерянных мужчин на патио.
— Мы его сделали! — воскликнул я. — Старик, Берти, он наш!
— Не уверен, — произнес Берти.
— Что значит не уверен?
— Я не уверен, — сказал Берти. — Как-то уж очень все гладко идет, хреново гладко.
— Да брось ты, — отмахнулся я. — Уйдем с улицы. Вон туда, в пивную. И ворота оттуда будут видны.
Мы снова перешли через железнодорожную насыпь. К нам на большой скорости приближалась машина. Обдав нас грязью, она круто повернула и остановилась с работающим двигателем в ослепительном свете прожекторов перед воротами.
Мужчина в пальто и шляпе вышел из машины и спокойно выставил себя на обозрение, чтобы бугаи могли узнать его. Они побежали под дождем по гравийной дорожке к воротам и открыли их. Мужчина пожал обоим руки, сел за руль «ситроена», въехал в парк и остановился в нескольких шагах от ворот. Охранники закрыли ворота, тоже залезли в машину, и все поехали к вилле, где вскоре исчезли в доме.
— Не может быть! — ошеломленно воскликнул я.
— Может, уже есть, — усмехнулся Берти.
— Но я же только что разговаривал с ним!
— Когда? Два часа назад! Даже больше. Если он после вашего разговора сразу рванул на аэродром и самолет был готов, он запросто мог успеть. Аэродром не так уж далеко отсюда. Машину он мог взять напрокат.
— Да, вполне возможно, — согласился я. — У «Блица» есть два частных самолета. Один наверняка был наготове.
— Ну, вот видишь, — сказал Берти. — Теперь ты меня понимаешь, когда я говорю, что мне не нравится вся эта история? Может быть, ты объяснишь мне, почему именно этот господин лично должен на всех парах примчаться к американцам и к господину Билке? — Господин, которого мы только что видели, был не кто иной, как всегда безупречно одетый обладатель самых изысканных манер — директор издательства «Блиц» Освальд Зеерозе.
18
Заведение на другой стороне улицы, которое я назвал «пивной», оказалось весьма благопристойным старым рестораном. Чтобы войти в него, нужно было спуститься с тротуара вниз по трем ступенькам. Внутри была стойка из блестящего темного дерева, темными были и деревянный пол, и настенные панели; в нишах стояли небольшие столики, а в камине ярко полыхал огонь. На каждом столике горела лампочка, на стойке стояли еще три. В некоторых нишах сидели пожилые мужчины. Они играли в карты или в шахматы и потягивали свою вечернюю кружку пива.
Официант в черных брюках и короткой зеленой куртке приветствовал нас. В это время еще тихо, объяснил он, а вот вечером приходит поесть много народа. Он предложил нам довольно богатое меню. Здесь был даже «Чивас». Действительно славное заведение. Я заказал «Чивас», Берти — кружку пива и рюмку пшеничной. Мы приподняли тяжелую штору на окне, и прямо напротив нас, в большом парке, красовалась ярко освещенная вилла. Идеальнее и не придумаешь.
Кельнер принес напитки и спросил, будем ли мы попозже есть. Я отказался, а Берти, подумав, согласился.
— В
общем, я сейчас сваливаю, — сказал я, когда мы остались одни. — Мне еще нужно в больницу, забрать Эдит. Потом я должен быть в отеле. Я оставлю тебе машину, вот ключи. Когда компания выйдет, поезжай за ними. Машину оставь в аэропорту, в гараже. Ключи отдай тамошнему сотруднику гаража вместе с документами на машину. Положи в конверт на мое имя. У меня талон на прокат из «Метрополя», я заберу машину завтра. Если сможешь, позвони из Хельсинки. В «Клуб 88».— О’кей.
— Из Нью-Йорка позвони Хэму. В редакцию или домой. Я не знаю, что со мной будет завтра. Может быть, меня уже не будет в «Метрополе». Зависит от того, что случится сегодня ночью. Я хочу увезти Ирину, как только все здесь доделаю, как можно скорее во Франкфурт. Там она и должна остаться. Мне нужно, чтобы она была рядом, когда я пишу.
— У тебя есть еще патроны к «кольту»?
— Да. — Я случайно увидел в квартире Конни два полных запасных магазина и прихватил их с собой. Теперь я отдал их Берти. — Если у тебя здесь еще возникнут проблемы, позвони в «Клуб 88» и позови Жюля. Через час я буду в отеле. И там останусь. По телефону говори осторожно. Жюль понимает намеки.
— Да, кстати, дай-ка мне три тысячи марок. Мне нужно немножко денег. На билет и вообще.
Я дал ему денег. К счастью, я взял с собой собственную приличную сумму. 15 000 издательских не хватит, если дело и дальше так пойдет.
Берти был необыкновенно спокоен и хладнокровен, если не сказать, что он откровенно скучал. Хельсинки. Нью-Йорк. В погоню за человеком, который украл самые большие секреты своей страны. На Берти это не произвело ни малейшего впечатления. Он изучал меню и наконец произнес:
— Особенно рекомендуется жаркое из говядины с картофельными клецками. Специальное блюдо дня. Я страшно проголодался.
Старина Берти…
Я вышел под дождь к «рекорду», вынул его саквояж, принес в ресторан и отдал Берти вместе с ключами и документами. Бинокль я ему тоже отдал. Потом подогнал «рекорд» поближе к ресторану, чтобы Берти не пришлось далеко ковылять со своей больной ногой, когда придется срываться с места.
— Будь здоров, — сказал я.
— Ты тоже, — ответил Берти. — Пока, старик. — Он так далеко отодвинул штору, что мог через щелку постоянно держать под наблюдением виллу. — И большой привет Ирине. Славная девочка.
— Да, — сказал я, протянул Берти руку и попросил официанта заказать мне такси. Когда оно пришло, я еще раз кивнул Берти, он улыбнулся в ответ своей юношеской улыбкой.
— Куда? — спросил таксист.
— Университетская клиника. Мартиништрассе.
— Хорошо, сударь.
Разумеется, мы попали в вечернюю пробку и до больницы добирались очень долго. Водитель, маленький нервный мужчина, все время ругался и ехал очень медленно. Он проклинал всех водителей на свете, хотя сам вел паршиво, и пару раз мы были на волоске от аварии, так что мне становилось просто страшно. Я был счастлив, когда мы, наконец, остановились напротив огромной территории больницы, быстро расплатился и вылез. Нервный шофер уехал. Я постоял минуту под дождем, прислушиваясь и вглядываясь в интенсивное вечернее движение. На улице было очень шумно. Мимо меня проезжали бесконечные вереницы машин в обоих направлениях. Я подумал, что дедушка Иванов наверняка опять ждет на стоянке у большой клумбы с увядающими цветами, и отправился в парк, расположенный напротив входа на территорию больницы с ее бесчисленными корпусами и высотными домами. Мы договорились, что я сяду в машину Иванова и буду ждать Эдит. Дойдя до небольшой площадки у клумбы, где были припаркованы шесть частных машин, я увидел такси Иванова. Это был черный «мерседес» 220, я запомнил его регистрационный номер. Я вообще легко запоминаю цифры. Машина стояла с включенными габаритными огнями и работающим двигателем. Я открыл дверцу, плюхнулся на заднее сиденье и поздоровался. Боковое окошечко в перегородке было открыто. До меня донесся женский голос, раздававшийся из радиопереговорного устройства Иванова, по которому он связывался со своей диспетчерской.