Из дневников. 20-30-е годы

Среда, 19 ноября 1930 года

Армянин и его друг галантерейщик повели меня на прогулку. Видел арабскую рисованную карту, на ней зеленые пятна от кхата. Зашли во дворец, в крошечном загоне лев; вонь несусветная. Тюрьма. Камеры выходят во двор. По пять-шесть человек в каждой камере. Цепи, язвы. Побывали в трех-четырех теджах [питейных заведениях. — А. Л.]. Бордели. Над дверью красный крест. Уродливые женщины. Видели удивительно красивых девушек, плетут мебель и подносы. Заходили в дома, заглядывали в чуланы и на кухни, щипали девиц и пробовали еду. Не пропустили ни одной армянской лавки. Обедали в гостинице. Потом болел живот. <…>

Аден-Момбаса, среда, 10 декабря 1930 года

Пароход пришел в шесть. На борт поднялся в девять. Транзит оформил бесплатно. Люди за столом — один хуже другого. Каюта отличная, вот только сосед — француз.

Плавание в Момбасу: на редкость удачно; море спокойное, летучие рыбы, тепло, но не жарко. Милейший американец Кики Престон — раньше ужина с постели не встает. Полненькая англичаночка, учится на биологическом факультете, собирается замуж за человека лет на двадцать старше. Ни о чем, кроме противозачаточных средств, не говорит. Ее мамаша. Еще одна девица — рыжеволосая. Миловидный клерк, зовут Смит, работает в «Шелл». Вторым классом путешествуют турок и англичанин Уилвуд.

Занзибар-Дар-эс-Салам, понедельник, 29 декабря 1930 года

Покинул Занзибар на большом итальянском пароходе «Маццини»; плыву вторым классом: пароход почти совсем пуст. Последние дни в Занзибаре разбирал почту, пришедшую в субботу и воскресенье. В основном — поздравления или поношения из-за того, что стал папистом. Сегодня религиозные споры — удел низших умов; так мне кажется. Пароход кишит маленькими черными жучками. Одна англичанка (они с мужем, специалистом по обжигу кирпича, совершают кругосветное путешествие и море видят впервые за одиннадцать проведенных тут лет) рассказала мне, что один такой жучок пребольно ее укусил, однако я ей не поверил. Сделали остановку в Дар-эс-Саламе, где я купил энциклопедию Пирса и два романа Эдгара Уоллеса. В городе памятник героям войны — драчливого вида чернокожий и надпись: «Даже если ты погибнешь, сражаясь за родину, — твои сыновья тебя не забудут». Алтарь в католической церкви, подаренный кайзером. Его герб стерся. На пароходе жарко. У мужа англичанки боли. Кинофильм; вечером еще один — «Тарзан».

Джинджа, Уганда, воскресенье, 18 января 1931 года

Объехал Кисуму на машине. Жалкие бунгало разной формы и размера.

<…> На следующий день — в Джинджу. В гостинице свободных номеров не оказалось — спал в пансионе <…>. Видел верховья Нила, слышал гиппопотамов. В баре разговоры бывалых путешественников: «Слыхали? Носорог сорвал с женщины скальп», и т. д. Или: «Если буйвол опустил голову — значит, собирается напасть. Тогда цельтесь в позвоночник. Почти наверняка промахнетесь».

Четверг, 22 января, 1931 года

Поехал с отцом Янссеном в женский негритянский монастырь. Обучают своих жен европейским манерам. Побывал в школе, где мальчиков учат говорить по-английски и дают такие, например, задания: «Расскажите о связях Генуи и Венеции в XVIII веке». Все учителя черные. Чернокожие монашки рассказывают друг другу про Японию и Аравию.

Вернулся в четыре. Редактор «Уганда гералд» повез меня на могилу Мутесы и во дворец. Кабака — многоженец, императрица — шлюха. Отец Янссен не без удовольствия рассказал об отлучении от церкви священников, членов миссионерского общества, за прелюбодеяние. Всех преступников, перед тем как они поднимутся на эшафот, обращает в истинную веру. <…>

Суббота, 31 января 1931 года

Семинария. Отец-настоятель — голландец; красивая борода. Поделки из дерева одного из монахов. Двухэтажное бетонное здание на месте дома первых миссионеров. Чтобы стать священником — восемь лет учебы. Трое посвящены в духовный сан. Лаборатория с анатомическими макетами, телеграфом и пр.

Школа «Табора». Большое двухэтажное бетонное здание. Надворные постройки со сводчатой галереей для живущих в школе учителей, старые здания, ферма и пр. Земля сухая. В одном классе учатся печатать на машинке. Ученики в форме: кепки цвета хаки, фуфайки, шорты. Школьный оркестр. <…>

Школьный двор субботним утром. Доска отличия с выведенными на ней именами отличившихся учеников; по одному в год. Помост. Стулья с высокими резными спинками. Сели на помосте с префектами; школьники на земле. Префект этой недели выкрикивает: «Шари» («Слушается дело»).

Трое мальчишек обвиняются в курении. Никто их не защищает. Ложатся на землю, лицом вниз, и сержант дважды бьет каждого палкой, после чего отдает честь присутствующим при экзекуции. В большинстве случаев наказание сопровождается громкими криками. Ученик постарше обвиняется в том, что он отказался пахать поле. Сказал, что не услышал приказа. Вызываются свидетели. Префекты обсуждают этот случай и приговаривают провинившегося к четырем палкам. Объявление: «Эпидемия свинки в городе закончилась». Уходим.

Ходил с коммивояжером в индийский кинематограф. Старый добрый Чарли — «Золотая лихорадка» [192] . Полирует ногти перед едой. Еда украдена. Ест траву с солью, перцем и деликатесами; полощет пальцы. В финале возникает красавец любовник, и Чарли исчезает. <…>

Понедельник, 2 февраля 1931 года

Ехал вагоном второго класса в Кигому. В поезде сплошь бельгийцы и французы; на рассвете пахнет кофе. Кигома — город по преимуществу бельгийский; много греков. Местные дикари. Билет сумел достать только в четыре. «Duc de Brabant» [193] отплывает в шесть. До пяти капитана не видать. Толстый, неопрятный мужчина с женой, да и каюта ужасная. В пять выяснилось, что без медицинского свидетельства на борт не пустят. Бегу со всех ног к дому местного врача, обнаружил его в воде: возился со своей моторкой. Справку дал, даже на меня не взглянув. Обратно, опять бегом на пристань. Отплыли только в двенадцать. Кают нет. Шезлонгов нет. Только маленькие стулья. Бельгиец — начальник интендантской службы, грек, какой-то паршивый американец, оказавшийся миссионером. Уборные во время стоянки заперты. Теплый лунный вечер. Отыскал шезлонг, задремал, но проснулся: часа в три ночи резко похолодало. Порывом ветра опрокинуло стулья. Раскат грома. Ливень. Все бросились в маленький салон, успев промокнуть до нитки. Внесли под крышу сваленный на палубе багаж. Молния — одна за другой; жуткий ветер и дождь; два окна в салоне не закрываются; вода потоками льется с крыши. До рассвета качка; у каждого второго морская болезнь. Рассвет фантастической красоты; дождь прекратился, ветер и море стихли. Палубные пассажиры с козами и свиньями разглядывают то, что осталось от их вещей. Машинное отделение залито водой. Завтрак. Ведем на буксире баржу со скотом. В Альбертвиль прибыли около десяти, но сойти на берег смогли не раньше одиннадцати: проверка паспортов и медицинских удостоверений. Потом — в иммиграционный офис: заполнить анкеты в двух экземплярах. Возраст, девичья фамилия матери и т. д. Очень жарко. Альбертвиль: на переднем плане дома вдоль озера, за домами вздымается гора. Улицы скорее неопрятны, чем грязны. Валяется бумага и пр., растет трава. Низкорослые пальмы. Много кафе, несколько гостиниц. Вместо индусов симпатичные греки. Белокожий лавочник. Девушки в железнодорожной конторе.

192

«Золотая лихорадка» (1925) — фильм Чарли Чаплина (1889–1977).

193

«Герцог Брабантский» (франц.).

Принял ванну, побрился, переоделся; вполне приличная бельгийская гостиница. Дворец. Обед. На вокзал за билетом: самолетное сообщение прервано. Как добраться из Букамы в Порт-Франки, не знает никто. Вежливы, проявляют неподдельный интерес. Билет до Букамы. Днем уснул, встал к ужину, уснул опять. Ночью сначала нестерпимо душно, потом — сильная гроза.

Элизабетвиль, понедельник, 9 февраля 1931 года

Утомительный и нескладный день. До Элизабетвиля добрался в три. Отель «Глобус». Дорогой, но хороший: во всем чувствуется порядок. В номерах вода, и т. д. Ходил в контору Кука. Билет на самолет — 100 фунтов. Поручиться за сервис не может никто. Автомобильное сообщение из-за дождей прервано. Самый быстрый путь в Европу — через Кейптаун. Заказал себе билет третьего класса; в Англии, таким образом, буду 7 марта.

Эти незапланированные встречи с роскошью! Как часто в Лондоне, когда пресыщенность порождает скепсис, начинаешь думать, не является ли роскошь фальшью, не путаем ли мы расточительность с совершенством. Когда же после нескольких недель лишений (не стоит их преувеличивать) приходится довольствоваться безымянными и недатированными винами, сигарами с Борнео или с Филиппин, мы вновь наслаждаемся жизненными благами и понимаем, что вкус — по крайней мере, если речь идет о чем-то конкретном, — вещь подлинная и неотъемлемая. Примиримся же с этим.

Побывал на превосходном кинофильме.

Вторник, 10 февраля 1931 года

Работалось прекрасно. Выпил хорошего вина, курил хорошие сигары.

Кейптаун, вторник 17 февраля 1931 года

Кейптаун. Прибыл в 6.30. Ванна, бритье и завтрак в отеле. Поменял у Кука билет, заказал себе шезлонг и прогулялся по Кейптауну. Большие викторианские здания. Трамваи и автобусы. Одно-два здания начала XIV века. Повсюду полукровки — худые, понурые. Поднялся на палубу в полдень; путешествую третьим классом. Еда хорошая, хоть и странная: в 5.30 к чаю подают мясо. Вечером играл в бридж. Стюарды развязны. Слишком много детей.