Из дневников. 20-30-е годы
Шрифт:
Двинулись в путь в 6.45 и в одиннадцать были на ранчо Вонга [китайца из Джорджтауна. — А. Л.]. Чудесный португалец Д’Агиар и его жена-индианка; угостили меня яичницей, кофе, говяжьим фаршем, апельсинами. Маленький коттедж из глины, веранда под тростниковой крышей с низкими стенами, на них вешается гамак. Мухи. Река. Трогательные украшения: цветные открытки, из тех, что продаются вместе с пачками сигарет, фотографии, обложки журналов. Сумасшедшая полуденная жара. Сбился с пути, потерял уйму времени, нашел дорогу с помощью А. из Падуи. Пришли бразильские соседи с многочисленными детьми; все пожимали мне руку. Два индейца (один — вылитый мистер Хайд [202] ); облокотились на парапет и несколько часов неотрывно на меня смотрели.
202
Мистер Хайд — отталкивающий персонаж повести Р. Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда» (1886).
Выехал рано на бородавчатой, но крепкой гнедой кобыле и на ранчо Харта прибыл в одиннадцать. Несколько больших зданий; жилой дом с потолком и полом. Библиотека: книги самые разнообразные, в большинстве изъедены муравьями: «Юные гости», «Зловещая улица», «Ставка — свобода», «Что должен знать молодой человек», «Практические навыки столярного мастерства» и т. п. Принял душ. Харт отсутствует. Миссис Харт (Эмми Мелвилл), ее брат, шесть мальчиков и полоумный племянник, сын Джона Мелвилла и его троюродной сестры (ушла от него с неким мистером Кингом). Обед: несколько тарелок мяса, манка.
Гувернантка в шортах. Дала мне журналы с дневниками Кэрри Элвиза [203] .
Интересная встреча с Кристи: «Кому придет в голову, что любовь к Богу нуждается в доказательствах?», «Почему у меня перед глазами должно быть изображение той, с кем я говорю ежедневно? К тому же оно ничуть на нее не похоже».
Мальчики прибыли оч. поздно. Прайс осунулся; всю дорогу толком ничего не ели — спорили, кому готовить.
203
Катберт Кэрри Элвиз (1867–1945) — английский священник-иезуит; основатель миссии в Рупунуни (Южная Гвинея).
Месса в семь [204] . Весь день просидел на галерее в шезлонге и сплетничал с отцом Мейтером. Читал К. Грэма [205] об иезуитах в Парагвае.
Месса в 7 утра. Весь день читал. Сделал несколько фотографий. У отца Мейтера проживу до первого февраля: дождусь возвращения Дэвида Макс-и-Ханга, старшего vaquero [206] , которого отец Мейтер дает мне в качестве проводника до Боа-Виста. Он наполовину китаец, наполовину индеец племени аравак; прекрасно говорит по-английски и по-португальски, человек очень спокойный и дельный. Появился в понедельник и договорился, что лошади и еще один проводник прибудут к среде. Тем временем отец Мейтер оказывает мне всевозможные благодеяния: отыскал змеиное дерево, срубил сук мне на посох в дорогу. Смастерил чехол для моего фотоаппарата: сначала это был всего-навсего просторный кожаный мешок, но потом он преобразился в необычайно сложную конструкцию из оцинкованного железа, телячьей кожи, оленьей шкуры и старой тряпки.
204
Накануне, в понедельник 23 января, И. Во прибыл в дом миссионера отца Мейтера в Бон-Саксесс, где пробыл неделю, до 1 февраля, и откуда направился в конечный пункт своего путешествия — бразильский город Боа-Виста.
205
Роберт Бонтайн Каннингем-Грэм (1852–1936) — шотландский писатель, политик и путешественник; долгое время жил в Южной Америке.
206
Пастух (исп.).
В воскресенье сплавали на лодке в лавку к Фигереду, с ним пообедали и, из вежливости, переели. Побывали у него в лавке, где купить было решительно нечего, и я приобрел для миссии cr`eme de menthe. Фигереду угостил нас пивом и cr`eme de cacao [207] . К обеду явился англичанин Гор; у него неподалеку ранчо, он женат на индианке; говорил о Диком Западе, каким его снимают в кино. Взял с собой на побережье нашу почту, и, воспользовавшись этим, я сочинил исключительно глупый очерк про Рупунуни. Чехол для фотоаппарата был готов за пять минут до отъезда, в среду. Отец Мейтер дал мне заодно каменный топор и два мундштука — попросил передать их Д. Б. Пристли [208] .
207
Мятный ликер… какао со сливками (франц.).
208
Джон Бойнтон Пристли (1894–1984) — английский писатель, драматург, эссеист и критик.
Выехал из миссии в половине второго на крепкой серой лошадке; гамак сзади, за седлом. Впереди шурин Дэвида на молодой резвой гнедой; на спине у него рюкзак, набитый книгами и консервами; в руках зонтик и змеиное дерево. Сзади, на рыжей лошади, уже с нагнётом в холке, держась следом за мной, — Дэвид. До середины дня ехали под проливным дождем. Перешли вброд Такуту и еще одну речку. Места ничем не отличаются от Рупунуни: песок, трава, фиговые деревья. Нигде ни скота, ни лошадей. До первой стоянки добирались в темноте. Амбар с тростниковой крышей отперт, но тоже погружен во тьму. В гамаках какой-то человек и несколько детей мужского пола. Пока Дэвид и Франциско поили лошадей, я сидел на ящике. Неожиданно маленький мальчик принес мне крохотную чашечку отличного кофе. А потом — лампу: огарок, плавающий в налитом в миску говяжьем жире; света не меньше, чем от свечи, но затушить — труднее. Отвратный запах отсыревшего тростника. Накрыли на стол: манка и тушеная tasso (вяленая говядина). Ел очень мало, спал плохо.
Дэвид сказал, что за сегодняшний день надо проехать двадцать четыре мили. На рассвете оседлали лошадей, сложили вещи и в 6.45, выпив по глотку кофе, отправились в путь. В восемь добрались до хижины, согрели чаю и съели по куску черствого хлеба. Потом проехали миль восемнадцать по безлюдным местам, под палящим солнцем, пока не увидели разлившийся вонючий ручей с песчаным дном и отбрасывающей слабую тень пальмой над ним. Дэвид: «Остановимся здесь, дадим лошадям отдохнуть, а сами позавтракаем». Я: «А может, сначала доберемся до места?». Франциско: «Еще далеко». Я: «Очень далеко?» — «Мы на полпути». Пожевал черствого хлеба, консервированной колбасы, пить ничего не стал. С час просидели, облепленные муравьями, после чего опять двинулись в путь. Жара, жажда. У лошади Дэвида сильный нагнёт; приходится часто перекладывать поклажу и снимать с нее седло. Под бразильские седла подкладывают тряпки и солому. До жилья добрались только в половине шестого. Выпил три или четыре ковша воды. Помылся, переоделся. Молодой, миловидный, бородатый бразилец с сыном; тип лица негритянский, жены не видать. На ужин опять манка и tasso; так устал, что есть не в состоянии. Дэвид сварил мне какао. Лежал в гамаке — даже раздеться не в силах. Заснул; снилось, что парализован. Проснулся на рассвете усталый, как собака.
Встал совершенно больной и смертельно усталый. Ехали три часа — то по бушу, то по саванне. Маленькая ферма на Рио-Бранко, на противоположном берегу от Боа-Виста. Мелководье, посредине островки. Ждали час, пока нас не подобрал на своей лодчонке местный фермер. Вместе с двумя vaqueros переплыли (бесплатно) на другой берег; пастухи вместе со своим стадом быков переночевали на той же ферме, что и мы.
Первое впечатление от Боа-Виста: среди деревьев на высоком (теперь) берегу черепичные и тростниковые крыши. Песчаный пляж, где стирают и купаются девушки. На крутой горе бенедиктинский монастырь. Отец Мейтер дал мне с собой рекомендательное письмо на латыни. Монастырь с виду похож на больницу, вид имеет очень солидный и привлекательный: черепичная крыша, деревянные полы и потолки, скошенные с одной стороны, где дорога идет под уклон. Бетонные колонны отделены низким забором от сада с симметрично расположенными, выложенными кирпичами клумбами. Резная деревянная входная дверь и т. п. Окна остеклены, ступеньки каменные, веранда большая. Прождал на ступеньках минут десять. Немец высунулся из окна и заговорил с Дэвидом по-португальски. Такой же гость, как и я. Наконец, в монастырь с дороги поднялся священник в белой сутане; ввел нас в очень уютную, при этом скромно обставленную приемную с искусственными цветами на столе и плетеной мебелью. Священник — швейцарец, немного говорит по-французски. Сказал, что парохода на Манаус в ближайшее время (возможно, несколько недель) не будет. Я послал Дэвида навести справки. Пока он ходил, принял душ, переоделся и в полной прострации повалился на кровать. Вернулся священник, сказал, что завтрак готов, — его приготовили и принесли из женского монастыря монашки. Завтрак холодный, но вкусный: суп, тушеное мясо, рис, фасоль, блины и лимонад с каким-то особенным, медицинским, привкусом. Пока я ел, священник сидел напротив; разговор не клеился. После обеда лег на пару часов.
Вернулся Дэвид: пароход специального уполномоченного отплывает 10-го, а совершающий регулярные рейсы — 20-го. Решаю остаться. Дэвид разобрал вещи, слуги подготовили комнату. Сидел в прежнем коматозном состоянии; чудовищная головная боль. Ужин в шесть. Отличная, разнообразная пища. Разговаривать не получается: английский язык немца совершенно непонятен. Он местный плантатор. После ужина ходил взад-вперед по террасе, пока я не настоял, чтобы он сел. В постель — в 8 вечера. Принял лошадиную дозу хлородина и насмотрелся впечатляющих снов.
Месса в семь. Молятся в основном девушки в брачных вуалях, со всевозможными лентами и медалями. Сзади несколько мужчин. После Такуту церковь кажется очень нарядной. Как бывает в школе при женском монастыре, гимны распевают елейными голосками. Под ногами, когда идешь в церковь, хлюпает грязь и скрипит песок. Лавчонки и частные дома грязные, убогие. Поддерживать разговор необычайно трудно: плантатор-немец по-английски говорит еле-еле, а по-французски еще хуже; священник не знает английского вовсе, да и французского, в сущности, тоже. Даже когда они говорят между собой по-немецки, то понимают друг друга плохо; приходится прибегать к португальскому. На всех языках немец говорит с одинаковым произношением. Швейцарец предпочитает слова длинные и малоупотребительные. Иногда обсуждаем новости: кораблекрушения в Атлантике и т. д. «Правда, что в Джорджтауне голодают?» Иногда говорим на общие темы. «Был бы король Георг королем, не будь он масоном?» Каждое сказанное им слово священник подолгу обдумывает. Молитва в семь; очень жарко. Потом — в кафе; пил пиво с немцем и холостым лавочником.
Четыре дня непередаваемой скуки. Читать нечего — разве что жизнеописания французских святых и проповеди Боссюэ [209] . Беседа с немцем совершенно невыносима. <…> Нашел французскую книжку путевых очерков, вот названия глав: «Le jardin du paradis», «A l’ombre de mes dieux», «Быть или не быть», «Sous le signe de Myst`ere», «La mort qui romp», «La Vierge de solitudes» [210] .
209
Жак Бенинь Боссюэ (1627–1704) — французский писатель; епископ. Автор проповедей; «О смерти», «О Божьем промысле», «О высшем достоинстве неимущих в церкви Иисуса Христа» и др.
210
«Райский сад», «В тени моих богов»… «Под знаком тайны», «Смерть, от которой нет спасения», «Богоматерь одиночества» (франц.).