Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

«Временные правила» вышли 24 ноября. С 19 октября до их выхода цензура практически отсутствовала (не очень-то продолжительный период, чуть больше месяца). 24 ноября 1905 г., направляя в Сенат высочайший указ о повременных изданиях, император писал: «Ныне, вплоть до издания общего о печати закона, признали мы за благо преподать правила о повременных изданиях, выработанные Советом министров и рассмотренные в Государственном совете. Правилами этими устраняется применение в области периодической печати административного воздействия, с восстановлением порядка разрешения судам дел о совершенных путем печатного слова преступных деяниях» (190). «Временные правила» отменяли «предварительную как общую, так и духовную цензуры газет и журналов», выходивших в городах, оставляя ее «в отношении изданий, выходивших вне городов». Отменялись постановления об административных взысканиях, правила о залогах, статья 140-я. «Ответственность за преступные деяния, учиненные посредством печати в повременных изданиях» определялась в судебном порядке. По суду издание могло быть запрещено, приостановлено или арестовано (на срок до трех месяцев), оштрафовано (до 500 руб.), виноватый мог быть заключен в тюрьму (от 2 до 16 месяцев), в исправительный дом, сослан на поселение. Большинство статей устава о цензуре и печати 1890 г., охраняющие основы самодержавия, оставались в силе (190).

26 ноября министерство внутренних дел предложило губернаторам, чтобы местные цензоры «под личной ответственностью наблюдали» за своими изданиями и «по всем, обнаруженным ими нарушениям закона немедленно» возбуждали судебное преследование, донося об этом в Главное управление по делам печати.

Пик борьбы за свободу слова был перейден. Революция потерпела поражение. Начался откат, затронувший и периодическую печать, сферу цензуры. С 22 октября по 2 декабря 1905 г. в Петербурге и Москве возбуждено 92 судебных преследования по делам печати. За два с половиной месяца свободы слова, с 17 октября по 31 декабря, подвергнуто репрессиям 278 редакторов, издателей, журналистов, изданий, типографий, конфисковано 16 номеров журналов и газет, арестовано — 26, закрыто и приостановлено -44. А далее лавина репрессий все нарастала. С 17 октября 1905 г. по декабрь 1906 г. закрыто 370 изданий, конфисковано более 430, опечатано 97 типографий, арестованы и оштрафованы 607 редакторов и издателей. Министр внутренних дел Булыгин инструктировал губернаторов: «в случае появления в печати дерзостного неуважения к верховной власти, открытого призыва к революции или совершения других тяжелых преступлений необходимо просить прокуроров о приостановлении издания в судебном порядке на основании новых правил. В местностях же, объявленных на исключительном положении, в этих случаях надлежит закрывать типографии и подвергать аресту виновных с применением административной высылки» (191).

Ряд конкретных преследований. Фактически сразу покончено с оппозиционной периодикой столицы. Власть постепенно восстанавливала давший трещины цензурный режим. 18 марта 1906 г. выходит именной указ «Дополнение временных правил о повременных изданиях», 26-го апреля — «Временные правила о непериодической печати». Подкуп правительством редакций журналов и газет. Официальные и официозные издания. 1-го сентября 1906 г. по распоряжению Совета министров и министерства внутренних дел создается Осведомительное бюро, обслуживающее печать «достоверными сведениями» о действиях правительства, важнейших событиях в государстве. Оно наладило и выпуск специальных бюллетеней, в которых делались обзоры печати для ежедневных докладов председателю Совета министров, министру внутренних дел и начальнику Главного управления по делам печати. Выпускались и сводки мнений столичных газет по наиболее важным вопросам. Позднее Осведомительное бюро переименовано в Бюро печати.

По распоряжению П. А. Столыпина (он с 26 апреля 1906 г. становится министром внутренних дел, с 8 июля и председателем Совета министров) Отдел иностранной и инородческой печати Архива департамента полиции передается в Главное управление цензуры, чтобы осведомлять правительство, подготавливая для него сводки и обзоры печати общего характера и секретные (только для министров, с критикой их работы).

Всё же опыт первой русской революции показал, что вернуться к отжившему прошлому невозможно. Выходит ряд статей, книг, посвященных проблемам печати, свободы слова (Жирков, с.193). Эти проблемы нашли отражение в программных документах различных партий. Даже архиреакционный Союз русского народа, готовясь к выборам в Государственную думу, заявил: «Свобода печати есть главное средство борьбы с злоупотреблениями по службе и административным произволом» (194).

Правительство все чаще стало практиковать разновидности цензуры военного времени, объявляя «чрезвычайные условия» в том или ином регионе, вводя в действие «положение о чрезвычайной охране», когда все вопросы о печати решались губернатором или градоначальником. Это сделано по настоянию председателя Совета министров П. А. Столыпина, считавшего, что «в столицах и других крупных городах всегда можно держать исключительное положение», «можно штрафовать газеты по усмотрению». Один из журналов подсчитал, что чрезвычайная или усиленная охрана коснулась в 1912 г. более 157 млн. человек (196). В 1913 г. на прессу наложено 372 штрафа на сумму 140 тыс. рублей; конфисковано 216 номеров, арестовано 63 редактора; закрыто 20 газет. А летом 1914 г. началась Первая мировая война. «Временное положение о военной цензуре» подписано на следующий день после её начала, 20 июля. Видимо, оно подготовлено заранее. Согласно «Временному положению» военная цензура устанавливалась «в полном объеме» в местах военных действий и «частично» — вне их. 20 января и 12 июля 1915 г. обнародован «Перечень сведений», которые запрещалось публиковать по военным соображениям. По распоряжению начальника Генерального штаба в Петрограде учреждена военно-цензурная комиссия. В марте 1915 г. военная цензура введена и в Москве. Вскоре она становится всеобъемлющей, включая в себя и политическую цензуру. В секретном письме начальнику Генерального штаба от 14 декабря 1915 г. новый председатель Совета министров И. Л. Горемыкин указывал: «Военная цензура, просматривая предназначенный к выпуску в свет газетный материал, должна оценивать последний не с одной лишь узко военной точки зрения, а и с общеполитической» (196). И цензура, как обычно, старалась. До свержения в феврале 1917 г. императорской власти, до марта этого года, когда она была отменена. Опять короткий перерыв. И снова конец недолгому бесцензурному счастью.

До сих пор речь шла о событиях, относящихся более или менее непосредственно к цензуре. Далее нам нужно будет говорить несколько о другом. Прямого отношения к цензуре начала XX в. предлагаемый обзор отношения не имеет. Но он раскрывает созданную позднее фальсификацию событий конца XIX — первых двух десятилетий XX веков.

Поэтому столь полезным оказался выпуск журнала «Неприкосновенный Запас», 2005, N 6), названный «1905 год: сто лет забвения». Мы будем использовать материалы названного выпуска. Редакция его поставила задачу: нарушить это забвение, осмыслить исторические факты, их значение для своего времени и для сегодняшнего дня. Она попыталась разобраться в причинах того забвения, которое постигло первую русскую революцию 1905 года, в механизмах создания советского мифа о ней, важной вехой на пути к которому послужили масштабные мероприятия к 10-летию революции (1927 г.) Итоги такой мифологизации (фальсификации) в какой-то степени были подведены в «Кратком курсе истории ВКП (б)», опубликованном в 1938 г., но она продолжалась и далее, многие десятилетия.

Редакция «Независимого журнала» старается отразить сложность и противоречивость позиций борющихся сил, отойдя от привычной схемы: большевики, пролетариат, народ — все остальные, одной черной краской мазанные. При чтении журнала и других источников проясняется вопрос о позиции либеральной интеллигенции, кадетов, эсеров, анархистов, о роли отдельных деятелей (Махно, Котовский, Камо, Сталин), о восстании на броненосце «Потемкин», о лейтенанте Шмидте и о многом другом. А в конечном итоге читатель сталкивается с проблемой: так ли необходима и закономерна была Октябрьская революция? не существовало ли альтернативных ей путей? что для них было нужно? Почему их не использовали?

Правители России к началу XX века все яснее начинают понимать необходимость развития в направлении буржуазной Европы, модернизации экономики. Но страна продолжала оставаться отсталой, в экономическом, социальном, в политическом плане. 85 % населения составляли крестьяне, в большинстве нищие, лишенные земли, живущие в перенаселенных деревнях, бесправные, обремененные повинностями, подвергающиеся телесным наказаниям. Полуфеодальная страна, с верхами, ориентирующимися на индустриализацию и европеизацию, на изменения, тяжесть осуществления которых ложились на то же крестьянство. Начал формироваться и рабочий класс, который, как и в других странах «на рассвете индустриальной модернизации», подвергался грубой эксплуатации и жил, как и крестьянство, в невыносимо трудных условиях. Страна нищая и отсталая, с огромным социальным неравенством. Политический режим — система самодержавия. Царь, обладающий абсолютной, неограниченной властью. Боязнь оппозиции. Многочисленная политическая полиция, Охранка. Слежка за инакомыслящими, политическими противниками, за всеми, чья репутация вызывала подозрение. Упрямый отказ власти от всяких реформ, ограничивающих власть самодержца, прекращающих удушение любых свобод. Это не оставляло шансов на легальное самовыражение оппозиции и вело к ее радикализации, к участию, помимо прочего, в революционном движении, которому иногда симпатизировали и финансово помогали представители той же общественной элиты, в частности крупные предприниматели (7). Лагерь недовольных включал в себя и значительную часть интеллигенции. Она не осталась в стороне от революции не только оттого, «что не умела делать ничего другого и была лишена четкой социальной роли», но и в связи с тем, «что ее культурные ориентиры не позволяли оставаться равнодушными к страданиям народа» (7–8).

К этому добавлялись настроения угнетаемых национальных меньшинств, в частности евреев (см. в «НЗ» статьи О. Будницкого. Евреи и русская революция 1905 года в России, С. Исхакова. Первая русская революция и мусульмане, К. Зелинского. Восстание или революция? 1905 год в Царстве Польском и др.). Смесь отсталости и стремления к модернизации. Отсутствие политической или конституционной отдушины. Политический кризис. Коктейль получился гремучий, взрывоопасный.

К этой смеси добавилась Русско-Японская война 1904–1905 гг., в которой Россия потерпела сокрушительное поражение. Оно было неожиданным. В огромной России мало кто считал маленькую азиатскую Японию серьезным противником. «Япония доиграется, что я рассержусь», — говорил Николай японскому послу. 8 февраля 1904 г. начались военные действия. Японский флот напал на корабли в Порт-Артуре. Ряд русских кораблей потеряно. «Геройская гибель ''Варяга''» и миноносца «Кореец» стала легендарной, но бесполезной жертвой. В Порт-Артур прибыл знаменитый адмирал, кумир флота и русского общества, С. О. Макаров. Он начал наводить порядок, но флагманский корабль, броненосец «Петропавловск», на котором находился Макаров и его штаб, наткнулся на мину, перевернулся и быстро затонул, Все погибли. Цусимское сражение. Поражение русского флота. Русские корабли впервые за много лет вынуждены спустить «андреевские флаги». Падение Порт-Артура. Сокрушительное поражение русских войск, под командованием бездарного генерала Куропаткина, под Мукденом. На реке Яле второй сибирский армейский корпус попал в окружение, потерял четверть своего состава. Силы Японии также были истощены, и она согласилась на сравнительно легкие условия мира. Портсмутский мир заключили в августе 1905 г. Япония получила Корею, Южный Сахалин, Порт-Артур, южную ветку КВЖД (железной дороги). Из Манчжурии обе стороны обязались войска вывести. Не столь уж велики потери России. Но эффект был ошеломляющий. И в обществе, и в народе. Отклики в литературе, в фольклоре или в произведениях, ставших фольклором («Штабс-капитан Рыбников» Куприна, знаменитая стихотворная прокламация К. Бальмонта: «Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима, Наш царь — кровавое пятно…», песни о гибели «Варяга», о калеке-солдате, возвращающемся домой от «павших твердынь Порт-Артура, с кровавых маньчжурских полей», вальс «На сопках Манчжурии», строки на мотив стихотворения Лермонтова «Горные вершины спят во тьме ночной»: «Тихо на дороге,/Сладким сном всё спит,/ Только грозный Ноги/ На Харбин спешит. Нас уже немножко./ Все бегут в кусты:/ Погоди япошка,/Отдохнешь и ты» (Маресукэ Ноги — японский генерал, командующий 3-й армией, успешно действующей в Манчжурии). Многие из этих откликов дожили до наших дней.

События русско-японской войны сыграли особое место среди причин радикализации общества, революционного взрыва 1905 г. (см. в «НЗ» статью Ермаченко И. На пути к революции: Русские либералы перед «японским зеркалом»). По словам Ермаченко, поражение России в войне с Японией сыграло «свою роль и в стремительном „полевении“ либеральной интеллигенции». Образ Японии «быстро превратился в своеобразное пропагандистское оружие в борьбе либералов против „консервативно-охранительного“ лагеря»; «Жестокая военная реальность потребовала политически определиться по отношению и к самой Японии, и к причинам ее побед <…> Дискуссии по принципиальным вопросам общественного и государственного устройства проецировались теперь на войну с внешним противником и, став „диспутом военного времени“, получила новую обильную пищу» (71).

Отвечая на преподнесенный ему в самом начале войны с Японией адрес от ежедневной столичной печати, Николай II заявлял: «Надеюсь, что и впредь русская печать окажется достойною своего призвания служить выразительницею чувств и мыслей великой страны и воспользуется своим большим влиянием на общественное настроение, чтобы вносить в него правду, и только правду» (75). Это говорилось тогда, когда поражение не предполагалось. Но на слова императора можно было ссылаться и позднее, когда правда оказалась довольно неприятной для властей. Тем более, что назначенный после убийства эсерами В. К. Плеве новый министр внутренних дел, Святополк-Мирский, человек относительно либеральный, отвечая на вопросы корреспондента одной из газет, опираясь «на основные начала, указанные <…> Государем», обещал проявлять на своем посту «истинный и широкий либерализм, поскольку этот последний не противоречит установленному порядку правления». Естественно, такой «истинный либерализм» противопоставлялся «совершенно исключительному» русскому либерализму «и всей его партии, позорящей русское имя» (76). Используя сложившуюся ситуацию, легко обходя «беспрецедентно же мягкую для отечественной истории военную цензуру» (75), российская печать уловила нараставшую волну либерализации и демократизации, подстроившись под нее. В частности, Япония превращается «в почти безоговорочный пример прогрессивного развития, которому предлагается следовать» (77). Война рассматривается как очистительный ураган, разбудивший Россию «после долгого вынужденного гнетущего сна», как осознание необходимости существенных перемен (78). Но это всё для общества, для интеллигенции. Для мужика же, простолюдина война — демонстрация слабости правительства, а значит возможности неповиновения, бунта (горят помещичьи усадьбы, на дорогах появляются шайки грабителей; происходит как бы репетиция того, что захлестнуло Россию во время Гражданской войны). Этот бунт был справедливым, направленным против антинародного порядка. Но он включал в себя и криминальное, уголовное, кровавое начало, то, что Пушкин называл «бессмысленным и беспощадным» русским бунтом. Начинается первая революция.