Из Питера в Питер
Шрифт:
— Постойте... — прошептала она. — Постойте...
И прошлась нерешительного комнате. Все недоверчиво следили за ней.
— Вчера я случайно проходила около порта... Видела мистера Крука, — нерешительно продолжала Савельева. — Он разговаривал с капитаном японского судна. Говорили по-английски, я кое-что поняла. Судно называется «Асакадзе-мару». Мистер Крук и капитан торговались. Мистер Крук нанимал судно...
Все молчали в полном отчаянии. Но Катя насмешливо спросила:
— Ну и как, нанял?
— По-моему, нет. Не сошлись в цене.
Катя с грустной улыбкой посмотрела
— Верите?
Все молчали.
— Верите, что мистер Крук нанимал судно, чтобы забросить нас в Японию? Верите, что Джеральд Крук и Энн Крук хотят из нас сделать гейш, а из мальчиков бандитов, что ли?
Все оглянулись на Лиду, которая уверяла, что рассказала правду, она видела своими глазами...
— Ну и что? Это же Круки! — Катя холодно уставилась на Савельеву. — Целый год они делали для нас все, что могли, они жили для нас! Их можно упрекнуть разве в том, что они слишком добры... Но в подлости? Боже мой, как не стыдно! Каждая из нас обижается, если о ней даже подумают плохо, а о Круках, которые в десять раз лучше всех нас...
— Но я же ничего не сказала! — завопила Савельева.
Однако подозрение осталось. За Круками следили во все глаза. Вскоре просочилась еще одна новость: мистер Крук и Майкл Смит уезжают в Харбин! Почему в Харбин, к китайцам?.. Объяснению миссис Крук, что они выехали в надежде обменять там бумажки царя и Керенского на полновесные доллары, поверили только Ларька и его компания, которые вели себя как-то странно.
Это было уже в мае двадцатого года. К этому времени те несколько сот ребят, которые два года назад уезжали в хлебные места на лето, мечтали об Ильменском заповеднике или о том, как они привезут домой мешок муки и кусок сала, и вообще-то были просто беззаботными школьниками, все чаще оглядывались на Ларьку и его единомышленников, число которых постоянно росло.
Удивляло и раздражало, что они учились. Готовились к окончанию реального училища или гимназии. Даже Володя Гольцов не мог учиться, а они могли... Только и всего. И посмеивались над паникерами.
Аркашка хмуро признался Мише Дудину, что он не понимает Ларьку, что Ларька стал не тот...
— Он скатывается к оппортунизму, — с глубоким сожалением произнес Аркашка. — И даже к соглашательству...
Миша глядел с испугом. Он не решился спросить, что это такое.
— Его надо предостеречь. Спасти, — еще мрачнее заявил Аркашка. — Пока не поздно. Пока он не докатился до предательства!
— Ты что! — ахнул Миша.
— Ты знаешь, где знамя краскома? — шепотом спросил Аркашка.
— Нет.
— Никто не знает. Может, его уже нет?
— Как это нет?
— Очень просто. Ларьке нет дела до знамени краскома! До мировой революции! Он решает задачки по тригонометрии.
Миша потупился. Он тоже решал задачки, зубрил древнюю историю и английские глаголы. Но хоть обожал Аркашку, не хотел сдаваться:
— Для мировой революции лучше, что ли, если будем безграмотные?
— Это тебе Ларька напел? — подозрительно покосился Аркашка.
— Он говорит: революции требуются инженеры...
— Инженеры! Зачем?
— Строить.
— Строить! — с отвращением повторил Аркашка, и тут
же глаза его вспыхнули черным огнем, а руки сжались в кулаки. — Разрушать — вот что надо! Рушить! Все! До основания!— А затем, — поднял голову Миша, — мы наш, мы новый мир построим.
— Это когда будет, — отмахнулся Аркашка. Ему явно не хотелось что-то там строить... Охота была разрушать.
Аркашка попытался напрямую объясниться с Ларькой, но из этого мало что вышло. Ларька, который весело улыбался ребятам, беззаботно занимался, твердил, что беспокоиться не о чем, дальше их не вывезут, потому что некуда, а большевики все равно придут и сюда, к Великому океану, — с Аркашкой был грубоват.
— Революции нужна не трескотня, а дело, — оборвал он Аркашку.
— Ты что, не слышишь? — Аркашка простер руку к окну, за которым стреляли. — Там убивают революцию! А ты долбишь свой плюсквамперфектум...
Ларька оскалился на него, как на врага:
— Да! Долблю! А ты что делаешь?
— Я? — Аркашка быстро оглянулся и заторопился, заранее торжествуя: — Я установил связь с партизанами! И еще всех вас, зануд, первых учеников, спасу!
Но Ларька не выразил никакого восторга. Он впился в черные глазищи Аркашки:
— А партизаны тебе — спасибо! В ножки поклонились, благодетелю!
— Почему? Какое спасибо?
— Ну как же! Помог революции! Подбросил партизанам работенку. Им делать нечего, только с нами возиться. Ты что, боишься?
— Я? Боюсь?
Ларька снова показал острые зубы:
— Боишься, что пропадешь. А ты не бойся, скиталец морей. Зубри физику. Математику. Ты не маленький, соображай. Дело делай, а не трещи о мировой...
В этот вечер, в начале июня, вернулись из Харбина мистер Крук и Майкл Смит довольные, победителями.
За время поездки возникло только одно обстоятельство, о котором стоит упомянуть.
В первый же вечер, еще по дороге в Харбин, Смит снова заговорил о том, что пора бы мистеру и миссис Крук перечесть наконец роман Киплинга «Ким»...
Джеральд Крук откинулся назад, вытаращил глаза. Он явно заподозрил Смита в каком-то помешательстве на этом романе.
— Дался вам Киплинг... — Он неестественно засмеялся.
— В «Киме» говорится о злосчастьях индийского мальчишки. О его скитаниях, — заговорил Смит. — И о том, что мальчишка наверняка бы погиб, не подбери его английский офицер... Этот офицер понял, что такой мальчишка, прошедший невероятные испытания, коренной индус, который сможет проникнуть туда, куда англичанину не будет доступа, такой парень, если им заняться как следует, настоящий клад для Англии...
— Для Англии? — недоумевая, пророкотал басом мистер Крук.
— Неужели не поняли? — Смит сдвинул брови. — Я знаю, вы хотите везти ребят в Соединенные Штаты. Зачем?
— Но ведь только таким путем они смогут вернуться домой, в свой Питер...
— Вы уже потратили на них десятки тысяч долларов. Во что обойдется переезд? И кто вам позволит, если дети попадут в Штаты, вернуть их большевикам?
— Родителям!
— Большевикам, мистер Крук. Америка не позволит вам тратить доллары на большевиков. За свои доллары мы должны что-то иметь...