Из самых глубин забвения

– Странно... Очень похоже на бассейн Делини***, - сказал я Жаклин.

Но войдя, мы очутились на своего рода речном пляже, по краю которого стояли столики с зонтиками от солнца. Рахман выбрал местечко в тени. Сигару он так и не выпустил изо рта. Мы сели. Он вытирал шею и лоб большим белым платком. Повернулся к Жаклин:

– Можете искупаться, если хотите...

– У меня нет купальника, - ответила Жаклин.

– Это поправимо... пошлю кого-нибудь за купальником...

– Это излишне, - сухо произнесла Линда.
– Ей не хочется купаться.

Рахман опустил голову, продолжая вытирать лоб и шею.

– Хотите выпить чего-нибудь прохладительного?
– предложил он. И добавил, обращаясь к Линде:

– У меня тут встреча с Савундрой.

Это имя ассоциировалось с какой-то экзотической фигурой, и я уже решил, что сейчас к нашему столику подойдет индуска в сари.

Но это оказался блондин лет тридцати. Он помахал нам рукой, подошел и хлопнул Рахмана по плечу. Представился мне и Жаклин:

– Майкл Савундра. Линда сказала ему, что мы французы. Он забрал стул от одного из соседних столиков и уселся рядом с Рахманом.

– Ну, что новенького?
– спросил Рахман, уставясь на него своими холодными глазками.

– Я еще поработал над сценарием... Посмотрим, что получится...

– Ага, совершенно верно: посмотрим...

Рахман взял презрительный тон. Савундра скрестил руки. Его взгляд задержался на нас с Жаклин.

– Давно вы в Лондоне?
– спросил он по-французски.

– Три недели, - ответил я.

Он явно заинтересовался Жаклин.

– Я некоторое время жил в Париже, - сказал он на не очень уверенном французском.
– В гостинице "Луизиана", на улице Сены... Пробовал снять фильм...

– Но, к сожалению, не получилось,- презрительным тоном произнес Рахман. Я удивился, что он понял сказанную по-французски фразу.

Наступила пауза.

– Но я уверена, что в этот раз получится, - сказала Линда.
– Правда, Петер?

Рахман пожал плечами. Савундра смутился. Он спросил Жаклин, по-прежнему по-французски:

– Вы живете в Париже?

– Да, - сказал я, не дав Жаклин времени ответить.
– Недалеко от гостиницы "Луизиана".

Жаклин поймала мой взгляд. Подмигнула. Мне вдруг очень захотелось очутиться перед гостиницей "Луизиана", пойти к Сене и пройтись вдоль коробов букинистов до набережной Турнель. Откуда эта внезапная тоска по Парижу?

Рахман задал какой-то вопрос Савундре, и тот стал очень словоохотливо отвечать. Линда встревала в разговор. Я совершенно не старался понять, о чем они говорят. И прекрасно видел, что Жаклин тоже не обращает на разговор ни малейшего внимания.

В этот час дня нами часто овладевала дремота, потому что в отеле "Рэднор" нам спалось плохо - четыре-пять часов, никак не больше. А поскольку мы выходили рано утром, а возвращались как можно позже, то днем дремали на лужайках Гайд Парка.

Они продолжали разговаривать. Время от времени Жаклин закрывала глаза, и я тоже. Я боялся заснуть. Но как только один из нас чувствовал, что другой вот-вот заснет, он толкал его ногой под столом.

Я все-таки задремал на несколько минут. Глухой шум их разговора смешивался со смехом и криками на пляже, со всплесками от прыжков в воду. Где мы? На берегу Марны или на Ангьенском озере, близ Парижа? Это место походило на другое "Лидо", в Шенневьер, и на Спортинг-клуб в Ла Варенн. Вечером мы с Жаклин вернемся в Париж венсенским поездом.

Кто-то сильно хлопнул меня по плечу. Рахман.

– Устали?

Жаклин, напротив меня, силилась держать глаза открытыми.

– Кажется, немного вы спали в моем отеле, - сказал Рахман.

– Где вы жили?
– осведомился Савундра по-французски.

– В месте, куда менее комфортабельном, чем отель "Луизиана", - ответил я.

– Хорошо, что я с ними познакомилась, - сказала Линда.
– Они будут жить у меня...

Хотелось бы мне знать, почему они проявляют о нас такую заботу. Савундра по-прежнему не сводил взгляда с Жаклин, но она не обращала на него ни малейшего внимания. Или делала вид, что не замечает. Мне показалось, что он похож на одного американского актера. Как же его фамилия? Ага, Джозеф Коттен.

– Вот увидите, - продолжала Линда, - вам у меня будет очень хорошо.

– В любом случае, - произнес Рахман, - квартир у меня навалом. Могу дать вам одну на следующей неделе.

Савундра разглядывал нас с любопытством. Повернулся к Жаклин:

– Вы брат и сестра?
– спросил он по-английски.

– Не повезло вам, Майкл, - ледяным голосом произнес Рахман.
– Они муж и жена.

– Надеюсь, что увижу вас очень скоро, - сказал он по-французски.

А потом спросил Рахмана, читал ли тот его сценарий.

– Нет пока. Мне на это требуется время. Я же еле-еле умею читать...

И хохотнул. Его глаза за роговыми очками были по-прежнему холодны.

Чтобы рассеять неловкость, Савундра обратился к нам с Жаклин:

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы прочли сценарий. Некоторые сцены происходят в Париже. Вы смогли бы исправить ошибки во французском.

– Хорошая мысль, - сказал Рахман.
– Пусть прочтут... Сделают мне резюме...

Савундра ушел по аллее Гайд Парка, а мы снова сели на заднее сиденье рахмановского "Ягуара".

– Сценарий-то хороший?
– полюбопытствовал я.

– Конечно. Я уверена, что очень хороший, - ответила Линда.

– Можете взять, - сказал Рахман.
– На полу валяется.

И действительно, на полу у моих ног лежала бежевая папка. Я поднял ее и положил себе на колени.

– Он хочет, чтобы я дал ему на фильм тридцать тысяч фунтов, - сказал Рахман.
– Слишком много для сценария, который я никогда не прочту...

Мы вернулись в квартал Сассекс Гарденс. Я испугался, что он собирается отвезти нас в наш отель, и снова почувствовал приторный запах коридора и номера. Но он продолжал ехать в направлении Ноттинг Хилл. Свернул направо, на авеню, где находились кинотеатры, а потом на обсаженную деревьями и окаймленную белыми домами с арками улицу. Перед одним из этих домов он затормозил.

Мы вышли из машины вместе с Линдой. Рахман остался за рулем. Я достал саквояж из багажника, а Линда открыла кованую дверь. Лестница была очень крутая. Линда указывала нам путь. На площадке - две двери. Линда открыла левую. Комната с белыми стенами. Окна выходили на улицу. Мебели никакой. Огромный матрац на полу. Соседняя комната оказалась ванной.

– Вам тут будет хорошо, - сказала Линда.

Я увидел из окна черный автомобиль Рахмана, купающийся в солнечной лужице.

– Вы очень милы, - ответил я ей.