Из самых глубин забвения
Шрифт:
Она нервно зажгла сигарету.
– Он мог бы одолжить нам денег. Это помогло бы нам уехать.
Казалось, что она следит, как я отреагирую.
– Он богат?
– спросил я. Она улыбнулась.
– Вы тут сказали про пальто... Так вот, попрошу его подарить мне меховое манто...
Она положила ладонь на мою руку, как делала это с Ван Бевером в кафе на улице Кюжас. Ее лицо приблизилось к моему.
– Не волнуйтесь, - произнесла она.
– Я совсем не люблю меховые манто.
В моей комнате она задернула черные шторы. Я этого никогда раньше не делал, потому что цвет этих штор
Выходя из моей комнаты, она сказала, что лучше нам сегодня вечером не видеться. Ван Бевер несомненно уже давно вернулся из Атис-Монса и ждет ее на набережной Турнель. Я не стал ее спрашивать, как она объяснит свое отсутствие.
Когда я остался один, у меня возникло ощущение, что я вернулся в ту же точку, что вчера: я снова не был уверен ни в чем, и мне оставалось лишь ждать ее здесь, или в кафе Данте, или же пройти по улице Кюжас около часа ночи. А в субботу Ван Бевер снова поедет в Форж-лез-О или в Дьеп, и мы пойдем проводить его до метро. Если он согласится, чтобы она осталась в Париже, все будет в точности, как в тот раз. И так во веки веков.
Я засунул в большую холщовую сумку три-четыре альбома и спустился на улицу.
Я попросил у администратора телефонный справочник Парижа, по названиям улиц. Он протянул мне синий том, на вид совсем новый. Я просмотрел все дома по бульвару Осман и наконец нашел в доме 158 музей Жакмар-Андре. А в доме 160 был дантист, некий Пьер Роб. На всякий случай я записал номер телефона: Ваграм 13-18. А потом дошел со своей холщовой сумкой до английской книжной лавки возле церкви Сен-Жюльен-ле-Повр. Мне удалось продать там один из альбомов, "Italian Villas and Their Garden" за сто пятьдесят франков.
Несколько минут я нерешительно стоял перед домом номер 160 по бульвару Осман. Потом вошел в подъезд. На стене висела доска с указанием заглавными печатными буквами фамилий и этажей:
Доктор П. Робб - П. Карто
3-й этаж
Фамилия Карто была написана другими буквами: ее явно добавили потом. Я решил позвонить в дверь третьего этажа, но не вошел в лифт, остекленные створки и решетка которого сверкали в полумраке. Медленно поднялся по лестнице, придумывая, что скажу тому, кто мне откроет: "Я записан к доктору Карто." Если меня сразу поведут к нему, приму радостный тон человека, неожиданно пришедшего проведать приятеля. С той только разницей, что видел он меня только раз и вполне может даже не узнать.
На двери красовалась позолоченная табличка. Я прочел:
СТОМАТОЛОГ
Позвонил. Раз, два, три. Никто не ответил.
Я вышел из дома. За музеем Жакмар-Андре находилось кафе с остекленной террасой. Я выбрал столик, с которого мог наблюдать за подъездом дома 160. Я ждал прихода Карто. Я даже не был уверен, что он имеет для Жаклин и Ван Бевера большое значение. Одно из случайных знакомств. Может быть, они больше ни разу в жизни Карто и не увидят.
Я уже выпил несколько стаканов гренадина. Было пять вечера. В конечном счете я забыл по какой точно причине
жду на террасе этого кафе. Уже несколько месяцев ноги моей не было на правом берегу, и теперь мне казалось, что набережная Турнель и Латинский квартал находятся на расстоянии в тысячи километров.Вечерело. Когда я выбирал столик, кафе было пустынным, а сейчас понемногу заполнялось: посетители, наверное, выходили из соседних офисов. Слышался треск электрического биллиарда, как в кафе Данте.
Перед музеем Жакмар-Андре остановился черный автомобиль. Сначала я смотрел на него рассеянно. А потом у меня екнуло сердце: это ведь машина Карто. Я ее узнал потому, что это была английская марка, во Франции таких совсем немного. Он вылез из машины и открыл кому-то левую дверцу. Это оказалась Жаклин. По дороге к подъезду они могли увидеть меня за стеклом, но я так и остался сидеть за столиком. И даже не сводил с них глаз, словно хотел привлечь их внимание.
Они прошли, не заметив меня. Карто толкнул дверь подъезда и пропустил Жаклин вперед. Он был в темно-синем пальто, а Жаклин - в своей легкой кожаной куртке.
Я попросил у стойки телефонный жетон. Будка находилась в подвале. Я набрал "Ваг-рам 13-18". Кто-то снял трубку.
– Вы Пьер Карто?
– А кто его спрашивает?
– Можно поговорить с Жаклин?
Несколько секунд молчания, а потом я повесил трубку.
На следующий день, во второй половине, я снова встретился с ней и Ван Бевером в кафе Данте. Они были одни в глубине, возле биллиарда. При моем появлении они не прекратили играть. Жаклин была в черных зауженных книзу брюках и красных холщовых туфлях на шнурках. Совсем не зимние туфли.
Я воспользовался моментом, когда Ван Бевер пошел за сигаретами, а мы с Жаклин остались одни друг против друга, и сказал:
– А Карто как? Хорошо провели время вчера на бульваре Осман? Она сильно побледнела.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Я видел, как вы вместе вошли в дом.
Я попытался улыбнуться и принять непринужденный тон.
– Вы за мной следите?
Зрачки ее расширились. В ту минуту, когда Ван Бевер уже возвращался к нам, она наклонилась ко мне и тихо сказала:
– Это должно остаться между нами.
Я подумал о флакончике эфира (этой "гадости", как она говорила), которым она поделилась со мной той ночью.
– У вас озабоченный вид...
Ван Бевер стоял передо мной и хлопал меня по плечу, словно стараясь вытащить меня из дурного сна. Он протягивал мне пачку сигарет.
– Ты еще будешь играть?
– спросила Жаклин.
Будто пыталась отдалиться от меня.
– Пока нет. У меня от этого биллиарда голова болит.
У меня тоже. Я слышал треск биллиарда даже когда не был в кафе Данте.
Я спросил Ван Бевера:
– У вас есть новости о Карто?
Жаклин нахмурила брови, несомненно для того, чтобы дать мне понять, что эту тему затрагивать не стоит.
– Почему вы спрашиваете? Он вас, что, интересует?
Вопрос этот был задан сухим тоном. Он вроде был удивлен тем, что я запомнил фамилию Карто.
– Он хороший дантист?
– спросил я. И вспомнил серый костюм и низкий голос с красивым тембром. И от того и от другого исходила определенная изысканность.