Из воспоминаний

Ново-славянофил Александр Удодов считает, однако, все эти рассуждения совершенно неосновательными. В интервью новому религиозному журналу «Русское возрождение», редакция которого находится в Париже, а издательство в Нью-Йорке, А. Удодов утверждает, что даже у академика Сахарова в настоящее время очень мало последователей. «Я глубоко уважаю Сахарова, – заявляет Удодов. – Но принципы западной демократии, в которые Сахаров верит и за которые борется – это не что иное, как принципы февральской революции 1917 года, которые были вырваны с корнем и уничтожены большевистской диктатурой несколько месяцев спустя»… А уж если корни этой идеологии уничтожены, то и возрождать их будет только пустой тратой сил и времени. «Поэтому, – как говорит Удодов, – представители либеральных убеждений имеют очень слабый голос в современном движении сопротивления в Советской России». Что же касается марксизма, то у него вообще нет никакого голоса и никаких перспектив. Советский народ просто не понимает тех понятий, которыми оперируют марксисты, а представители «среднего класса» или советская бюрократия – «это всего лишь служащие с зарплатой, которые ничуть не интересуются идеологией режима, нанимающего их»… «Поэтому человек вроде Роя Медведева представляет лишь самого себя». [91]

Философ П. М. Егидес, объявивший себя сторонником некоей метафилософии панперсонализма, преодолевающей будто бы все недостатки марксизма, полностью согласен с мнением А. Удодова. В своем заявлении в журнал «Поиски», появившемся, однако, совсем в другом издании, Егидес утверждает: «Зная мнение ряда сторонников демократического социализма (социалистов и коммунистов-демократов), я считаю своим долгом заявить, что за Р. А. Медведевым никто из оппозиционного движения не стоит… он не представляет ничьего мнения, кроме своего личного». [92]

Правда, Егидес расходится с А. Удодовым в одной немаловажной детали. Если Удодов считает, что главной оппозиционной силой в России является православная церковь и православная религия, то Егидес ждет возрождения нашей страны с принятия ее населением и ее интеллигенцией идеологии «панперсонализма», разрабатываемой самим Егидесом.

Не оставил без внимания вопрос, «кого представляет Рой Медведев», и Солженицын. Он несколько раз заявлял, что Р. Медведев является выразителем мнения небольшой группы старых большевиков, которые считают, что при Сталине у нас был «плохой социализм», и защищают какой-то «хороший социализм». В этих словах Солженицына есть немалая доля истины.

Когда я вступал на поприще общественной деятельности, именно старые большевики оказали мне самую большую поддержку и познакомили меня со своими воспоминаниями. Сегодня этих людей совсем мало, но и пятнадцать лет назад они были активной, но небольшой группой, ибо большинство ветеранов партии, включая и моего отца, погибло в сталинских лагерях.

В дальнейшем все более значительную поддержку я получал от многих представителей советской гуманитарной и научной интеллигенции. Эти люди продолжали работать «внутри системы» и считали, что они таким образом принесут гораздо больше пользы прогрессивному развитию нашего общества, чем если окажутся «вне системы». Они тоже были против «плохого» и за «хороший» социализм. Я назову здесь имена лишь нескольких наиболее известных людей этого круга, которых сегодня уже нет среди нас – поэта и редактора А. Т. Твардовского, писателей А. А. Бека, Б. Ямпольского, А. К. Гладкова, академиков Б. Л. Астаурова, И. Е. Тамма, режиссера М. И. Ромма. Мне помогали и некоторые работники партийного и государственного аппарата. Я не буду называть имен, но могу заверить, что, вопреки мнению американского рецензента, среди них не было ни членов Политбюро, ни членов ЦК КПСС. Работая «внутри системы», эти люди должны были идти на некоторые компромиссы. Но между понятиями «компромисс» и «беспринципность» – большая разница.

Наши диссиденты обычно не любят таких людей. Для Солженицына это «образованщина», или «центровая образованщина», которая лишь в «тайных чувствах и узком кругу отделяет свои интересы от государственных», а на деле «верно служит государству», «подчиняясь до раболепства», проявляя «трезвую утилитарность и подлаживание к практической обстановке». [93] Мейман и Плющ называют этих людей «либеральствующей и трусливой технократической интеллигенцией». А. Амальрик огульно зачисляет всю нашу творческую интеллигенцию в прослойку людей, «которые думают одно, говорят другое и делают третье» и потому еще «более неприятны, чем режим, который их породил». Петр Григоренко при первой же встрече с Твардовским назвал последнего трусом, так как Твардовский отказался подписать составленное Григоренко и Якиром очередное «Обращение». Между тем, Твардовский был умным и смелым человеком. Как поэт и главный редактор «Нового мира» он внес в развитие общественного сознания в СССР гораздо больший вклад, чем Григоренко и его группа. Просто Твардовский и подобные ему люди придерживались иных взглядов на положение в стране и пути ее развития, чем Солженицын, Сахаров, Максимов или Григоренко.

С особенной неприязнью пишет о нашей интеллигенции некто П. Тамарин в самиздатском журнале «Поиски». [94] По мнению этого автора, все плохо в нашей стране, и самое плохое – это ее интеллигенция, настоящие «профессиональные кретины».

«И как могут, – пишет Тамарин, – спокойно жить в квартирах с ванной, газом, горячей водой и декоративными собачками люди, если дома с этими квартирами стоят на костях их собратьев?

Вот почему счастья-то и нет: нет демократии, нет человеческих прав, нет социализма. Есть лишь раболепие, нескончаемое терпение народа и, в первую очередь, его интеллигенции, которая позволяет над собой потешаться, глумиться.

Рабы, снизу доверху все рабы! – так еще Чернышевский определил, кто мы такие. Керосиновая лампа сменилась электрической, а человека все нет как нет: он – Раб.

Вот почему так ценю я диссидентов – моих сограждан, рвущих оковы рабства: они и есть та свободная Россия, которая лишь только зарождается».

Я не могу разделить презрения автора ко всей интеллигенции, как не могу разделить и восторженной апологии диссидентов. Всякие у нас есть диссиденты и всякие мотивы для участия в этом движении. В конце концов советские диссиденты – это в какой-то мере сколок со всего общества, что лишний раз показывает их поведение и деятельность в эмиграции. Отнюдь не все, кто не принадлежит к небольшому кругу диссидентов, являются Рабами, да и не понимаю я, почему даже раба нельзя назвать человеком и отнестись к нему не с презрением, а с сочувствием. Это вовсе не означает, что у нашей интеллигенции нет серьезных недостатков, связанных с ее положением («бытием») и воспитанием. И тем не менее только лучшие представители этого слоя (их вовсе не так уж мало) могут вывести нашу страну из ее нынешнего общественно-политического застоя.

Это также не означает, что я осуждаю деятельность диссидентов, не желающих больше работать «внутри системы». Они продолжают оставаться важным катализатором тех изменений, которые происходят в сознании советского общества, хотя и не так быстро, как этого хочется диссидентам.

Я давно оказался «вне системы», но продолжаю сохранять прежние дружеские и деловые связи. К сожалению, мои взгляды менялись в последние пятнадцать лет не так быстро, как взгляды Сахарова. В 1970 году я с удовлетворением подписал составленное Сахаровым и В. Турчиным письмо, адресованное советским руководителям. Сегодня это письмо не подписали бы сами его составители. Тем более я неспособен к такой стремительной идейной эволюции, которую пережил, например, писатель В. Максимов. Еще десять лет назад он был членом редколлегии наиболее консервативного журнала «Октябрь» и другом убежденного сталиниста Вс. Кочетова. Максимов выступал тогда по советскому телевидению с критикой А. Твардовского. Сегодня В. Максимов – верующий христианин и воинствующий антикоммунист. Он – главный редактор эмигрантского религиозного и антисоциалистического журнала «Континент». Как соратник немецких консервативных деятелей Ф. Штрауса и А. Шпрингера, В. Максимов выступает с приятными своим новым друзьям демагогическими речами на съездах ХДС и ХСС в Западном Берлине и в Мюнхене.

Философ П. М. Егидес, который написал в прошлом несколько статей под разными псевдонимами, и только достигнув пенсионного возраста, начал выступать под собственным именем, очень недоволен слишком медленной, по его мнению, эволюцией Роя Медведева. Он, правда, прощает мне «иллюзии» 60-х годов. Однако в 70-е годы недостаточное продвижение вперед означает, по мнению Егидеса, «эволюцию назад» и в политическом, и в теоретическом, и в нравственном отношениях. Особенно не нравится Егидесу моя с Жоресом совместная книга о Хрущеве «Н. С. Хрущев. Годы у власти».

«Зададимся вопросом, – заявляет П. Егидес в “Открытом письме Рою Медведеву”, – зачем она? (т. е. книга о Хрущеве). С какой целью написана? Может быть, это беспристрастное исследование историков? Непохоже. Книга построена так, что неизбежно подводит читателя к выводу: дворцовый переворот, устранивший в октябре 1964 года Хрущева, был явлением положительным, оправданным, прогрессивным. Хрущева сменило рассудительное, реалистичное, современное руководство. Нет, такими словами это нигде не говорится. Эффект достигается простым способом: крупным планом показаны все хрущевские несуразности и нелепости (которые, конечно же, были): и кукурузная эпопея, и “кузькина мать”, и разделение государственных и партийных органов на сельские и городские, и прочие “волюнтаризмы и субъективизмы”… И намекается, что все это прекратилось в 1964 году.

Формально Вы имеете право на это: ведь книга-то о Хрущеве. Поэтому Вы в книге о Хрущеве, естественно, не пишете, скажем, о провале экономических реформ 1965 года, об усилении и ужесточении цензуры, о нарастании репрессий (в частности, психиатрических), об ускоренной ресталинизации, происходящей после 1964 года. А умалчивая об этом, Вы подводите читателя к Вашей основополагающей мысли, что все постепенно идет к лучшему “в этом лучшем из миров”».

П. Егидес хорошо знает, что проблеме психиатрических госпитализаций была посвящена наша с Жоресом книга «Кто сумасшедший?», изданная еще в 1971 году. Он прекрасно знает, что критическому анализу послехрущевского периода посвящены два толстых тома «Политического дневника», составленного мной с помощью Жореса и изданного в Амстердаме Фондом им. Герцена. И там есть и разбор неудач экономической реформы, и критика цензуры, и протест против попыток реабилитации Сталина, и критика нарастающих репрессий. Умалчивая обо всем этом, Егидес подводит читателя своих писем к своей основополагающей мысли: для советских властей не только удобно, но даже выгодно существование такого «умеренного диссидента», как Рой Медведев.