Фор шел ко мне по своей комнате, такой красивый и мужественный, что у меня захватывало дыхание. Испытание позади, и мне следовало бы радоваться, но всё что я могла — лишь смотреть, как он приближается.

— Поздравляю, — услышала я прежде, чем он стремительно и уверенно преодолел последний метр перед нами, остановившись всего в нескольких сантиметрах. Мои руки невольно потянулись к его лицу, потому что быть так близко и не касаться его казалось мне настоящей пыткой. Фор, казалось, и сам не хотел больше ждать — его губы накрыли мои; сладкие, мягкие, спустя миг они стали куда более требовательными, хотя это совсем не то, на что я стала бы жаловаться. Это был мой день, наш день, когда самое страшное осталось позади, когда можно было больше не скрываться.

Возбуждение, вызванное адреналином во время прохождения испытания, мгновенно приобрело совсем иной характер. Словно по коже пустили ток, только испытывала я не боль, а неясную дрожь. Мне чудилось, что каждая волосинка на моем теле вставала дыбом, когда этот невозможный мужчина находился рядом, касался меня, целовал вот так — уверенно и, в то же время, осторожно.

Совсем не так, как тот, другой.

Я испуганно дернулась, когда осознала сразу две вещи: Эрик стоял у меня перед глазами, словно немой зритель, а руки Фора поднимали мою водолазку.

— Стоп, Фор! — я столкнула его руки вниз со своей талии, чувствуя, что всё происходящее в корне неправильно. Не между нами с Фором, но в том, что даже в этот миг я думала совсем о другом.

Он словно и не слышал меня. Я несколько раз окликнула Фора, и с каждым разом в моем голосе появлялось всё больше паники, когда оказалась прижата к кровати. Его лицо нависало над моим, настолько знакомое и любимое, но то, что он говорил, никак не вязалось с его образом. Это были слова другого человека — и я знала кого.

— Ты же бесстрашная.

Эрик не должен быть здесь. Эрик лишний. И то, что Фор говорит его словами, с его интонацией, доказывает лишь одно — это всё еще стимуляция, я всё ещё в плену собственных страхов. И я сделала единственно возможное — со всей силы ударила его между ног, а затем — наотмашь — по лицу.

— Мы сделали это!

Я резко повернула голову вправо, где Кристина пританцовывала у барной стойки уже, кажется, с четвертой рюмкой за этот вечер. Все наши, кто прошел испытание, были уже на танцполе, веселились и праздновали успешно законченную подготовку. Теперь мы — действительно бесстрашные, равные всем тем, на кого совсем недавно смотрели с восхищением и обожанием. Больше нет бывших эрудитов, правдолюбов или «сухарей». Фракция выше крови, и мы с достоинством прошли долгий путь, чтобы теперь стать частью нового для нас мира.

Я выдавила счастливую улыбку, хотя перед глазами всё еще стоял Фор с едва уловимыми чертами другого человека, чье имя я и мысленно произносить не хотела. Я была готова к другим страхам во время прохождения испытания, но этот был новым, неожиданным для меня. И если раньше я четко осознавала, что всё происходящее было не более чем симуляцией, то в тот момент поверила, что Фор — реален. Было бы глупо так облажаться…

Кристину моя неуверенная улыбка не обманула — она приблизилась ко мне и, разом став серьезной и взрослой, доверчиво заглянула в глаза:

— Ты чем-то расстроена, я вижу.

Я в сотый, пожалуй, раз за день прокрутила засевшую в голове сцену и тряхнула волосами, стараясь избавиться от навязчивого видения:

— Всё хорошо, просто испытания дались трудно. Я в порядке, — я вновь растянула губы, уже куда более искренне, чем прежде. Кажется, мой ответ удовлетворил подругу, потому что она сразу же повеселела и опрокинула рюмку в себя. Я обманула правдолюбку? Ох, точно, мы теперь все бесстрашные.

— Не могу поверить, что всё уже позади! Больше не надо беспокоиться о баллах, завтра нас распределят по профессиям и… — бойко затараторила она и вдруг осеклась, глядя за мою спину. И беззвучно, одними губами произнесла: «Эрик».

Мне это было не нужно. Я поняла, что он там, меньше, чем в полуметре от меня, едва по моей спине скользнула ледяная змейка, всегда предшествующая его появлению. К тому же Эрик был единственным в мире человеком, который мог моментально ввести Кристину едва ли не в состояние паники, когда она застывала на месте, словно кролик перед удавом.

— Сухарь, — донеслось практически возле моего уха.

Вокруг было достаточно шумно, бесстрашные в привычной своей манере громко говорили и смеялись, а из динамиков доносились ритмичные басы, но все мои сенсоры мгновенно настроились на человека позади меня, а потому я услышала. В тот миг я молилась на любое чудо: пусть Крис утащит меня танцевать, пусть начнется пожар или на нас свалится метеорит, лишь бы не поворачивать голову влево.

Но Кристина проблеяла нечто вроде: «Ладно, ты знаешь, где нас найти» и практически испарилась из моего поля зрения.

— Сухарь, — произнес всё тот же голос, уже менее терпеливо и более требовательно. Пусть Эрик больше не был мне наставником, как и любому из моего выпуска, но он всё же оставался правой рукой Макса. А еще было глупо игнорировать нашу общую тайну. Пришлось повернуться.

— Больше нет, я прошла испытание и теперь бесстрашная, — я постаралась произнести эти слова как можно естественнее, но сердце предательски долбилось, кажется, не в груди, а где-то в горле, мешая говорить. Надеюсь, это было незаметно.

— Я знаю. Поздравляю, — Эрик опустился на соседний барный стул, а меня всю передернуло. Сегодня я уже слышала это «поздравляю», с той же интонацией, лишь в исполнении другого человека. И в моей голове, конечно же.

— Тогда не думаешь, что пора перестать называть меня сухарем? — неимоверными усилиями мне удалось взять себя в руки и сказать это спокойно. В конце концов, мы в людном месте, и Эрик не станет делать ничего такого, о чем я бы пожалела.

Уже дважды.

В первый раз мне достаточно быстро удалось утихомирить чувство вины. Я знала, на что иду, знала, и ради чего делаю это. Кошмары тогда и правда закончились, но на смену им пришла реальность — прежде Эрик был человеком, которого я опасалась. С той ночи я опасалась не его, а того, что он может сказать или сделать. Бесконечные намеки, взгляды и ухмылки нервировали меня не меньше симуляций, которые могли вывести меня на чистую воду и стать причиной моей смерти.

Эрик исчез из списка моих страхов, но стал почти навязчивой идеей. Я не хотела, чтобы кто-нибудь — особенно Фор — узнал нашу тайну, но одновременно до чертиков хотела залезть в его голову. Он думал обо мне — недаром вёл себя так, словно намеренно пытался свести с ума. Но хуже стало потом, когда он перестал обращать на меня внимание. Он перестал замечать меня, бросать многозначительные фразы — это терзало еще сильнее. Эрик не из тех, кто отпустит свою жертву. Он будет пытать её до конца, а если пытка вдруг прекратилась, значит, он придумал что-то еще более изощренное.

Наверное, потому я позволила ему стащить с меня штаны на том чертовом балконе, кусать плечи и сминать кожу, а сама стонала и молилась, чтобы никто внизу не услышал, не вздумал поднять голову.

О чем сожалела до сих пор.

— Да, давно пора бы. Я-то знаю, насколько ты не сухарь, — Эрик ухмыльнулся и чиркнул зажигалкой, намеренно не глядя на меня. Весь его вид словно говорил о том, что дальнейший разговор принесет ему массу удовольствия, а, значит, мне — раздражения. — Я следил за твоей симуляцией.