Спор можно и проиграть

Шрифт:
========== Вместо пролога. Знакомьтесь, Гроттер ==========
— Эта очередь вообще двигается? Они реально думают, что кто-то всерьез относится к этому осмотру? — брюнетка фыркнула и почти рухнула на деревянный стул. Её подруга едва успела спасти свою сумку, выдернув её с занятого места за миг до приземления чужой пятой точки. — Я раз в полгода обследуюсь в частной клинике, а сейчас должна сидеть и ждать, чтобы поставить этот чертов штамп о том, что я в порядке, и свалить!
— Обойдемся без подробностей. Ты мне, конечно, дорога, но твоё интимное здоровье — не моё дело.
Сентябрь выдался дождливый. Впервые за неделю на улице было некое подобие неплохой погоды, но первокурсницы факультета журналистики лишь тоскливо смотрели в окно, соображая, когда же удастся сбежать с осмотра и погреться под последними теплыми лучами в этом году. Медосмотр удалось избежать лишь тем, чьи родители удачно заплатили
— Завидуй тише, дорогуша! Однажды и тебе откроется прекрасный и опасный мир, в котором с парнями не только целуются с вытекающими герпесами.
Таня вспыхнула. Уже тысячу раз она успела пожалеть, что в восьмом классе рассказала подруге о своем первом и, впоследствии, крайне неудачном поцелуе. О том, что парни были у Гроттер и потом, Аня предпочитала как-то забывать, вспоминая только ту глупую историю. Они дружили с шестого класса, когда их заставили делать общий проект на биологию. В процессе подготовки две девочки, которые за предыдущие года обменялись от силы пятью предложениями, вдруг разобщались. В седьмом у них почти одновременно пошли месячные, а в восьмом обе впервые влюбились. В одного парня. И черт его знает, чем закончилась бы эта война, но он отверг обеих, и дружба была спасена, а первая влюбленность быстро забыта. В девятом Аня попала в так называемую «плохую» компанию и везде, где только было можно, начала называть себя «Гробыня Склепова», а вместо подписи вырисовывала череп. Ощущая, что теряет кусочек сердца, Таня окончательно утонула в книгах. В десятом классе Морозова, окончательно разочаровавшись в новых друзьях, вернулась в серые будни и к лучшей подруге. От прошедшего года осталась лишь привычка выкрашивать пряди своей пышной каштановой шевелюры в яркие цвета и носить чересчур соблазнительную, на взгляд Гроттер, одежду.
А потом они вдруг закончили школу. Был выпускной, было шампанское, от которого, вопреки всем книжкам, мир не взрывался звездами, зато желудок потом неприятно бурчал, была импровизированная курилка, где девушки и их одноклассники вспоминали прошлое и тихо смеялись, чтобы их не услышал никто из взрослых. Таня переехала в другой город, хоть и не стремилась сбежать от любящих родителей, и поступила на редактора. Хотелось почувствовать себя свободной. Аня поспешила за ней — особых планов на жизнь, кроме красивого и богатого мужа, у неё не было, но природная хватка, любознательность и, временами, излишняя навязчивость продиктовали ей дорогу на журналистику. Возможно, дело было и в родителях Морозовой — тем было спокойнее, если возле их взбалмошной дочурки будет находиться её куда более уравновешенная подруга. Наверное, потому они и согласились на то, что Анечка будет жить в общежитии — Гроттер наотрез отказалась поселиться в съемной квартире, которую Морозовы готовы были оплачивать напополам с Гроттерами. Ей казалось, что там она будет отрезана от настоящей студенческой жизни.
— Смотри не заработай себе герпес на одно место. А то будешь наведываться сюда куда чаще, — криво усмехнувшись, ответила Таня. Она искоса взглянула на подругу: та совсем недавно добавила к бирюзовым прядям ярко зеленые, а на банальный медосмотр умудрилась вырядиться так, словно собралась на модный показ. Что ж, окружающих можно понять — кто-то поглядывал на Морозову с восхищением, кто-то — с завистью, а некоторые и с неодобрением — мол, взрослая девушка, а выглядит как бунтующий подросток. Но без внимания Аня не оставалась никогда — парни оборачивались на улице, а их девушки ревниво шипели, когда эта экстравагантная особа проходила мимо. В университете её уже знали даже старшие курсы, хотя проучиться она успела меньше месяца. Была у Морозовой и другая неприятная особенность: она упорно пыталась познакомить Таню со всеми своими знакомыми и параллельно найти ей парня. Жизнь без ухажеров казалась брюнетке пустой и бессмысленной, а то, что лучшая подруга совсем не стремилась обзавестись своими воздыхателями, она воспринимала едва ли не как личное оскорбление. Так что Гроттер и очередному знакомому приходилось вежливо улыбаться в знак приветствия и забывать имена друг друга через полминуты.
Таня старалась не сравнивать себя с Анькой — это попахивало излишним критицизмом. Волосы Гроттер никогда не красила — их природная рыжина даже нравилась ей. Разве что всё в том же восьмом классе она обрезала их — тогда она
краем уха услышала, что парню её мечты нравится стрижка каре. Но любовь прошла, волосы отросли, а уговоры Морозовой перекраситься и внести в жизнь яркие краски остались безуспешными. Отличались они и в привычке одеваться — Аня не изменяла своим мини-юбкам и в лютый мороз, одевая лишь колготки потеплее, обувь без каблука она и обувью не считала, а любая кофта, по мнению всё той же Морозовой, должна демонстрировать, а не скрывать достоинства, раз уж они есть. Гроттер всегда была куда более сдержанной — джинсы не развиваются на ветру и не демонстрируют окружающим нижнее белье, в кедах можно пройти несколько километров, а потом снять их и не стонать от облегчения, а однотонные майки и водолазки куда практичнее, ведь подходят под любую одежду. С косметикой всегда была та же беда — первую неделю их совместной жизни в одной комнате Гроттер с недоумением рассматривала бесконечный ряд баночек-скляночек в их общей ванной, не слишком понимая предназначение примерно половины, а к утреннему наведению марафета Анькой уже даже привыкла. Последняя не уставала удивляться, как можно заявиться в университет без макияжа, как обычно и поступала Гроттер.— Ты где летаешь, милочка? — Таня дернулась, когда Аня её окликнула. Кажется, она что-то говорила, но Гроттер слишком далеко улетела в своих мыслях, чтобы слушать её. Лучший способ сохранить дружбу, особенно когда вместе живете — уметь вовремя отключаться и пропускать чужую болтовню мимо ушей. Главное — вовремя кивать и поддакивать, создавая видимость заинтересованности. Но о последнем условии Таня забыла, на что Аня и обратила внимание: — Твоя очередь, кстати.
Осмотр прошел на удивление быстро. Если с такой скоростью он происходил и у остальных, то оставалось только удивляться, почему очередь движется так медленно. Таня вышла, брезгливо толкнув дверь локтем — лишний раз прикасаться к чему-либо в больнице она не хотела — и кивнула в сторону кабинета:
— Иди уже, сексуально активная. За тебя пальцы подержать?
— Пошла ты, — достаточно дружелюбно фыркнула Морозова, — подожди только, не сваливай, — напоследок добавила она и хлопнула дверью.
— Да куда я денусь, — в пустоту усмехнулась Таня. Ответ её был не слишком нужен.
========== Глава 1. Чужой парень хуже воровства ==========
Дождя не было, но, судя по серому небу и наползавшим синевато-фиолетовым тучам, он грозил разразиться в ближайшие часы. На улице было душно, но студенты не спешили заходить в серое здание — они собирались группками и о чем-то оживленно болтали, а отдельные особы дрейфовали от одной компании к другой, исполняя утренний ритуал «Привет-как дела-ну увидимся». В свободном плавании находилась и Морозова, заставляя даже тех, кто её не знает, оборачиваться вслед.
Таня наблюдала за её перемещениями только глазами, чуть насмешливо усмехаясь, и докуривала сигарету. Вскоре прозвенит звонок и следовало бы уже подниматься на лекцию, но уйти сейчас значило бы надутые потом губы Аньки. Та умудрялась поздороваться с кучей людей, но едва ли не в последнюю минуту очутиться возле Тани, чтобы вместе пойти на пары — еще одна утренняя традиция, благодаря которой Гроттер все еще стояла на улице. Её саму одиночество не угнетало, даже если при этом она стояла в толпе.
— Доброе утро всем еще спящим, и не доброе проснувшимся! — слева словно из ниоткуда нарисовался Ягун, зевая до хруста в челюсти. Знали его, вообще-то, куда банальнее — Саша Жеглов, но новым знакомым он представлялся не иначе как Баб-Ягун. Всем любопытствующим он немедленно и с кучей подробностей рассказывал, как в младших классах возмутился, что у сказочной Бабы Яги нет мужского аналога. Обстоятельства истории всегда менялись в силу буйной фантазии, но суть оставалась одна — к лопоухому мальчишке намертво приклеилось прозвище Баб-Ягун. Вопреки негласному кодексу прозвищ, хозяину оно понравилось. Спустя много лет этот великовозрастный лоботряс, куда больше интересовавшийся техникой, чем учебой, продолжал себя величать именно так и страшно оскорблялся, если к нему обращались банальным «Саша».
— Мне бы, пожалуй, всё же доброе, — махнула рукой Таня. Ягун еще раз улыбнулся и, вытянув голову, осмотрелся вокруг. Благо, рост позволял.
— Катьку не видела? — и вот еще один утренний ритуал. Светловолосая красавица Лоткова с первого курса рекламы стала для Ягуна то ли голубой мечтой, то ли идеей фикс. Так, в принципе, Таня с ним и познакомилась. Катя была с её потока, а парень, с первых же дней влюбившийся в неё по самые лопоухие уши, решил идти в обход и пообщаться с её однокурсницами — воздыхателей у Лотковой хватало, так что ломиться напрямик смысла не было. А потом Таня с Ягуном вдруг подружились. Без всяких там особенных историй, которые можно вспоминать в старости. Взяли — и поняли, что им весело и легко в компании друг друга.