Избави нас от зла

— Мужчины и женщины Вудтона, — воскликнул он. — Дни сопротивления миновали.

Он говорил с иностранным акцентом, но явно командным тоном, и, хотя почти не повышал голос, каждое его слово глубоко проникало в мозг Роберта.

— Меня зовут Фауст, — продолжал всадник. — Я был соратником вашего хозяина, сэра Чарльза, в его изгнании.

При упоминании имени сэра Чарльза по рядам деревенских жителей пронесся горестный стон, они неловко задвигались, словно всем сразу стало не по себе.

Фауст улыбнулся и снова поднял руку.

— Вам нечего бояться — сказал он дружелюбно, — хотя каждый из вас, приняв участие в предательском мятеже, вполне заслужил жестокое и кровавое наказание. Но сэр Чарльз великодушен и решил простить вам это. И даже более чем простить. Думаю, все вы за последние несколько месяцев немало попользовались его золотом, которым я, как управляющий сэра Чарльза, платил вам. Тем не менее богатство, которое вы уже вкусили, не может идти ни в какое сравнение с тем, что вы еще можете получить. Смотрите!

Он повернулся к солдатам, и по его команде двое из них вынесли вперед сундук. Фауст подал знак открыть его. Солдаты выполнили приказ, и глазам жителей деревни предстало сияние золота, окрашенного красным светом заходящего солнца. Почти сразу же все как один люди двинулись вперед, чтобы лучше разглядеть сундук, до краев наполненный монетами, золотыми пластинками и всевозможными драгоценностями. Фауст насмешливо улыбнулся и опустил руку, словно разрубив ею воздух. Солдаты подняли мушкеты и дали залп в воздух. Мгновенно наступила тишина. Жители деревни замерли на месте, потом виновато попятились назад.

— Терпение, — сказал Фауст, улыбаясь и разглядывая свои ногти. — Терпение.

— Что мы должны для вас сделать? — послышался из рядов жителей отчаянно храбрый голос.

— Скажите нам! — поддержали его другие голоса. — Скажите, чего вы от нас хотите!

— Что ж, — откликнулся Фауст низким, ставшим бархатистым голосом, — мне не нужно от вас ничего, кроме преданности, вашего вечного повиновения.

Со всех сторон послышались крики протеста.

— Давайте внесем ясность, — сказал Фауст, возвысив голос, чтобы снова успокоить толпу. — Вы должны покориться в ответ на милость сэра Чарльза. Должны подчиниться добровольно и служить ему так, как он пожелает. Взамен богатство, которое я показал вам, и еще большее станет вашим.

На этот раз лужайка огласилась криками одобрения.

Фауст поднял руку.

— Значит, вы согласны? Все вы? Без всяких оговорок?

Теперь шум одобрения стал оглушительным.

— И все же… — Фауст нахмурился и впервые взглянул на миссис Фокс и мистера Уэбба. — И все же боюсь, что здесь есть такие, кто не приемлет этого условия.

— Молю Господа ниспослать милость нам всем, — проговорил мистер Уэбб с непроницаемым выражением лица.

Он обвел взглядом лица жителей деревни.

— Я не принимаю их, — подтвердил он. — Я никогда не отдам душу в обмен на золото.

Ответом ему был низкий злобный ропот.

— Будьте благоразумны! — внезапно во весь голос закричал мистер Уэбб. — Умоляю вас всех, не губите себя! Неужели вы еще не научились тому, что, каким бы сладкозвучным ни был голос дьявола, его дары приносят только несчастья и ведут к горению в огне ада, имя которого — отчаяние? Вы добрые люди, каждый из вас, вернее, вы ими недавно были. Опомнитесь же, пока не поздно!

Молчание было ответом на его мольбу, а потом в плечо мистера Уэбба угодил камень. Он поднял руку, чтобы защититься, но второй камень попал ему сзади в голову, и он рухнул с седла, словно мешок с зерном. Фауст разразился безудержным смехом и, продолжая хохотать, поскакал к лежавшему в пыли ошеломленному врагу.

— Вы всегда сами создавали себе осложнения, — стал он глумиться. — Вместе с мужем этой жалкой женщины.

Он повернулся к миссис Фокс и ударил ее по лицу; ударил так сильно, что она тоже упала с лошади.

— Нет! — закричал Роберт.

Мальчик поскакал вперед, но Фауст легко увернулся, схватил его за шею, выдернул из седла и швырнул в седло перед собой. Роберт стал отбиваться, пытаясь освободиться, но Фауст пригвоздил его к седлу так, что он не смог даже шелохнуться. Тем временем миссис Фокс медленно поднялась на ноги, но получила пинок ногой в лицо и снова упала, теперь на мистера Уэбба. Фауст повернул лошадь, чтобы обратиться к толпе.

— Иногда необходимо, — закричал он, — обрубать гнилые ветки, чтобы спасти дерево. Разве не были эти двое, что пресмыкаются сейчас перед нами, всегда с примесью гнили? Этот человек пятнадцать лет назад помог отправить в изгнание из Вудтона хозяина этой деревни сэра Чарльза. А эта женщина спаслась от наказания, которого, несомненно, заслуживала, — от сожжения на костре, как отъявленная шлюха и ведьма.

Ответом ему были крики одобрения и улюлюкание, а затем толпа стала поносить и освистывать миссис Фокс и мистера Уэбба. Несколько мужчин выскочили из толпы и попытались схватить пленников; Фауст одобрительно улыбнулся, но тем не менее отрицательно покачал головой и жестом руки приказал всем вернуться на место.

— Еще нет, — пробормотал он, — еще нет, верные мои друзья. Нет такого, даже самого ужасного, преступления, которое невозможно простить, если, конечно, совершивший его сначала в нем признается.

Он повернулся к солдатам, подал им знак рукой и скомандовал:

— Приведите остальных пленников.

На лужайке показались двое солдат. Один вел сэра Генри на веревке, завязанной вокруг шеи, второй тащил Эмили.

— Нет! — закричал Роберт и снова попытался соскользнуть с седла, но хватка Фауста оставалась крепкой, и вырваться ему не удалось. Он смотрел на Эмили полным отчаяния взглядом. Она не слышала его крика; казалось, она ничего и не видела, ослепленная ужасом.

— Этот человек, — объявил Фауст, сделав жест в сторону сэра Генри, — тоже предатель, и самый отъявленный. Ну же, сэр, признавайтесь.

— Я признаю… — заговорил сэр Генри, но сделал паузу и перевел дыхание. — Я выдал своего командира, сэра Чарльза Уолвертона, бунтовщику капитану Фоксу.

— Вы сожалеете об этом?

— Сожалею.

— Понесли вы наказание?

— Да, я наказан.

Фауст скривил губы в улыбке и прошептал:

— Каким образом?

Сэр Генри снова судорожно сглотнул и бросил взгляд на дочь, на ее бледное, искаженное страхом лицо.

— Моя жена… — вымолвил он наконец.

— И что же? — продолжал настаивать Фауст.