Избави нас от зла
Шрифт:
— Моя жена была убита.
— Да, — сказал Фауст, — дабы чрево ее не производило на свет новых предателей.
Он кивнул солдату, который держал Эмили. Тот безжалостно дернул девочку за волосы, заставив упасть на колени, а потом принудил подавить вырвавшийся у нее крик, приставив нож к горлу.
— Вы обещали! — закричал сэр Генри, бросившись к дочери.
Петля затянулась на его шее, не дав двинуться дальше.
— Умоляю! — захрипел он задыхаясь. — Пожалуйста, не трогайте мою дочь!
Фауст пожал плечами.
— Мне нужны доказательства вашего раскаяния.
— Да, — тяжело дыша, ответил сэр Генри, — да, конечно!
— Видите этих предателей? — спросил Фауст, жестом указывая на миссис Фокс и мистера Уэбба. — Какого, по вашему мнению,
Сэр Генри тупо ставился на пленников. Он попытался заговорить, но задохнулся и отрицательно покачал головой.
Фауст повернулся к окружавшим лужайку жителям деревни.
— Решайте! — закричал он внезапно ставшим пронзительным голосом. — Как они должны быть наказаны? Этот еретик и эта ведьма! Вам судить! На ваши головы падет их кровь!
Воцарилась тишина. Затем вперед выступила женщина. Ее искаженное ненавистью лицо тряслось от гнева.
— Повесить их! — завопила она. — Повесить обоих!
— Нет! — возразил какой-то мужчина, стоявший на дальнем конце лужайки. — Повешение будет для них слишком легким наказанием!
— Побить их камнями! — закричал третий житель Вудтона.
— Сжечь их! — завопил четвертый.
Фауст повернулся к сэру Генри, лениво развалился в седле и обнажил зубы в улыбке.
— Итак, вы слышали приговор суда, — сказал он и махнул рукой. — Соблаговолите проследить, чтобы он был приведен в исполнение.
Сэр Генри стоял словно парализованный, не в силах вымолвить хоть слово. Но в его распоряжении приступить к казни нужды не было. Жители Вудтона уже устремились на лужайку, и, как мистер Уэбб ни пытался защитить от них миссис Фокс, вскоре и он, и она затихли под ударами обрушившихся на них кулаков. Увидев, как схватили и поволокли его мать, Роберт закричал что было сил:
— Отец! Отец, где вы? Мама! Нет, мама!
Но его заставили замолчать: Фауст со смехом приказал засунуть в рот мальчику кляп и связать его, не оставив ни малейшего шанса сбежать. После этого Фауст пришпорил лошадь и поскакал следом за толпой к дальнему краю лужайки. Он посмотрел на лежавшего поперек седла пленника и рассмеялся. Глаза Роберта были вытаращены, он продолжал вопить, но кляп не позволял вырваться из его горла ни единому слову. На краю лужайки были вкопаны два столба. Вокруг каждого уже лежала громадная куча дров.
Мистера Уэбба и миссис Фокс по очереди привязали к столбам. Толпа громогласно требовала их смерти. Люди кричали, плевали в их сторону, бросали камни. В каждого пленника попал не один камень, но они не протестовали, даже ни разу не вскрикнули. Безумие толпы стало постепенно стихать, затем воцарилась тишина. Сэр Генри стоял теперь возле столбов, и все ждали момента, когда костры вспыхнут.
Из рук в руки в толпе передавали горящий смоляной факел. Онемев от ужаса, сэр Генри следил за его приближением. Когда ему наконец протянули факел, его стало трясти.
— Я не могу это сделать, — крикнул он, однако по команде Фауста из толпы выволокли Эмили и потащили вверх по куче сложенных вокруг столбов дров. — Нет! — завопил сэр Генри.
Он полез по поленьям следом за дочерью и обнял ее обеими руками, затем поджег самый дальний угол погребального костра и поднял взгляд на миссис Фокс.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Не сокрушайтесь, — ответила она, и ее покрытое синяками лицо озарила улыбка. — Я вижу позади этой толпы ожидающую меня колесницу. Скоро она помчит меня сквозь облака под звуки труб к вратам Неба. Не печальтесь, сэр Генри, как не печалюсь я. — Но, еще не закончив говорить, она заплакала, а потом крикнула: — Прощай, мой дорогой мальчик! Роберт! В обители Всемогущего мы соединимся снова — твой отец, ты и я. Живи так, чтобы ничто не помешало нашей встрече там…
Она хотела сказать еще что-то, но задохнулась от дыма и закашлялась. Толпа отхлынула от жарко разгоравшегося костра, и Роберт заметил, что солдаты стали исчезать в темноте. Какое-то мгновение его разум переполняли дикие планы, осуществив которые, он мог бы освободиться от пут и погасить пламя. Роберт почувствовал, что
узлы затягиваются еще туже, и ему пришлось отказаться от своей отчаянной попытки. Он понимал, что отец не появится.Мальчик не отрывал взгляда от палящего ада костра, и вскоре пламя стало обжигать ему щеки. Мать и мистер Уэбб виделись теперь лишь темными пятнами среди оранжевых и красных языков пламени, превращавших кровь, плоть и кости в густой черный дым. Он клубами поднимался высоко над деревней, гася каждую ярко вспыхивавшую на небе звезду, а ветер рассеивал прах мучеников в сгустившейся ночи. Сквозь слезы Роберт в отчаянии следил за его полетом.
— Дело сделано, — пробормотал Фауст, пристально оглядев продолжавших толпиться вокруг костра жителей деревни. — Все готово и должно быть доведено до конца.
Он развернул лошадь и поскакал прочь под одобрительный гул толпы.
Когда Фауст поскакал в темноту вслед за своими солдатами, Роберт увидел Эмили, которая сидела на корточках под деревом, обхватив руками низко опущенную голову. Сэр Генри стоял возле нее на коленях и пытался заглянуть дочери в глаза, но та оставалась неподвижной в своем горе и не поднимала головы. Заслышав топот копыт лошади Фауста, сэр Генри оглянулся и увидел Роберта. Его лицо задрожало от сознания своей вины, но Роберт, понимая, что отец Эмили пытается поймать в его взгляде хотя бы слабый знак прощения, не мог ответить ему ничем, кроме ненависти. Сэра Генри стало трясти; Эмили заметила это и подняла голову. Она посмотрела на отца, потом проследила за его взглядом и тотчас вскочила на ноги. Она бросилась бы следом за Робертом, но отец обнял ее и держал, словно пленницу. Роберт попытался что-то крикнуть ей, но кляп во рту не позволил издать ни звука.
— В жизни есть радости привлекательнее женщин, — со смехом бросил Фауст, — но вы, похоже, еще слишком молоды, чтобы нуждаться в соответствующем уроке.
Роберт задергался в своих путах, страстно желая поверить в то, что он мог бы уничтожить своего врага взглядом.
Но Фауст только снова рассмеялся и сказал:
— Сейчас вы, конечно, не станете благодарить меня за то, что я сделал, но время благодарности впереди.
Он оглянулся на погребальный костер.
— Лучше всего жить без любви. Когда вы совершите путешествие, в которое я вас поведу, когда постигнете то, чему я научу вас, вы поймете, что любовь — ничто, она не лучше смолы на крыльях орла, которая мешает ему летать, не дает сбыться его стремлению парить над облаками. Вы — сын своего отца, Роберт, а он был сильным, храбрым и полным решимости. Но в его душе была язва нравственности, которая обращает в никчемную грязь даже все самое лучшее. Я должен был остановить и его, и вашу мать, и леди Воэн, и мистера Уэбба. И я остановил их. Но вы умный мальчик, Роберт, умнее, чем они. Пусть вы сейчас ненавидите и клянете меня; в конце концов вы станете моим.
«Значит, мой отец, — хотел крикнуть Роберт, — мой отец тоже умер?»
Он воображал себя покинутым в таком океане ужаса, где больше нечего было терять, но теперь до его сознания дошло, что океан безбрежен. Слезы слепили его, но он не мог утереть их. Они текли по щекам, пропитывая кляп, и капали на веревки, стягивавшие его грудь. Он силился подавить рыдание, но горючие слезы продолжали бежать нескончаемым потоком.
— Можете хныкать, — внезапно перешел на шепот Фауст, — но поймите, что я вам предлагаю.