Избавитель

«Раз он не сказал, что мне нужно, значит, я признаю ЭТО сам, как только встречу, – размышлял Василий. – А, может быть, смысл моего путешествия – само путешествие? Может быть, так я смогу заглянуть в свою душу? Как он бишь говорил? Слушать самого себя». И Василий начал шагать увереннее, но и эта уверенность угасала. Воодушевление, полученное в разговоре с китайцем, почти всё выветрилось из него, и опять возвращались озлобленность, отчаяние, равнодушие и, вместе с тем, желание обжорства, выпивки и вульгарного поведения.

Глава XIII

Неожиданно впереди раскинулась строительная площадка, на которой работали более сотни душ. Зрелище это было для Василия удивительно тем, что обычно всё, что ни было в Преисподней, появлялось само собой: еда всегда была на столах, вино не уменьшалось в амфорах и кувшинах, и даже светильники никто никогда не заправлял. Так же и к зданиям Василий относился как к данности, и тут нате – стройка.

Среди строителей выделялась одна фигура со свитками, управлявшая всем процессом. Это был грек, причем «древний», по крайней мере, так можно было заключить по посеревшему гиматию, закрывавшему его тело, и сандалиям, тонкими ремешками опутавшим его ступни и щиколотки. Светлая коротко стриженная голова, аккуратная круглая бородка, окаймлявшая лицо от уха до уха, и прямая линия носа, переходившая в лоб, укрепляли это предположение.

– Что это будет? – спросил Василий, приблизившись.

– Интересуетесь? – спросил в ответ прораб и блеснул полными живой и доброй силы глазами.

– Никогда не видел, чтобы здесь что-то строили.

Грек широко улыбнулся и не без гордости заявил:

– В Аду всё построено нами. Большинство зданий проектировал лично я.

Оказывается, все эти здания были не просто построены кем-то, а построены одной командой! Всё то множество живых мыслей, воплощённых в камне и золоте, которые поражали священника в первые дни и к которым он постепенно привык – все эти тысячи и тысячи шедевров имели одного автора, и он стоял сейчас перед ним! От этого строения показались Василию ещё прекраснее.

– Неужели всё это построили Вы?!

– Мы все.

– Это потрясающе, позвольте Вам выразить свое восхищение, – Василий схватил руку грека и принялся её безудержно трясти. – У меня просто не хватает слов! Всё, что Вы делаете – изумительно!

Зодчий приятно улыбнулся.

– Пифодорос из Коринфа, – представился он.

– Василий, священник… Бывший.

Строитель был рад поделиться своими замыслами и тут же развернул чертежи.

– Забудьте всё, что Вы видели. Я собираюсь построить нечто совершенно грандиозное!

– Он каждый раз так говорит, – с улыбкой произнес, проходя мимо, круглолицый с черной густой щетиной строитель.

Пифодорос снова улыбнулся и продолжил:

– Это храм, это будет грандиозный храм Мировому Началу, Логосу. И, что самое важное, внутри него не будет никаких опор! Я все продумал. Само здание, как видите, будет иметь круглые очертания. Вот здесь снаружи пойдут два ряда колонн, а вот здесь будут более толстые колонны; несущие балки будут проходить вот так и вот так. Купол будет на парусах, и я рассчитал, чтобы вся нагрузка приходилась вот сюда…

Он живо и воодушевленно перечислял все особенности, проблемы, с которыми столкнулся, и свои технические нововведения. Постепенно вокруг них рос кружок строителей. Пифодорос оставил чертежи и помчался на огромную строительную площадку, где уже были уложены несколько рядов камней и постаменты для колонн.

– Посетители по галерее будут проходить вот сюда, – говорил он, широко шагая по воображаемой галерее, и в душевном подъеме повышал голос так, что рисковал сорвать его. – Выйдя из нее, они окажутся напротив этой стены, а на ней будет изображен Логос на всю стену! И он будет встречать их с распростертыми объятьями, с такой нежностью, чтобы каждый из посетителей поверил, будто он встречает лично его и ждал эту встречу.

Пифодорос развернулся к Василию лицом, развел руки в стороны и изобразил из себя Логоса. Он был так воодушевлен, что священник живо представил себе эту фреску изаразился этим воодушевлением. Архитектор продолжал рассказывать, и на его глазах даже проступили слезы:

– От Логоса будет идти свечение, а потолок и стены будут голубые, как небо! Боги, как долго я не видел это небо! На остальных стенах мы нарисуем обитателей высшего мира, и они тоже будут с радостью смотреть на пришедших. Светильники будут расположены наверху, много светильников, и свет будет идти сверху.

Пифодорос еще долго рассказывал о своем новом проекте, а собравшиеся вкруг строители – представители разных племен и эпох в серых запыленных одеждах – дополняли его слова.

Василий влился в эту большую древнюю команду.

– Когда-нибудь я построю свое самое лучшее здание вон на той вершине! – сказал как-то Пифодорос Василию, высекая строительный блок, и кивнул на ту высокую гору, послужившую когда-то священнику ориентиром.

– А разве этот храм не является лучшим?

– Пока он лучший, но я надеюсь, что когда придумаю это здание, то пойму, что ему самое место на этой вершине и нигде больше.

Василий понимающе кивнул головой.

А я ведь тоже пробовал здесь разными делами заниматься, – сказал Василий, как бы извиняясь за свое долгое безделье, – только все забрасывал.

Работа должна соответствовать наклонностям, – ответил Пифодорос, особенно старательно ударяя молотком и как бы желая подчеркнуть, что эта работа ему по душе.

– Да я, вроде, и выбирал по душе, только никому это не было нужно.

– Понимаю. Удручает, что никто не ценит твой труд? Со мной такое было, мои ведь дома тоже поначалу все разрушали.

Не только в этом дело, – объяснял Василий. – Все мои занятия, они… Как бы сказать… Они не делали людей лучше. Вернее, не все мои занятия. Да даже не это важно… Я не мог своим трудом охватить всех или хотя бы какую-то значительную часть населения Ада. Всё было таким мелким…

Труд на благо не может быть мелким, – не согласился Пифодорос. – Как говорил мой отец: «Любое дело, которое делается с душой – великое». Это настоящее счастье, когда человек получает истинное удовольствие от своего труда.

Видимо, не каждому это дано.

Каждому, просто мы редко свободны в выборе работы: кто-то вынужден зарабатывать на пропитание, чем придется, а кто-то идёт за своими амбициями – все одно, человек часто ищет свое место не там, вот и мучается потом. Помучается, помучается, да и решит, что неплохо было бы совсем ничего не делать, а это – прямой путь к гибели: человек создан для деятельности, без неё он начинает совершать непростительные ошибки.

Пифодорос замолчал и помрачнел, его молоток замелькал возле головы, отбивая по зубилу быстрый такт.