Избранное (сборник)
Шрифт:
Тебя все выгонят, Степан.
И, извини меня, пусть тебя это не обижает, но обязательно дойдет до мужа твоего слух о твоем прошлом, Степан. То ли клиент сболтнет, то ли лучшая подруга расскажет. И он уйдет от тебя, Степа. Я не хочу тебя огорчать, но он бросит тебя, Степан. В самый лучший момент, когда ты этого не ждешь.
И ты вернешься на панель. И опять ты стоишь на морозе в шелковых чулочках.
А время ушло. Тебе сорок два, Степан.
Детей иметь ты не можешь. Деньги кончились, колготки порваны, зубы съедены, кожа синяя, тебе остается мусорный
Будь благодарен, что природа создала тебя мужчиной, алкоголиком и брехуном.
Исчезновение
К тому, что в нашей стране исчезают отдельные люди, мы уже привыкли.
Но у нас внезапно исчезло целое поколение.
Мы делаем вид, что ничего не случилось.
Пропадают женщины.
Пропадают женщины после пятидесяти.
Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах. Они не ездят за границу.
Где они?
Их держат в больницах, в продовольственных лавках и на базарах, в квартирах…
Они беззащитны.
Они не выходят из дому.
Они исчезли.
Они не нужны.
Как инвалиды.
Целое поколение ушло из жизни, и никто не спрашивает, где оно.
Мы кричим – «дети наше будущее»!
Нет. Не дети… Они – наше будущее. Вот что с нами произойдет.
Всю карьеру, всю рекламу мы строим на юных женских телах, и на этом мы потеряли миллионы светлых седых голов.
Почему?!
Как девицам не страшно? Это же их будущее прячется от глаз прохожих.
Много выпало на долю этих женщин.
Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги, прожженные рукавицы. И сейчас их снова затолкали глянцевые попки, фарфоровые ляжки, цветные стеклянные глаза.
Юное тело крупным шепотом: «Неужели я этого недостойна?»
Ты-то достойна… Мы этого недостойны.
Мы достойны лучшего.
Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы. Поддутые груди, накачанные губы, фабричные глаза. Всё это тривиально-виртуальное половое возбуждение, от которого рождается только визит к врачу.
Вы представляете стихи об этой любви?
Мы изгнали тех, кто дает стиль, моду, вкус к красоте, изящной словесности, кто делает политиков, кто сохраняет жизнь мужей.
На них кричат в больницах:
– Вы кто – врач?
– Я не врач, – говорит она тихо. – Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране.
Они – эти женщины – сохраняют для нас наших гениев.
Потеряем их – уйдут и их мужья, люди конкретного результата.
Останутся трескучие бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует. Они ее вручают в совершенно чужие руки. Вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.
Конечно, в редкий и короткий период телевизионного полового возбуждения мы прощаем всё очаровательным ягодицам, даже их головки, их песенки, их всяческие бедрышки, их гордость: «Мой муж тоже модель…»
Они
правильно, они верно торопятся.В тридцать лет останутся только ноги, в сорок – глаза, в сорок пять уплывет талия, в пятьдесят всплывут отдельные авторши отдельных женских детективов, в пятьдесят пять – борцы за присутствие женщин в политике, а в шестьдесят исчезнут все.
Хотя именно эти, исчезнувшие женщины, создают королей и полководцев.
Они второй ряд в политике.
А второй ряд в политике – главный.
Они оценивают юмор, живопись, архитектуру и все сокровища мира, а значит, и оплачивают их через своих мужей.
Я этим летом на одном благотворительном концерте увидел их. Я увидел исчезнувшее в России племя, племя пожилых дам – стройных, красивых, в легких шубках и тонких туфлях. И их мужчин, чуть постарше.
Это была толпа 60–65–70–80–85-летних.
Они хохотали и аплодировали. Они танцевали и играли в карты.
Они заполняли огромный зал с раздвижной крышей.
Это были не олигархи, не министры, не короли.
Это были женщины, лица которых составляют герб Франции.
Воспоминание
– Вы будете жить у нас только до тринадцатого, – объявила нам администратор.
Мы, надеясь на что-то, вселились двенадцатого.
Тринадцатого утром нам принесли извещение, что мы должны покинуть гостиницу.
С утра мы сели за телефон.
С утра мы развили судорожную деятельность.
Через мужа знакомой договорились с инженером соседнего ресторана о том, что он пойдет к нашему директору и будет его уговаривать.
Инженер сказал:
– Понимаете, ему сейчас трудно. Понимаете почему? У него же делегаты. Но два этажа у него как раз будут свободны. Но от этого еще трудней. Понимаете почему? Потому что начальство велит ему вселять своих. А куда? У него всего два этажа. Лучше бы их вообще не было. Понимаете? А они знать ничего не хотят. Понимаете? Я зайду к нему, вы здесь постойте.
Через час он вышел навеселе.
– Вы надолго хотите?
– Дней на семь.
Через час он вышел, шатаясь.
– Вы где, в шестьсот третьем?
– В шестьсот двадцать третьем.
Через два часа он постучал в дверь изнутри кабинета директора.
– Да, да, – сказали мы из коридора.
– С ним надо еще выпить. Он хорошо переносит алкоголь. Купите много и занесите.
Мы купили и занесли.
Директор нас обнял. Выпили. Поцеловались. Познакомились. Сыграли «Авас», «Склад», «Раков».
Он хохотал: – Живите. Все в порядке.
Дыша директорским перегаром, мы втиснулись в окошко администратора.
– Мы хотим заплатить. Леонтий Михайлович вам говорил?
– Ничего он мне не говорил. Вы выселяетесь.
И дыроколом толкнули Р. Карцева в лицо.
К концу дня мы нашли директора.
– Как же? Она говорит: «Выселяйтесь». А Вы сказали, что Вы ей сказали.
– Живите, живите. Мы вас трогать не будем.
День мы прожили.
На следующий день мы пытались оплатить.