Избранное. Том 2

— Поумнел!

— Многие поумнели, в слуги к захватчикам метят!

— Ты с ума сошел! — закричал Гани. — Это я-то — в слуги к властям?!

— Да не о тебе речь, что ты, — стал успокаивать его друг. — Хочу лишь напомнить тебе, что китайцы все на одно лицо — и правитель, и мелкий торговец, и дехканин. Забудешь об этом — сами они с нашей шеи не слезут.

— На чьей шее Сай сидит? А вот что вся наша банда — беки, лозуны да шанъё сидят у народа на шее — это точно. Чем эти мусульмане китайцев лучше? Да они готовы из-за своей прибыли таких, как мы, заживо изжарить!

— Это-то правда… — согласился Махаматджан. — Да что мы, собственно, раскипятились! До того ли сейчас!

— Именно что до того! Мы с тобой тогда, когда в глаза смерти глядим, правду от лжи должны отличать! Мы с тобой — слуги правды! И всех людей, друзей и врагов, по ней одной ценить обязаны!

Товарищи замолкли, устав от спора. Не раз они схватывались так, пытаясь поймать истину, — не легко она давалась молодым неопытным и необразованным парням. Сегодня Махаматджан заметил, что его друг стал спорить убежденнее и увереннее, чем раньше. Казалось, что он владеет правдой более полной и ясной, чем прежде. Ну да, подумал Махаматджан, это у него от деда Нусрата, от Рахимджана Сабири.

Он не испытывал зависти к Гани, наоборот, чувствовал гордость за него. И Махаматджан проговорил примирительным тоном:

— Вчера договорились, что ты до поры до времени скроешься с глаз местных властей. Но если ты решил предпринять что-нибудь другое, я готов сейчас же следовать за тобой.

— Нет, все будет, как решили. Но прежде, чем укрыться у юлтузских калмыков, я должен побеседовать с Хакимом-шанъё. Обязан я отнять у него документы на землю и вернуть их настоящим хозяевам. Совесть требует!

— Но ведь Сай говорил, что все они направились в Кульджу с материалами на тебя самого. Если пойдешь за ними следом, ты просто сам направишься в клетку.

— Надо перехватить их до Кульджи!

— Но как? Ведь они еще вчера вышли из Токкузтара?

— Этот толстяк Хаким не может долго ехать на коне. Он обязательно где-нибудь остановился до Кульджи заночевать, — Гани с любовью погладил шею коня, — а мой сокол, я знаю, меня не подведет!

— Ну раз так, то и я с тобой!

— Нет! — отрезал Гани. — Твой конь не выдержит пути, отстанет. Да и вообще на этот раз лучше тебе не ввязываться в историю. Жди меня в селении Уч каптар у моего друга Анвара, — подвел он итог и вскочил на коня. Немного отъехав, Гани повернул в сторону Или. Махаматджан долго смотрел ему вслед…

Эту дорогу батур знал так, что мог бы проехать ее с закрытыми глазами. Не прошло и часа, как Гани был уже на берегу реки. Здесь он поспешно разделся и связал узлом одежду. Холодный ветер набросился на его обнаженное тело. Гани поежился, но смело вошел в воду, ведя за собой коня. Вода была настолько студеной, что лишь крайняя необходимость заставила джигита выбрать такой способ переправы. Но он очень спешил, а до парома далеко. Что делать, приходится лезть в этот жидкий огонь. Ладно, не в первый раз! Выдюжим!

— Да поможет мне пророк Нох! — вспомнил Гани Ноя, которому вода тоже принесла немало неприятностей, и вошел в реку. Шел, пока поток не достиг пояса, потом поплыл… Когда выбрались на тот берег, конь отряхнулся так, что влага дождем полетела с его шерсти. Отряхнулся и дрожавший от холода джигит. Одевшись, стал собирать сухие ветки и засохший кизяк, разжег костер. Хотя пламя плясало весело, Гани никак не мог согреться, его зубы выбивали крупную дробь. Пляшущими руками он вынул из хурджуна вареное мясо, ломоть хлеба и бутылку водки и только поднес ее ко рту, как вдруг в темноте раздался голос:

— Ассалам алейкум!

— Это еще кто там?

— Это ты, Гани?

— Да, я! А ты кто такой и что тут делаешь? Садись к огню…

— Стадо пасу. — Пастух присел у костра.

Гани отпил несколько глотков водки и стал закусывать мясом.

— Пить будешь? — спросил он у пастуха.

— Угостишь — буду.

Гость взял бутылку, отпил несколько глотков, поперхнулся, закашлялся, но бутылку не вернул.

— Закусывай мясом… Откуда меня знаешь?

— Ты же тамыр нашего Кусена.

— Стадо свое или нанялся? На, кури…

Пастух сначала крепко затянулся:

— Стадо Хакима-шанъё.

— Хакима?! — вздрогнул Гани. И вспомнил — каждый год после джайляу шанъё свои стада отправляет пастись на берега Или. Взяв бутылку у пастуха, Гани снова отпил. Затем торопливо доел мясо и, ничего не говоря, стал собираться с озабоченным видом. Пастух с удивлением смотрел на него.

— Где сейчас Хаким-бай, знаешь?

— С утра выехал в город.

— А откуда знаешь об этом?

— По его приказу я привел ему двух скакунов.

Гани не стал больше слушать пастуха и направился не в сторону селения, как предполагал раньше, а прямиком к дороге, ведущей в город.

А пастух, который, как все простые люди в краю, восхищался Гани, про себя пожелал ему счастливой дороги и успехов в его делах, а сам накинулся на остатки водки и мяса.

«Ну вот, не успело зайти солнце, а я уже у цели», — подумал Гани, подъезжая к лощине Жиргилан неподалеку от Кульджи и увидев недалеко впереди четырех всадников. Это были Хаким-бай, Рози-имам и двое их слуг.

Гани стремительно подъехал к ним:

— Куда спешите, шанъё-ака? — и перехватил поводья коня бая.

— Ты что себе позволяешь, болван?!

— О чем это вы? — удивленно посмотрел на Хакима Гани.

— Уйди с дороги! Дай проехать!

— Что случилось, что случилось, Хаким-ака? — снова улыбнулся Гани.

— Да я тебе сейчас!.. Эй, Асым! Ты что смотришь? — Хаким кричал, но не знал, что делать. Слуги хоть и стояли рядом, но было понятно: они не осмелятся сопротивляться Гани. Старый Рози же, кажется, собрался дать стрекача. Гани остановил его, ловко вытащив из-под колена дубину:

— Стой, старый пройдоха! Делай, что я скажу, иначе утоплю в реке!

— Сынок, Абдулгани! Я слушаю тебя, чего ты хочешь?

— Говори, что тебе надо? — спросил Хаким, не отводя глаз от дубинки.

— Бумаги на землю! — отрезал Гани.

— Какие бумаги? У меня нет никаких бумаг, они у лозун-бека!..

— Ах, нет?! — Гани размахнулся дубинкой.

— Постой, что ты? Зачем тебе эти бумаги?!

— Говорят тебе, вынимай! Или тебе жить надоело? Я сейчас одним ударом размозжу тебе твою паршивую башку!