Избранное. Том 3: Миграция Души, 1982-2012

283 Жизнь как воля

Жизнь прожить не поле перейти в прощенное воскресенье Двигайся поперек межи или вдоль междурядья, зрением Держа боковым и солнца круг и дерево в центре поля Мишень не найдешь — ни ты ни цель ни мушка а твоя воля Жизнь — это не пшено и плуг и не репейник дома Жизнь — это не друг а вдох и выдох, овраг до грома Жизнь — это невозврата точка, с молнией старт и тишь Смещение пули воздухом, видение алмазных крыш. 28.02.012.

284 Орлик

доскачи до небес, Орлик! надо же ребенку знать правду — каково это ком в горле если видишиь теней травы полыхание ветр солнца и растянутый след гривы доскачи до небес, Орлик! до крыльца этажей нижних там овес подают спелый запрягая на путь дальний удила и седло правят из гранитного мне камня там мужик в пиджаке пальму из тучи тащит пиров-первенств доскачи, наш гнедой первенец и узнай — как я там — за далью? что-то слишком ты стал статен да хранит тебя Бог-телега Орлик, Орлик, не слушай сватью пусть женой тебе станет небо пусть отпустят тебя к кромке знаешь, здорово над оконцем полетать ветерком тихим Орлик, веришь — бежит Лихо по А.Блоковскому ипподрому закуси удила, милый ты же сын наших мечт опальных знаешь сколько в тебе силы? ты не дай подойти сбоку. Доскачи до небес, Орлик погляди в глаза смерти-правде а моргнешь — подстелю коврик а заржешь — закуют, Орлик значит есть еще рябь в глазе. доскачи до небес, воин им там нужен, пойми, скачут вместе с нами индейцы аппачи видишь — крепко в руке топорик…

285 Песни русского сервера

Зайка мОя зимушка ушки да хвост — холмики в лапищах ели шЫшки в небе трешшыт ой да на холоду Всевышний запах смолы на теле бочек да хрусты снега и огурцов с капустой постно в лесу и пусто тихо поют на сервере песни русского севера грустно блястит иней на Клаве да в щелке мышки лось-губошлеп в передней понуро стоит. Свищут охотники да их стрелы! волки идут к избушке воют — избушка мелит а из трубы трассируют бабы-яги на метлах! На перекрестке в гетрах движенье по небу правит гномик — от для зобавы ставит «зеленый» бабе и деду Морозу, грабле! ПоднЯты! — закрыт шлагбаум! Едет к нам поезд — ВАУ! Везет кока-колы ящик. Иванушка его обрящет…

286 Не плачь, не плачь моя душа

…Отчизны светлые черты на лицах женских, на трамвае спешащих утром от сарая отъехать в розовою мглу тумана, морось в капилярах на рельсах лужица воды и осень молча все лады Души моей перебирает. Отчизны светлые черты на дряблых скулах у мужей они стоят у фонарей на остановке, запуская тепло пузатого трамвая в открытый ворот у бушлата и с папироскою в зубах глядят на листья под ногами что пахнут домом прелым, щами мозоль-подшипники в ладонях катая, дергают словами — клещами гвозди на заборе между тюрьмой вселенской волей из заводской трубы с гармонью цветной петрушка в небеса: НЕ ПЛАЧЬ, НЕ ПЛАЧЬ МОЯ ДУША Отчизны светлые черты на лике брошенного пса он вверх глядит, слеза стекает бежит на станцию «Ланская» через дорогу, к электричке возница мой, не по привычке а поклонясь, на тормоза нажми — собаку ждет «лиса» что у хозяина в сторожке скулит, давно уж на цепи… Отчизны светлые черты — тоскливо бегают глазища рябит «Осиновая Роща» [5] по пролетающим вагонам назад несется пес к Мадонне чтоб замереть младенцем в доме… ОТЧИЗНЫ СИЛА ТОЛЬКО В ЛОМЕ! О дух захватывает — тайна — на горизонте стынет чайник огромный, в яблоках моченых деревни-пни возле корчевни в бока холмов леса от лени уперлись ляписто, огниво так жгет: Так криво, криво, криво! На пленке окоющих окон чуть городское бьется током ты не сходи с ума трамвая Ты не сходи — там люди лают Сиди в плацкарте электрички темно, уютно, бьют колеса не зажигай пред ликом спички сосед твой слеп — одни глазницы а в голове терновым — спицы — клещами тащит доктор Лицын. Не заходи в последний тамбур — в окошко дверцы пес глядит на задних лапах — умер стоя Отчизна воя до темна гудком на небо провожает в сторожке юная лиса лакает из чугунной миски плеская жизнь через края…

5

«Осиновая Роща» — предместье Петербурга, по пути из Выборга, одна из ступеней спуска с высокой карельской, древнейшей гранитной платформы глубоко вниз, на плоское как стол, космическое плато Города — заасфальтированное болото, дно котла, который наполнен монументальной, тяжелой космической энергией. В отличие от холмистой, бурлящей, бесшабашной Москвы, испускающей пузыри и протуберанцы, Петербург — это постоянный космический энергетический огромный шар, нитями уходящий к другому центру вселенной. Спускаясь в этот котел с севера, путешественник ступает вниз по нескольким ступеням. Одна из них — «Осиновая роща», где автомобильная трасса делает резкий спуск вниз, следующая ступень — Поклонная Гора уже в Городе, в начале его, где Петр Первый принимал дары от поверженных шведов, где находился Блоковский ипподром, где озера, у которых фланировали дачники глядя в лицо идущему навстречу с космосом Блоку, сотворившему в Шувалово на дачах свои лучшие — белые стихи …Далее прямая как луч дорога, делает еще один скачок вниз, к уровню морского ординара, и эта ступень — перекресток с мостом по которому электрички убегают обратно, на Финский залив, облизывающий, охлаждающий космическую энергию Города… Провожает мост темный, забирающий и отдающий энергию лесопарк, справа ресторанчик «Семь Сорок», Далее, прямой как луч, затяжной, долгий, пологий едва заметный глазу путешественника спуск прямой дороги к Неве, к Литейному мосту и к «Большому Дому» аналог Московской лубянки)…

Это пространное географическое пояснение, надеюсь, поможет прочувствовать настроение данного стиха.

287 В ружье на стене пошел курок…

У ворона клюв чтобы вить гнездо К этому главному из искусств Прилагается мусорное ведро И не’выносимая вселенская грусть О том что у курицы крылья «ню» К обеду делаются, точно в час И солнце встает посветить петуху Но ворон накаркает хотя бы раз Рассвет, растворимый, на завтрак дню. У ворона клюв чтобы вырвать звук Погонять варианты волн бытия У ворона шпоры — оседлать судьбу А крылья чтобы искать поля Внезапно свернуть ощутив магнит — Душу, попавшую в патрон ружья Если охотник уже не спит И водит рукой моей от кутюр До бойка — пока еще гнездо не свито И не обрита палачом звезда.

288 Тень Победы

Это не маска смерти И не фингал под глазом Это не бег по кругу Тени от солнца вязом Это не ночь на Дальнем Сталин, не в Бресте утро И не под паранджою Петьке приснился хутор Это еще не космос Не Хлудова след на Марсе Даже не грязь с окопа Даже не дурь Софокла Даже не кровь на масле Это забрало Бога Чтобы вернуть печатью На лоб моего народа: «Годен. Неси на счастье»

289 Все сметая на пути

Ветер бесшумно скользит по планете его провожают деревья столетий встречают стихии распятым гранитом и волны штрихуют сачками магнитов. Ветер сдирает с деревьев корону В гранитную пыль превращает Мадонну и только в железных объятьях поэтов становится сталью. И эхом. На этой последней странице кончается рифма. И ветер спадает — рождается Нимфа. У Бога в кармане есть новые ветры они нас догонят — подхватят в поэты и мы понесемся опавшей листвою среди миллионов таких же изгоев вдоль стылой дороги, безродного поля кривых деревушек, и девушек, стоя рядами у стойла которые вечно коров упражняют резиновым пойлом и в нас заклокочет убийственной болью звенящая рифма посыпанной солью на рану из только что порванных ритмов и ураганные темпы молитв очнутся, и где-то взорвется поэма столь бешеным, праведным, северным ветром, что небо согнется и рухнет планета. И Бог упадет на безгрешную землю и Нимфа родит малыша с новой целью и ветер помчится за новою вестью и мама подарит мне маленький крестик… 2001

290 Чижик

Чижик выжег слово на воде Слово разбежалось по Фонтанке С удочками тонкие подранки Ловят буквы на родной плотве Прилипшие к чешуйкам — полустанки В пути из Бологое до Версты С нее не начинается Столица Идущих душ на небе рюкзачки В которых лица чудной красоты Из них пестуют в инженерном замке Мосты, не открывающие рты. Плывут Невой замасленные баржи Гудят натруженно басистые осанны Прогулочные плоскодонки, ванны Красавиц яхты, к Мойке, на постой Поют сольфеджио, стаккато о любви: Чижик вечен. Словно это мы… 12.08.011.

291 За любовь. двумя словами

За хлеб двумя пальцами За буй двумя руками За борт двумя ногами За мной! За мечту — двумя словами За перст — двумя клыками За журавлем — двумя ушами За кольцом — двумя ноздрями За луной — двумя глазами За мной! За любовь — двумя словами! За детей — двумя тостами За семью — двумя печатями За сон — двумя кроватями Засыпай. Я за тобой. За любовь — двумя словами! За детей — двумя тостами За семью — двумя печатями Просыпайся. Я с тобой. 06.04.012.

292 Би-бип

Мне приснилась маленькая девочка Ее мама подвела ко мне за ручку Они идут по переходу через Невский Вдруг мама повернула мне навстречу И ведет ее, и по проезжей части А девочке, наверное, лишь годик Ну, два, цветной комбинезончик Домашняя, я вышел вдруг из танка Присел и на колено посадил ее. Девочку, конечно, а не маму. И ведь на пять минут прилег всего-то На кожаный диванчик комиссаром Глаза открыл и как с небес спустился Наверное, мне это перед адом Сейчас передают под каску, мессидж: «Ты весишь сон». — А больше и не надо Для детского гожусь наверно сада. «Би-бип!» Поехал. 11.04.012.

293 Когда ты медленно прошла, горячим телом…

Я вспомнил запах скошенной травы! Она волною только что играла, и профиль еЈ выгнутой спины ладонью щекотал июньский ветер, и «Иван-чая» маленький букетик ворона прятала под крышу, плача, когда я вспомнил запах скошенной травы, листы катАлога одежды от «Версачи» перебирая воином «аппачи» в ногах у глянцевой натурщицы бутика. Когда ты медленно прошла, горячим телом едва задев мои бурлящие флюиды, я надкусил плоды у будущей победы! И я вспОмнил запах скошенной травы! Когда вот только-что, на срезах капли сока, и в душном мареве испарина земли, и звон бруска о лезвие косы, обратный ход, движения в такт, и хохоток идущих баб за косарями, по колкой выбритой земле, с граблями, и птиц, сводящих мужиков с ума своим стремленьем увести их от гнезда. И длинноногий контактер — кузнечик, сидящий под одеждами, на плечиках, бросающий свой треск в хоры, на ветер, должно быть, тоже в это время впомнил и звонкий смех девиц в коротких платьях, с напевом, целый день снопы творящих, избы иссохшие за годы жизни бревна, чернеющие, в трещинах; оконные некрашенные, в грязных стеклах рамы, красивое лицо бабули Тани, колдунии, известной всей округе… Я вспомнил запах скошенной травы! Я вспомнил дерево шершавое на козлах и зубы той извилистой пилы, когда расписывался мой злаченый паркер за узелок с одеждой, у колонки, в которой перекачивают звонкие монеты. Я вспомнил себя маленьким мальчонкой, хватающим шлифованные ручки, лемех, и в плуге, уткнувшемся в фундамент, столько силы — я вспомнил! К венцу приставленные силосные вилы, высокое крыльцо, и гаммы, овеществленные в крестьянском снаряжении. Я вспомнил сени и запах дуба в теле толстых бочек, и конской черной гривы клочья, и седел кожу, хомутов, поленья дров, и половиц качели ведро с холодной ключевой водой у самой двери. Я вспомнил — гений Строителя-крестьянина поставил в стыкованном космическом причале загон для телки и быка, свиней, курей, два места козам. И смесь парного молока с парным навозом я вспомнил, убиваемый «Клема» — такими нежными, и древними духами. Должно быть, Музы их потрогали руками пред тем как ты осмелилась войти. …Я вспомнил запах скошенной травы! 2002.