Избранное

Но Гусеница и не думала волноваться. Она, можно сказать, и ухом не вела (тем более что ушей у неё не было).

– Я выше этих пересудов, - ворчала она.
– Я занимаюсь делом, а на всех остальных мне наплевать!

Спору нет, своё дело она знала: ведь далеко не каждый сумеет с утра до ночи глодать сырую крапиву и ни разу не обжечься! И всё-таки... И всё-таки, по-моему, ей не следовало так презирать всех остальных! Например, птиц.

– Поют, - сердито ворчала она, когда птицы распевали свои лучшие песни.
– Поют и чирикают! Пустозвоны! Песнями сыт не будешь!

– Ах, нет! Петь - это так прекрасно!
– вздохнул молоденький Кузнечик, который умел играть на своей скрипочке одну-единственную ноту.
– Я бы так хотел петь, как птица!

– Ну и пой! Пой на здоровье!
– хихикнула Гусеница.
– Можешь даже летать! Самое подходящее занятие для пустозвона!

– А... ведь... когда-нибудь... и ты... будешь... летать, соседка... раздался чей-то медленный, скрипучий голос.

Гусеница так изумилась, что даже оглянулась.

Это говорила мудрая старая Улитка. К её словам нельзя было не прислушаться: все знали, что она старше всех на свете - ей было два, а то и три года - и она много повидала на своём веку.

– Это вы мне?
– спросила Гусеница.

– Да... да... именно тебе... Когда-нибудь у тебя вырастут крылья, и ты... будешь... летать... почти... как...

Но Гусеница не дала ей договорить.

– Какая чушь!
– крикнула она.
– Я - летать? Нет уж, спасибо! Да ни за что на свете! Пусть этой чепухой занимаются птицы! Бессмысленные, пустоголовые твари!

– Ты бы... поосторожнее... о птицах...
– проговорила Улитка, опасливо втянув рожки.
– Ведь... они... могут... тебя съесть!

Тут Гусеница чуть не подавилась от возмущения.

– Съесть меня?
– крикнула она.
– Съесть меня? Меня никто не может съесть! Я волосатая и очень-очень противная на вкус!
– с гордостью проговорила она, немного успокоившись.
– Это видит всякий, у кого есть глаза! Да! Меня никто не может съесть! Есть - это моё дело!

И она было уже собралась заняться своим делом, как вдруг...

Как вдруг что-то огромное, страшное с шумом и свистом налетело на неё. Гусеница почувствовала, что её стиснули, подхватили и понесли высоко-высоко, в самое небо...

"Ну что ж, попила, поела - недаром жизнь прожила", - мелькнуло у Гусеницы в голове. Бедняжка решила, что пришла её смерть...

На самом деле это был Скворушка, совсем молоденький, желторотый: он даже не знал, что таких гусениц не едят, и был очень горд своей добычей.

– Мама, мама! Гляди, чего я нашёл!
– крикнул он, усаживаясь на ветку перед скворечником, прибитым на очень высокой ёлке.

Из скворечника выглянула мама Скворчиха.

– Брось немедленно эту гадость!
– строго сказала она.
– Ох уж эти дети! Всякую дрянь тащат в рот! Брось сейчас же, а то у тебя живот заболит.

Скворушка, к счастью для себя - а особенно для Гусеницы!
– был послушным ребёнком. Он немедленно выпустил Гусеницу из клюва, и она стремглав полетела вниз.

Но, надо отдать ей справедливость, она не потеряла головы: падая, она успела выпустить шелковинку, и чем длиннее становилась шелковинка, тем плавнее становилось падение. А вскоре шелковинка зацепилась за сучок. Гусеница ловко подтянулась и наконец, слегка помятая и очень испуганная, уселась на сучке и смогла перевести дух.

Чуть-чуть отдышавшись, она почувствовала сильный голод и огляделась в поисках своей любимой крапивы.

И она увидела...

Она увидела луг, и речку, и лес за рекой - весь мир, большой и широкий мир, в котором она родилась и выросла и которого никогда не замечала.

– Сколько крапивы!
– вырвалось у неё.
– Я и не знала, что на свете так много крапивы!

– Извините, вы что-то сказали?
– спросил чей-то бас у неё над самым ухом (хотя ушей у неё, как вы помните, не было).

Гусеница вздрогнула и обернулась.

Возле неё сидел Жук, такой большой, что просто странно, как это она не заметила, когда он появился. Он был весь закован в блестящий тёмно-коричневый панцирь, а на голове у него торчала пара длинных, грозных рогов.

– Я сказала, как много крапивы, - объяснила она, против обыкновения, довольно вежливо: уж очень внушительный вид был у Жука.

– Крапивы? Где?
– переспросил Жук удивлённо.

– Ну, всюду!
– Гусеница повела головой.

Но Жук продолжал недоумевать.

– Если вы имеете в виду вот это, - показал он вперёд, - то это вовсе не крапива! Это речка!

– Да нет! Вон там, наверху!

– Наверху?
– засмеялся Жук.
– Это небо! Уверяю вас, там нет никакой крапивы!

– То-то, я смотрю, цвет какой-то странный, - согласилась Гусеница.
– А вон там, впереди? Там всё зелёное - это, уж конечно, крапива!

– Да что вы, - удивился Жук, - это же лес! Лес!

– Это ещё что такое?
– буркнула Гусеница. Ей стало уже неинтересно слушать.

Но Жуку, видно, понравилось объяснять.

– Лес - это замечательная вещь!
– с воодушевлением продолжал он.
– Это много-много деревьев, и кустов, и трав, и... и всего, чего душе угодно!..

– Значит, там-то есть крапива?
– перебила его Гусеница.

– Ещё бы!
– ответил Жук.
– Крапивы там хоть отбавляй! Но что крапива! Там есть вещи гораздо повкусней! Например, ягоды! Земляника! Или листья на берёзах! Объедение! Куда лучше крапивы!

– Сомневаюсь, - сухо сказала Гусеница.

– Уверяю вас!
– горячо продолжал Жук, - Хотите, полетим туда! И вы сами убедитесь!

Гусеница пробормотала что-то невнятное. Ей почему-то было стыдно признаться, что она не умеет летать.

Но Жук ничего не заметил. Он был занят: приподняв жёсткие блестящие надкрылья, он развернул пару чудесных прозрачных крыльев и загудел, накачиваясь воздухом, - так делают все жуки, готовясь в полёт.

– Полетели!
– крикнул он наконец, и Гусеница осталась одна...

– Подумаешь, расхвастался, надутый!
– обиженно сказала она.
– У меня тоже будут крылья! Вот!