Избранное

БАЛЛАДА О БУЛАНОМ ПЕНСИОНЕРЕ

Среди пахучей луговой травыНедвижный он стоит, как изваянье,Стоит, не подымая головы,Сквозь дрёму слыша птичье щебетанье.Цветы, ручьи… Ему-то что за дело!Он слишком стар, чтоб радоваться им:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым…Трудился он, покуда были силы,Пока однажды, посреди дороги,Не подкачали старческие жилы,Не подвели натруженные ноги.Тогда решили люди: «Хватит, милый!Ты хлеб возил и веялки крутил.Теперь ты — конь без лошадиной силы,Но ты свой отдых честно заслужил!»Он был на фронте боевым конём,Конём рабочим слыл для всех примером,Теперь каким-то добрым шутникомОн прозван был в селе Пенсионером,Пускай зовут! Ему-то что за дело?!Он чуток только к недугам своим:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым…Стоит и дремлет конь среди ромашек,А сны плывут и рвутся без конца…Быть может, под седлом сейчас он пляшетПод грохот мин на берегу Донца.«Марш! Марш!» — сквозь дым доваторский бросок!Но чует конь, пластаясь на скаку,Как старшина схватился за луку,С коротким стоном выронив клинок…И верный конь не выдал старшины,Он друга спас, он в ночь ушёл карьером!Теперь он стар… Он часто видит сны.Его зовут в селе Пенсионером…Дни что возы: они ползут во мгле…Вкус притупился, клевер — как бумага.И, кажется, ничто уж на землеНе оживит и не встряхнёт конягу.Но как-то раз, округу пробуждая,В рассветный час раздался стук и звон.То по шоссе, манёвры совершая,Входил в деревню конный эскадрон.И над садами, над уснувшим плёсом,Где в камышах бормочет коростель,Рассыпалась трубы медноголосойГорячая раскатистая трель.Как от удара, вздрогнул старый конь!Он разом встрепенулся, задрожал,По сонным жилам пробежал огонь,И он вдруг, вскинув голову, заржал!Потом пошёл. Нет, нет, он поскакал!Нет, полетел! Под ним земля качалась,Подковами он пламень высекал!По крайней мере, так ему казалось…Взглянул и вскинул брови эскадронный:Стараясь строго соблюдать равненье,Шёл конь без седока и снаряженья,Пристроившись в хвосте его колонны.И молвил он: — А толк ведь есть в коне!Как видно, он знаком с военным строем! —И, старика похлопав по спине,Он весело сказал: — Привет героям!Четыре дня в селе стоял отряд.Пенсионер то навещал обозы,То с важным видом обходил наряд,То шёл на стрельбы, то на рубку лозы.Он сразу словно весь помолодел:Стоял ровнее, шёл — не спотыкался,Как будто шкуру новую надел,В живой воде как будто искупался!В вечерний час, когда закат вставал,Трубы пронёсся серебристый звон;То навсегда деревню покидал,Пыля просёлком, конный эскадрон.«Марш! Марш!» И только холодок в груди,Да ветра свист, да бешеный карьер!И разом все осталось позади:Дома, сады и конь Пенсионер.Горел камыш, закатом обагрённый,Упругий шлях подковами звенел.Взглянул назад весёлый эскадронный,Взглянул назад — и тотчас потемнел!С холма, следя за бешеным аллюром,На фоне догорающего дняТемнела одинокая фигураВдруг снова постаревшего коня…1957 г.

ВЫСОКИЙ ДОЛГ

Осмотр окончен. На какой шкалеОтметить степень веры и тревоги?!Налево — жизнь, направо — смерть во мгле,А он сейчас, как на «ничьей земле»,У света и у мрака на пороге…Больной привстал, как будто от толчка,В глазах надежда, и мольба, и муки,А доктор молча умывает рукиИ взгляд отводит в сторону слегка.А за дверьми испуганной роднеОн говорит устало и морозно:— Прошу простить, как ни прискорбно мне,Но, к сожаленью, поздно, слишком поздно!И добавляет: — Следует признаться,Процесс запущен. В этом и секрет.И надо ждать развязки и мужаться.Иных решений, к сожаленью, нет.Все вроде верно. И, однако, яХочу вмешаться: — Стойте! Подождите!Я свято чту науку. Но простите,Не так тут что-то, милые друзья!Не хмурьтесь, доктор, если я горяч,Когда касаюсь вашего искусства,Но медицина без большого чувстваЛишь ремесло. И врач уже не врач!Пусть безнадёжен, может быть, больной,И вы правы по всем статьям науки,Но ждать конца, сложив спокойно руки,Да можно ль с настоящею душой?!Ведь если не пылать и примирятьсяИ не стремиться поддержать плечом,Пусть в трижды безнадёжной ситуации,Зачем же быть сестрой или врачом?!Чтоб был и впрямь прекраснейшим ваш труд,За все, что можно, яростно цепляйтесь,За каждый шанс и каждый вздох сражайтесьИ даже после смерти семь минут!Ведь сколько раз когда-то на войнеБывали вдруг такие ситуации,Когда конец. Когда уже сражатьсяБессмысленно. И ты в сплошном огне,Когда горели и вода и твердь,И мы уже со смертью обнимались,И без надежды всё-таки сражались,И выживали. Побеждали смерть!И если в самых гиблых ситуацияхМы бились, всем наукам вопреки,Так почему ж сегодня не с рукиИ вам вот так же яростно сражаться?!Врачи бывали разными всегда:Один пред трудной хворостью смирялся,Другой же не сдавался никогдаИ шёл вперёд. И бился и сражался!Горел, искал и в стужу и в грозу,Пусть не всегда победа улыбалась,И всё же было. Чудо совершалось.И он счастливый смахивал слезу…Ведь коль не он — мечтатель и боец,И не его дерзанья, ум и руки,Каких высот достигли б мы в наукеИ где б мы сами были, наконец?!Нельзя на смерть с покорностью смотреть,Тем паче где терять-то больше нечего,И как порою ни упряма смерть —Бесстрашно биться, сметь и только сметь!Сражаться ради счастья человечьего.Так славьтесь же на много поколений,Упрямыми сердцами горячи,Не знающие страха и сомненийПрекрасные и светлые врачи!19 сентября 1984 г.

ОШИБКА

К нему приезжали три очень солидных врача.Одна все твердила о грыже и хирургии.Другой, молоточком по телу стуча,Рецепт прописал и, прощаясь, промолвил ворчаО том, что тут явно запущена пневмония.А третий нашёл, что банальнейший грипп у него,Что вирус есть вирус. Все просто и все повседневно.Плечо же болит вероятней всего оттого,Что чистил машину и гвозди вколачивал в стену.И только четвёртый, мальчишка, почти практикант,На пятые сутки со «Скорой» примчавшийся в полночь,Мгновенно поставил диагноз: обширный инфаркт.Внесли кардиограф. Все точно: обширный инфаркт.Уколы, подушки… Да поздно нагрянула помощь.На пятые сутки диагноз… И вот его нет!А если бы раньше? А если б все вовремя ведать?А было ему только сорок каких-нибудь лет,И сколько бы смог он ещё и увидеть и сделать!Ошибка в диагнозе? Как? Отчего? Почему?!В ответ я предвижу смущенье, с обидой улыбки:— Но врач — человек! Так неужто, простите, емуНельзя совершить, как и всякому в мире, ошибки?!Не надо, друзья. Ну к чему тут риторика фраз?Ведь честное слово, недобрая это дорога!Минёр ошибается в жизни один только раз,А сколько же врач? Или все тут уж проще намного?!Причины? Да будь их хоть сотни, мудрёных мудрей,И всё же решенье тут очень, наверно, простое:Минёр за ошибку расплатится жизнью своей,А врач, ошибаясь, расплатится жизнью чужою.Ошибка — конец. Вновь ошибка, и снова — конец!А в мире ведь их миллионы, с судьбою плачевной,Да что миллионы, мой смелый, мой юный отец,Народный учитель, лихой комиссар и боец,Когда-то погиб от такой вот «ошибки» врачебной.Не видишь решенья? Возьми и признайся: — Не знаю! —Талмуды достань иль с другими вопрос обсуди.Не зря ж в Гиппократовой клятве есть фраза такая:«Берясь за леченье, не сделай беды. Не вреди!»Бывает неважной швея или слабым рабочий,Обидно, конечно, да ладно же, все нипочём,Но врач, он не вправе быть слабым иль так, между прочим,Но врач, он обязан быть только хорошим врачом!Да, доктор не бог. Тут иного не может быть мненья.И смерть не отменишь. И годы не сдвинутся вспять.Но делать ошибки в диагнозах или леченье —Вот этих вещей нам нельзя ни терпеть, ни прощать!И пусть повторить мне хотя бы стократно придётся:Ошибся лекальщик — и тут хоть брани его век,Но в ящик летит заготовка. А врач ошибётся,То «в ящик сыграет», простите, уже человек!Как быть? А вот так: нам не нужно бумаг и подножьяПорой для престижа. Тут главное — ум и сердца,Учить надо тех, в ком действительно искорка божья,Кто трудится страстно и будет гореть до конца!Чтоб к звёздам открытий взмыть крыльям, бесстрашно звенящим,Пускай без статистик и шумных парадных речейДипломы вручаются только врачам настоящимИ в жизнь выпускают одних прирождённых врачей.Чтоб людям при хворях уверенно жить и лечиться,Ищите, ребята, смелее к наукам ключи.У нас же воистину есть у кого поучиться,Ведь рядом же часто первейшие в мире врачи.Идите же дальше! Сражайтесь упрямо и гибко.Пусть счастьем здоровья от вашего светит труда!Да здравствует жизнь! А слова «роковая ошибка»Пусть будут забыты уверенно и навсегда!1984 г.

НАДЁЖНОЕ ПЛЕЧО

Ах, как же это важно, как же нужноВ час, когда беды лупят горячоИ рвут, как волки, яростно и дружно,Иметь всегда надёжное плечо!Неважно чьё: жены, или невесты,Иль друга, что стучится на крыльце.Все это — сердцу дорогие вести.Но всех важней, когда все это — вместе,Когда жена и друг в одном лице.Пусть чувства те воспеты и прославлены,И всё-таки добавим ещё раз,Что коль любовь и дружба не разбавлены,А добровольно воедино сплавлены,То этот сплав прочнее, чем алмаз.А если все совсем наоборот,Вот так же бьёт беда и лупит вьюга,И нет нигде пощады от невзгод,И ты решил, что тут-то и спасётТебя плечо единственного друга!И вот ты обернулся сгоряча,Чтоб ощутить родное постоянство,И вдруг — холодный ужас: нет плеча!Рука хватает чёрное пространство…Нет, не сбежала близкая душа,И вроде в злом не оказалась стане,А лишь в кусты отпрянула, спеша,Считая бой проигранным заране.И наблюдая издали за тем,Как бьют тебя их кулаки и стрелы,Сурово укоряла: — Ну зачемТы взял да и ввязался в это дело?!Вот видишь, как они жестоко бьютИ не щадят ни сил твоих, ни сердца.А можно было и сберечь уют,И где-то в ямке тихо отсидеться.И вот, сражаясь среди злой пурги,Ты думаешь с отчаяньем упрямым:Ну кто тебе опаснее: врагиИли друзья, что прячутся по ямам?!И пусть невзгоды лупят вновь и вновь,Я говорю уверенно и круто:Не признаю ни дружбу, ни любовь,Что удирают в трудную минуту!Да, в мире есть различные сердца.Но счастлив тот, я этого не скрою,Кому досталось именно такое:В любое время, доброе и злое,Надёжное навек и до конца!1992 г.

СУДЬБА СТРАНЫ

Пути земли круты и широки.Так было, есть и так навечно будет.Живут на той земле фронтовики —Свалившие фашизм, простые люди.И пусть порою с ними не считаютсяВсе те, кто жизнь пытаются взнуздать,И все ж они не то чтобы стесняются,А как-то в их присутствии стараютсяНе очень-то на Родину плевать.Нет у бойцов уже ни сил, ни скорости,И власти нет давно уж никакой,И всё-таки для общества поройОни бывают чем-то вроде совести.И сверхдельцам, что тянут нас ко дну,И всем политиканствующим сворамНе так-то просто разорять странуПод их прямым и неподкупным взором.Но бури лет и холода ветровНе пролетают, к сожаленью, мимо,И чаще всех разят неумолимоУсталые сердца фронтовиков.И тут свои особенные меркиИ свой учёт здоровья и беды,И в каждый День Победы на поверкеРедеют и редеют их ряды.И как ни хмурьте огорчённо лоб,Но грянет день когда-нибудь впервые,Когда последний фронтовик РоссииСойдёт навек в последний свой окоп…И вот простите, дорогие люди,И что же будет с Родиной тогда?И слышу смех: «Какая ерунда!Да ничего практически не будет!Возьмём хоть нашу, хоть другие страны:Везде была военная беда,И всюду появлялись ветераны,И после уходили ветераны,А жизнь не изменялась никогда!»Что ж, спорить тут, наверно, не годится.Да, были страны в бурях и беде,Но то, что на Руси сейчас творится,За сотни лет не ведали нигде!И вот сегодня бывшие солдаты,Которые за солнце и веснуФашизму душу вырвали когда-тоИ людям мир вернули в сорок пятом,С тревогой смотрят на свою страну.И хочется им крикнуть: — Молодые!Не рвитесь из родного вам гнёзда!Не отдавайте никому России,Ведь что бы ни случилось, дорогие,Второй у нас не будет никогда!Не подпускайте к сердцу разговоры,Что будто бы заморское житьёСулит едва ль не золотые горы.Вот это чушь и дикое враньё!Не позволяйте обращать в пожарищаТакие превосходные слова,Как: Родина, Отечество, Товарищи —Им жить и жить, пока страна жива!Взамен культуры и больших идей,Чтоб не могли мы ни мечтать, ни чувствовать,Нас учат перед Западом холуйствоватьИ забывать о звании людей!Но, как бы нас ни тщились унижать,Нельзя забыть ни по какому праву,Что Волгу вероломству не взнуздатьИ славу никому не растоптать,Как невозможно растоптать державу!Ведь мы сыны могущества кремлёвского,Мы всех наук изведали успех,Мы — родина Толстого и ЧайковскогоИ в космос путь пробили раньше всех!И пусть стократ стремятся у РоссииОтнять пути, ведущие вперёд.Напрасный труд! В глаза её святыеНе даст цинично наплевать народ!И, сдерживая справедливый гнев,Мы скажем миру: — Не забудьте, люди:Лев, даже в горе, все равно он — лев,А вот шакалом никогда не будет!А в чем найти вернейшее решенье?Ответ горит, как яркая звезда:Любить Россию до самозабвенья!Как совесть, как святое вдохновенье,И не сдавать позиций никогда!25 мая 1993 г. Красновидово

ПОДМОСКОВНЫЙ РАССВЕТ Кристине Асадовой

До чего ж рассвет сегодня звонокВ пенисто-вишнёвых облаках.Он сейчас, как маленький ребёнок,Улыбнулся радостно спросонокУ природы в ласковых руках.А внизу туман то валом катится,То медведем пляшет у реки,Ёжится рябинка в тонком платьице,Спят, сутулясь, клёны-старики.Яркая зарянка в небо прямоЗолотую ввинчивает трель,И с болот, как по сигналу, с гамомВскинулась гусиная метель.Ни страшинки, а сплошная вераВ солнце, в жизнь и доброту лесов.И нигде ни пули браконьера,Л лишь чистый, без границ и меры,Густо-пряный аромат лугов.И бежит по дачному порядкуФизкультурно-резвый ветерок,То подпрыгнет, то пойдёт вприсядку,То швырнёт, как бы играя в прятки,В занавеску сонную песок.Дверь веранды пропищала тонко,И, сощурясь, вышла на крыльцо,Как букетик, крошечка-девчонка,В солнечных накрапушках лицо.Вдоль перил две синие букашкиЧто-то ищут важное, своё.А у ног — смеющиеся кашки,Огненные маки да ромашки,Как на новом платьице её!И от этой буйной пестротыДевочка смешливо удивляется:То ль цветы к ней забрались на платьице,То ли с платья прыгают цветы?Стоголосо птахи заливаются,В ореолах песенных горя,А заря все выше подымается,Чистая и добрая заря.Бабочке панамкою маша,Девочка заливисто смеётся.Аистёнком тополь в небо рвётся.Отчего же словно бы сожмётсяВдруг на краткий миг моя душа?Что поделать. Память виновата.Словно штык, царапнула она,Что в такой вот день давно когда-то(Не избыть из сердца этой даты!)Чёрным дымом вскинулась война…Не хочу, не надо, не согласен!Этого не смеют повторить!Вон как купол беспредельно ясен,Как упруга солнечная нить.Новый день берет свои права,Мышцами весёлыми играя.А за ним — цветущая Москва,Шумная и солнцем залитая.Не вернутся дымные года,Вырастай и смело к счастью взвейся,Смейся, моя маленькая, смейся,Это все навечно, навсегда!1980 г.

КРИСТИНА

Влетела в дом упругим метеоромИ от порога птицею — ко мне,Смеясь румянцем, зубками и взором,Вся в юности, как в золотом огне.Привычно на колени забралась:— Вон там девчонки спорят за окошком!Скажи мне: есть космическая связь?И кто добрей: собака или кошка?!Я думаю, я мудро разрешаюИ острый спор, и вспыхнувший вопрос,А сам сижу и восхищённо таюОт этих рук, улыбок и волос.Подсказываю, слушаю, разгадываюЕё проблем пытливых суетуИ неприметно вкладываю, вкладываюВ её сердчишко ум и доброту.Учу построже к жизни приглядеться,Не все ведь в мире песни хороши.И сам учусь распахнутости сердцаИ чистоте доверчивой души.Все на земле имеет осмысленье:Печали, встречи, радости борьбы,И этой вот девчонки появленье,А если быть точнее, то явленьеМне был как перст и высший дар судьбы.Бегут по свету тысячи дорог.Не мне прочесть все строки этой повести,Не мне спасти её от всех тревог,Но я хочу, чтоб каждый молвить мог,Что в этом сердце все живёт по совести!Пусть в мире мы не боги и не судьи,И всё же глупо жить, чтобы коптеть,Куда прекрасней песней прозвенеть,Чтоб песню эту не забыли люди.И в этом свете вьюги и борьбы,Где может разум попирать невежда,Я так тебе хочу большой судьбы,Мой вешний лучик, праздник и надежда!И я хотел бы, яростно хотелВ беде добыть тебе живую воду,Стать мудрой мыслью в многодумье делИ ярким светом в злую непогоду!И для меня ты с самого рожденьяНе просто очень близкий человек,А смысл, а сердца новое биенье,Трудов и дней святое продолженье —Живой посланник в двадцать первый век!Темнеет… День со спорами горячимиПогас и погрузился в темноту…И гном над красновидовскими дачамиЗажёг лимонно-жёлтую луну.В прихожей дремлют: книжка, мячик, валенки,Мечты зовут в далёкие края.Так спи же крепко, мой звоночек маленький,Мой строгий суд и песенка моя…И я прошу и небо, и долины,Молю весь мир сквозь бури и года:Пусть над судьбой Асадовой Кристины,Храня от бед, обманов и кручины,Горит всегда счастливая звезда!1990 г.

ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ Кристине Асадовой

Пекут блины. Стоит весёлый чад.На масленицу — всюду разговенье!Сегодня на Руси, как говорят,Прощёное святое воскресенье!И тут, в весенне-радужном огне,Весёлая, как утренняя тучка,Впорхнула вместо ангела ко мнеМоя самостоятельная внучка.Хохочет заразительно и звонко,Способная всю землю обойти,Совсем ещё зелёная девчонкаИ совершенно взрослая почти.Чуть покружившись ярким мотыльком,Уселась на диване и сказала:— Сегодня День прощенья. Значит, в немСплелись, быть может, лучшие начала.И вот, во имя этакого дня,Коль в чем-то провинилась, допускаю,Уж ты прости, пожалуйста, меня. —И, поцелуем сердце опьяня,Торжественно:— И я тебя прощаю!— С древнейших лет на свете говорят,Что тот, кто душам праведным подобен,Тот людям окружающим способенПрощать буквально все грехи подряд. —И, возбуждённо вскакивая с места,Воскликнула: — Вот я тебя спрошуНе ради там какого-нибудь теста,А просто для души. Итак, прошу!Вот ты готов врагов своих простить?— Смотря каких… — сказал я осторожно.— Нет, ну с тобою просто невозможно!Давай иначе будем говорить:Ну мог бы ты простить, к примеру, ложь?— Ложь? — я сказал, — уж очень это скверно.Но если лгун раскаялся, ну что ж,И больше не солжёт — прощу, наверно.— Ну, а любовь? Вот кто-то полюбил,Потом — конец! И чувства не осталось…Простил бы ты?— Пожалуй бы простил,Когда б она мне искренне призналась.— Ну, а теперь… Не будем говорить,Кто в мире злей, а кто добрей душою.Вопрос вот так стоит перед тобою:А смог бы ты предательство простить? —Какой ответ сейчас я должен дать?Вопрос мне задан ясно и солидно.Как просто тем, кто может все прощать!А я молчу… Мне нечего сказать…Нет, не бывать мне в праведниках, видно!1995 г.

ОДИНОЧЕСТВО

Мне казалось когда-то, что одиночество —Это словно в степи: ни души вокруг.Одиночество — это недобрый другИ немного таинственный, как пророчество.Одиночество — это когда душаЖдёт, прикрыв, как писали когда-то, вежды,Чтобы выпить из сказочного ковшаЗолотые, как солнце, глотки надежды…Одиночество — дьявольская черта,За которой все холодно и сурово,Одиночество — горькая пустота,Тишина… И вокруг ничего живого…Только время стрелою летит порой,И в душе что-то новое появляется.И теперь одиночество открываетсяПо-другому. И цвет у него иной.Разве мог я помыслить хоть раз о том,Что когда-нибудь в мире, в иные срокиВ центре жизни, имея друзей и дом,Я, исхлёстанный ложью, как злым кнутом,Вдруг застыну отчаянно-одинокий?!..И почувствую, словно на раны соль,Как вокруг все безжалостно изменилось,И пронзит мою душу такая боль,О какой мне и в тягостном сне не снилось.День, как рыба, ныряет в густую ночь.Только ночь — жесточайшая это штука:Мучит, шепчет о подлостях и разлуках,Жжёт тоской — и не в силах никто помочь!Только помощь до крика в душе нужна!Вот ты ходишь по комнате в лунных бликах…До чего это всё же чудно и дико,Что вокруг тебя жуткая тишина…Пей хоть водку, хоть бренди, хоть молоко!Всюду — люди. Но кто тебе здесь поможет?!Есть и сердце, что многое сделать может,Только как оно дьвольски далеко!Обратись к нему с правдой, с теплом и страстью.Но в ответ лишь холодная тишина…Что оно защищает — превыше счастья,Зло — ничтожно. Но сколько в нем чёрной власти!Мышь способна порой победить слона!На земле нашей сложно и очень людно.Одиночество — злой и жестокий друг.Люди! Милые! Нынче мне очень трудно,Протяните мне искренность ваших рук!Я дарил вам и сердце своё, и душу,Рядом с вами был в праздниках и в беде.Я и нынче любви своей не нарушу,Я — ваш друг и сегодня везде-везде!Нынче в душу мне словно закрыли дверь.Боль крадётся таинственными шагами.Одиночество — очень когтистый зверь,Только что оно, в сущности, рядом с вами?!Сколько раз меня било тупое зло,Сколько раз я до зверской тоски терзался,Ах, как мне на жестокую боль везло!Только вновь я вставал и опять сражался!Ложь, обиды, любые земные мукиТяжелы. Но не гибнуть же, наконец!Люди! Милые! Дайте мне ваши рукиИ по лучику ваших живых сердец!Пусть огонь их в едином пучке лучится,Чтобы вспыхнуть, чтоб заново возродиться,Я сложу все их бережно: луч — к лучу,Словно перья прекрасной, как мир, жар-птицы,И, разбив одиночество, как темницу,Вновь, быть может, до радости долечу.28 мая 1995 г. Красновидово

СЛАДКАЯ ГОРЕЧЬ

Сколько чувств ты стараешься мне открыть,Хоть с другими когда-то и не старалась.Там все как-то само по себе получалось —То ль везение чьё-то, а то ли прыть?Я был вроде лагуны в нелёгкий час,Где так славно укрыться от всякой бури,И доверчив порою почти до дури,И способен прощать миллионы раз…Видно, так уж устроена жизнь сама,Что нахальство всех чаще цветы срывает.И чем больше скрывается в нем дерьма,Тем щедрей оно радости получает.Почему я на свете избрал тебя?Ну — наивность. Допустим, а всё же, всё же,Ведь должно же быть что-то, наверно, тоже,Чем зажёгся я, мучаясь и любя.Да, сверкнула ты искренно, как звезда,Что зовёт тебя радостно за собою.Сколько счастья изведал бы я тогда,Если б только огонь тот зажжён был мноюИ светил только мне через все года!Сколько ласк ты порой подарить стараешься,Говоря, что живёшь, горячо любя.Но стократ убеждая сама себя,И сама-то, пожалуй, не убеждаешься…Только я тебе так от души скажу:Не терзай ни себя, ни меня. Не надо.Ведь искусственность — это же не награда,И не этим я, в сущности, дорожу.Ведь все то, чем ты дышишь и чем живёшь,Что в душе твоей самое дорогое,Для меня и враждебное, и чужоеИ не может быть дорого ни на грош.Вот такой у нас, видно, нелёгкий случай.И никто не подаст нам благую весть.Только ты не насилуй себя, не мучай:Выша сердца не прыгнешь. Что есть — то есть!Встал рассвет, поджигая ночную тень,Ты в работе. И я — не совсем бездельник.Слышишь: в кухне со свистом кипит кофейник.Что ж, пойдём распечатывать новый день!И не надо нам, право же, притворяться.Будем жить и решать миллион задач.Делать все, чтоб на споры не натыкаться,И знакомым приветливо улыбаться,И рассеивать тучи, и ждать удач!7 марта 1996 г.

ВЕЧНАЯ РАНА

Сколько раз получал я на свете раны!Но страшней всех не пули и не ножи,Не осколки. А боль моя постоянноОт того, что особенно беспощадно:От предательств и самой поганой лжи.Вот я думаю с горьким недоуменьемПро лгунов и предателей: в чем их суть?Ведь они обладают таким уменьемВсе для собственной выгоды повернуть.Только нет и глупей этих подлых глаз,Ибо кара за всякое преступленьеИ слабее, и легче во много разПостоянного страха разоблаченья.Ложь все время рискованна, как обвал,Что навис угрожающе и опасно:Ибо каждое слово, что ты сказал,Чтоб потом как-нибудь не попасть в провал,Нужно помнить практически ежечасно.Потому-то мне кажется, что лгуны,Даже пусть не глупцы и совсем не дуры,Тем не менее всё-таки лишеныДвух вещей: это СОВЕСТИ и КУЛЬТУРЫ!Вот сидишь с хитрецом. Ну ни дать, ни взять —Как на иглах. И думаешь: «Где же прав ты?!»И ты вынужден все как на пробу братьИ слова его вечно сортировать,Чтоб все время отсеивать ложь от правды.И тоска хуже волка порою гложет —Как подчас с дорогим человеком быть?Коль не хочет он искренно говоритьИли попросту, хуже того, не может…И когда ты воистину изнемог,А кому-то в душе над тобой хохочется,И не видно вдали никаких дорог,Значит, просто: зажми себя на замокИ — молчи. Только, господи, как не хочется!2 декабря 1996 г.