Избранное

СПАСИБО

За битвы, за песни, за все дерзанияО, мой Севастополь, ты мне, как сыну,Присвоил сегодня высокое званиеПочётного гражданина.Мы спаяны прочно, и я говорю:Той дружбе навеки уже не стереться.А что я в ответ тебе подарю?Любви моей трепетную зарюИ всю благодарность сердца!Пусть годы летят, но в морском прибое,В горячих и светлых сердцах друзей,В торжественном мужестве кораблей,В листве, что шумит над Сапун-горою,И в грохоте музыки трудовой,И в звоне фанфар боевых парадовВсегда будет жить, Севастополь мой,Твой друг и поэт Эдуард Асадов!1989 г.

ДУМА О СЕВАСТОПОЛЕ

Я живу в Севастополе. В бухте Омега,Там, где волны весёлые, как дельфины,На рассвете, устав от игры и бега,Чуть качаясь, на солнышке греют спины…Небо розово-синим раскрылось зонтом,Чайки, бурно крича, над водой снуют,А вдали, пришвартованы к горизонту,Три эсминца и крейсер дозор несут.Возле берега сосны, как взвод солдат,Чуть качаясь, исполнены гордой пластики,Под напористым бризом, построясь в ряд,Приступили к занятию по гимнастике.Синева с синевой на ветру сливаются,И попробуй почувствовать и понять,Где небесная гладь? Где морская гладь?Все друг в друге практически растворяется.Ах, какой нынче добрый и мирный день!Сколько всюду любви, красоты и света!И когда упадёт на мгновенье тень,Удивляешься даже: откуда это?!Вдруг поверишь, что было вот так всегда.И, на мужестве здесь возведённый, городНикогда не был злобною сталью вспоротИ в пожарах не мучился никогда.А ведь было! И песня о том звенит:В бурях войн, в свистопляске огня и сталиЗдесь порой даже плавился и гранит,А вот люди не плавились. И стояли!Только вновь встал над временем монолит —Нет ни выше, ни твёрже такого взлёта.Это стойкость людская вошла в гранит,В слово Честь, что над этой землёй звенит,В каждый холм и железную волю флота!Говорят, что отдавшие жизнь в боюСпят под сенью небес, навсегда немые,Но не здесь! Но не в гордо-святом краю!В Севастополе мёртвые и живые,Словно скалы, в едином стоят строю!А пока тихо звезды в залив глядят,Ветер пьян от сирени. Теплынь. Экзотика!В лунных бликах цикады, снуя, трещат,Словно гномы, порхая на самолётиках…Вот маяк вперил вдаль свой циклопий взгляд…А в рассвете, покачивая бортами,Корабли, словно чудища, важно спят,Тихо-тихо стальными стуча сердцами…Тополя возле Графской равняют строй,Тишина растекается по бульварам.Лишь цветок из огня над Сапун-горойГордо тянется в небо, пылая жаром.Патрули, не спеша, по Морской протопали,Тают сны, на заре покидая люд…А над клубом матросским куранты бьютПод звучание гимна о Севастополе.А в Омеге, от лучиков щуря взгляд,Волны, словно ребята, с весёлым звоном,С шумом выбежав на берег под балконом,Через миг, удирая, бегут назад.Да, тут слиты бесстрашие с красотой,Озорной фестиваль с боевой тревогой.Так какой это город? Какой, какой?Южно-ласковый или сурово-строгий?Севастополь! В рассветном сияньи ночи,Что ответил бы я на вопрос такой?Я люблю его яростно, всей душой,Значит, быть беспристрастным мне трудно очень.Но, однако, сквозь мрак, что рассветом вспорот,Говорю я под яростный птичий звон:Для друзей, для сердец бескорыстных онСамый добрый и мирный на свете город!Но попробуй оскаль свои зубы враг —И забьются под ветром знамёна славы!И опять будет все непременно так:Это снова и гнев, и стальной кулак,Это снова твердыня родной державы!1994 г.

ЭДЕЛЬВЕЙС (Лирическая баллада)

Ботаник, вернувшийся с южных широт,С жаром рассказывал намО редких растениях горных высот,Взбегающих к облакам.Стоят они гордо, хрустально чисты,Как светлые шапки снегов.Дети отчаянной высотыИ дикого пенья ветров.В ладонях ботаника — жгучая синь,Слепящее солнце и вечная стыньКачаются важно, сурово.Мелькают названья — сплошная латынь —Одно непонятней другого.В конце же сказал он: — А вот эдельвейс,Царящий почти в облаках.За ним был предпринят рискованный рейс,И вот он в моих руках!Взгляните: он блещет, как горный снег,Но то не просто цветок.О нем легенду за веком векДревний хранит Восток.Это волшебник. Цветок-талисман.Кто завладеет им,Легко разрушит любой обманИ будет от бед храним.А главное, этот цветок таитСладкий и жаркий плен:Тот, кто подруге его вручит,Сердце возьмёт взамен. —Он кончил, добавив шутливо: — Ну вот,Наука сие отрицает,Но если легенда веками живёт,То всё-таки, кто его знает?..Ботаника хлопали по плечам,От шуток гудел кабинет:— Теперь хоть экзамен сдавай по цветам!Да ты не учёный — поэт!А я все думал под гул и смех:Что скажет сейчас она?Та, что красивей и тоньше всех,Но так всегда холодна.Так холодна, что не знаю я,Счастье мне то иль беда?Вот улыбнулась: — Это, друзья,Мило, но ерунда… —В ночи над садами звезды зажглись,А в речке тёмным-темно…Толкаются звезды и, падая вниз,С шипеньем идут на дно.Ветер метёт тополиный снег,Мятой пахнет бурьян…Конечно же, глупо: атомный век —И вдруг цветок-талисман!Пусть так! А любовь? Ведь её поройБез чуда не обрести!И разве есть учёный такой,Чтоб к сердцу открыл пути?!Цветок эдельвейс… Щемящая грусть…Легенда… Седой Восток…А что, если вдруг возьму и вернусьИ выпрошу тот цветок?!Высмеян буду? Согласен. Пусть.Любой ценой получу!Не верит? Не надо! Но я вернусьИ ей тот цветок вручу!Смелее! Вот дом его… поворот…Гашу огонёк окурка,И вдруг навстречу мне из воротСтремительная фигурки!Увидела, вспыхнула радостью: — Ты!Есть, значит, тайная сила.Ты знаешь, он яростно любит цветы,Но я смогла, упросила…Сейчас все поймёшь… я не против чудес,Нет, я не то говорю… —И вдруг протянула мне эдельвейс.— Вот… Принимай… дарю!Звёздами вспыхнули небеса,Ночь в заревом огне…Люди, есть на земле чудеса!Люди, поверьте мне!1963 г.

АХ, КАК ЖЕ Я В ДЕТСТВЕ ЛЮБИЛ ПОЕЗДА

Ах, как же я в детстве любил поезда,Таинственно-праздничные, зеленые,Весёлые, шумные, запылённые,Спешащие вечно туда-сюда!Взрослые странны порой бывают.Они по возможности (вот смешно!)Верхние полки не занимают,Откуда так славно смотреть в окно!Не любят, увы, просыпаться рано,Не выскочат где-то за пирожкомИ не летают, как обезьяны,С полки на полку одним прыжком.В скучнейших беседах отводят души,Ворчат и журят тебя всякий часИ чуть ли не в страхе глядят на груши,На воблу, на семечки и на квас.О, как же я в детстве любил поездаЗа смех, за особенный чай в стакане,За то, что в квадрате окна всегдаПроносятся кадры, как на экране.За рокот колёс, что в ночную поруБаюкают ласковей соловья,За скорость, что парусом горбит штору,За все неизведанные края.Любил за тоску на глухом полустанке:Шлагбаум, два домика под дождём,Девчонка худенькая с ведром,Небо, хмурое спозаранку.Стог сена, просёлок в лесной глуши…И вдруг как-то сладко вздохнёшь всей грудью,С наивною грустью, но от души:Неужто же вечно живут здесь люди?!Любил поезда я за непокой,За вспышки радости и прощанья,За трепет вечного ожиданьяИ словно крылья бы за спиной!Но годы мелькнули быстрей, чем шпалы,И сердце, как прежде, чудес не ждёт.Не то поездов уже тех не стало,Не то это я уж теперь не тот…Но те волшебные поездаУмчались. И, кажется, навсегда…1975 г.

БАЛЛАДА О ДРУГЕ

Когда я слышу о дружбе твёрдой,О сердце мужественном и скромном,Я представляю не профиль гордый,Не парус бедствия в вихре шторма.Я просто вижу одно окошкоВ узорах пыли или морозаИ рыжеватого щуплого Лешку —Парнишку-наладчика с «Красной Розы»…Дом два по Зубовскому проездуСтоял без лепок и пышных фасадов,И ради того, что студент АсадовВ нем жил, управдом не белил подъездов.Ну что же — студент небольшая сошка,Тут бог жилищный не ошибался.Но вот для тщедушного рыжего ЛешкиЯ бы, наверное, постарался!Под самой крышей, над всеми намиЖил лётчик с нелёгкой судьбой своей,С парализованными ногами,Влюблённый в небо и голубей.Они ему были дороже хлеба,Всего вероятнее, потому,Что были связными меж ним и небомИ синь высоты приносили ему.А в доме напротив, окошко в окошко,Меж тёткой и кучей рыбацких снастейЖил его друг — конопатый Лешка,Красневший при девушках до ушей.А те, на «Розе», народ языкатый,Окружат в столовке его порой:— Алёшка, ты что же ещё не женатый?Тот вспыхнет, сразу алей заката,И брякнет: — Боюсь ещё… молодой…Шутки как шутки, и парень как парень,Пройди — и не вспомнится никогда.И всё-таки как я ему благодаренЗа что-то светлое навсегда!Каждое утро перед работойОн к другу бежал на его этаж,Входил и шутя козырял пилоту:— Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..А лифта-то в доме как раз и не было.Вот в этом и пряталась вся беда.Лишь «бодрая юность» по лестницам бегала,Легко, «как по нотам», туда-сюда…А лётчику просто была б хана:Попробуй в скверик попасть к воротам!Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он!Плечи Алешкины и спина!И бросьте дурацкие благодарностиИ вздохи с неловкостью пополам!Дружба не терпит сентиментальности,А вы вот, спеша на работу, по крайности,Лучше б не топали по цветам!Итак, «лифт» подан! И вот, шагаяМедленно в утренней тишине,Держась за перила, ступеньки считает:Одна — вторая, одна — вторая,Лешка с товарищем на спине…Сто двадцать ступеней. Пять этажей.Это любому из нас понятно.Подобным маршрутом не раз, вероятно,Вы шли и с гостями и без гостей.Когда же с кладью любого сортаНе больше пуда и то лишь разСлучится подняться нам в дом подчас —Мы чуть ли не мир посылаем к черту.А тут — человек, а тут — ежедневно,И в зной, и в холод: «Пошли, держись!»Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!Сто двадцать — вверх и сто двадцать — вниз!Вынесет друга, усадит в сквере,Шутливо укутает потеплей,Из клетки вытащит голубей:— Ну все! Если что, присылай «курьера»!«Курьер» — это кто-нибудь из ребят.Чуть что, на фабрике объявляется:— Алёша, Мохнач прилетел назад!— Алёша, скорей! Гроза начинается!А тот все знает и сам. Чутьём.— Спасибо, курносый, ты просто гений! —И туча не брызнет ещё дождём,А он во дворе: — Не замёрз? Идём! —И снова: ступени, ступени, ступени…Пот градом… Перила скользят, как ужи…На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.— Алёшка, брось ты!— Сиди, не тужи!.. —И снова ступени, как рубежи:Одна — вторая, одна — вторая…И так не день и не месяц только,Так годы и годы: не три, не пять,Трудно даже и сосчитать —При мне только десять. А после сколько?!Дружба, как видно, границ не знает,Все так же упрямо стучат каблуки.Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги…Одна — вторая, одна — вторая…Ах, если вдруг сказочная рукаСложила бы все их разом,То лестница эта навернякаВершиной ушла бы за облака,Почти не видная глазом.И там, в космической вышине(Представьте хоть на немножко),С трассами спутников наравнеСтоял бы с товарищем на спинеХороший парень Алёшка!Пускай не дарили ему цветовИ пусть не писали о нем в газете,Да он и не ждёт благодарных слов,Он просто на помощь прийти готов,Если плохо тебе на свете.И если я слышу о дружбе твёрдой,О сердце мужественном и скромном,Я представляю не профиль гордый,Не парус бедствия в вихре шторма,Я просто вижу одно окошкоВ узорах пыли или морозаИ рыжеватого, щуплого Лешку,Простого наладчика с «Красной Розы»…1969 г.

ПИСЬМО С ФРОНТА

Мама! Тебе эти строки пишу я,Тебе посылаю сыновний привет,Тебя вспоминаю, такую родную,Такую хорошую, слов даже нет!Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку,Немного лентяя и вечно не в срокБегущего утром с портфелем под мышкой,Свистя беззаботно, на первый урок.Грустила ты, если мне физик, бывало,Суровою двойкой дневник украшал,Гордилась, когда я под сводами залаСтихи свои с жаром ребятам читал.Мы были беспечными, глупыми были,Мы все, что имели, не очень ценили,А поняли, может, лишь тут, на войне:Приятели, книжки, московские споры, —Все — сказка, все в дымке, как снежные горы…Пусть так, возвратимся — оценим вдвойне!Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,Застыли орудья, как стадо слонов,И где-то по-мирному в гуще лесов,Как в детстве, мне слышится голос кукушки.За жизнь, за тебя, за родные краяИду я навстречу свинцовому ветру.И пусть между нами сейчас километры —Ты здесь, ты со мною, родная моя!В холодной ночи, под неласковым небом,Склонившись, мне тихую песню поешьИ вместе со мною к далёким победамСолдатской дорогой незримо идёшь.И чем бы в пути мне война ни грозила,Ты знай, я не сдамся, покуда дышу!Я знаю, что ты меня благословила,И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!1943 г.

МОЕЙ МАМЕ

Пускай ты не сражалась на войне,Но я могу сказать без колебанья:Что кровь детей, пролитая в огне,Родителям с сынами наравнеДаёт навеки воинское званье!Ведь нам, в ту пору молодым бойцам,Быть может, даже до конца не снилось,Как трудно было из-за нас отцамИ что в сердцах у матерей творилось.И лишь теперь, мне кажется, родная,Когда мой сын по возрасту — солдат,Я, как и ты десятки лет назад,Все обострённым сердцем принимаю.И хоть сегодня ни одно окноОт дьявольских разрывов не трясётся,Но за детей тревога все равноВо все века, наверно, остаётся.И скажем прямо (для чего лукавить?!),Что в бедах и лишеньях грозовых,Стократ нам легче было бы за нихПод все невзгоды головы подставить!Да только ни в труде, ни на войнеСыны в перестраховке не нуждались.Когда б орлят носили на спине,Они бы в кур, наверно, превращались!И я за то тебя благодарю,Что ты меня сгибаться не учила,Что с детских лет не тлею, а горю,И что тогда, в нелёгкую зарю,Сама в поход меня благословила.И долго-долго средь сплошного громаВсе виделось мне в дальнем далеке,Как ты платком мне машешь у райкома,До боли вдруг ссутулившись знакомоС забытыми гвоздиками в руке.Да, лишь когда я сам уже отец,Я до конца, наверно, понимаюТот героизм родительских сердец,Когда они под бури и свинецСвоих детей в дорогу провожают.Но ты поверь, что в час беды и громаЯ сына у дверей не удержу,Я сам его с рассветом до райкома,Как ты меня когда-то, провожу.И знаю я: ни тяготы, ни войныНе запугают парня моего.Ему ты верь и будь всегда спокойна:Все, что светло горело в нас — достойноКогда-то вспыхнет в сердце у него!И пусть судьба, как лист календаря,У каждого когда-то обрывается.Дожди бывают на земле не зря:Пылает зелень, буйствуют моря,И жизнь, как песня, вечно продолжается!1972 г.

ВЕЧЕ В БОЛЬНИЦЕ Лидии Ивановне Асадовой

Бесшумной чёрною птицейКружится ночь за окном.Что же тебе не спится?О чем ты молчишь? О чем?Сонная тишь в палате,В кране вода уснула.Пёстренький твой халатикДремлет на спинке стула.Руки, такие знакомые,Такие, что хоть кричи! —Нынче, почти невесомые,Гладят меня в ночи.Касаюсь тебя, чуть дыша.О господи, как похудела!Уже не осталось тела,Осталась одна душа.А ты ещё улыбаешьсяИ в страхе, чтоб я не грустил,Меня же ободрить стараешься,Шепчешь, что поправляешьсяИ чувствуешь массу сил.А я-то ведь знаю, знаю,Сколько тут ни хитри,Что боль, эта гидра злая,Грызёт тебя изнутри.Гоню твою боль, заклинаюИ каждый твой вздох ловлю.Мама моя святая,Прекрасная, золотая,Я жутко тебя люблю!Дай потеплей укроюКрошечную мою,Поглажу тебя, успокоюИ песню тебе спою.Вот так же, как чуть устало,При южной огромной лунеВ детстве моем, бывало,Ты пела когда-то мне…Пусть трижды болезнь упряма,Мы выдержим этот бой.Спи, моя добрая мама,Я здесь, я всегда с тобой.Как в мае все распускаетсяИ зреет завязь в цветах,Так жизнь твоя продолжаетсяВ прекрасных твоих делах.И будут смеяться дети,И будет гореть звезда,И будешь ты жить на светеИ радостно, и всегда!1984 г.

* * *

Ты далеко сегодня от меняИ пишешь о любви своей бездонной,И о тоске-разлучнице бессонной,Точь-в-точь все то же, что пишу и я.Ах, как мы часто слышим разговоры,Что без разлуки счастья не сберечь.Не будь разлук, так не было б и встреч,А были б только споры да раздоры.Конечно, это мудро, может статься,И всё-таки, не знаю почему,Мне хочется, наперекор всему,Сказать тебе: — Давай не разлучаться!Я думаю, что ты меня поймёшь:К плечу плечо — и ни тоски, ни стужи!А если и поссоримся — ну что ж,Разлука все равно намного хуже!1972 г.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

Метелица, как медведица,Весь вечер буянит зло,То воет внизу под лестницей,То лапой скребёт стекло.Дома под ветром сутулятся,Плывут в молоке огоньки,Стоят постовые на улицах,Как белые снеговики.Сугробы выгнули спины,Пушистые, как из ваты,И жмутся к домам машины,Как зябнущие щенята…Кружится ветер белый,Посвистывает на бегу…Мне нужно заняться делом,А я никак не могу.Приёмник бурчит бессвязно,В доме прохладней к ночи,Чайник мурлычет важно,А закипать не хочет.Все в мире сейчас загадочно,Все будто летит куда-то,Метельно, красиво, сказочно…А сказкам я верю свято.Сказка… мечта-полуночница…Но где её взять? Откуда?А сердцу так чуда хочется,Пусть маленького, но чуда!До боли хочется верить,Что сбудутся вдруг мечты,Сквозь вьюгу звонок у двери —И вот на пороге ты!Трепетная, смущённая.Снится или не снится?!Снегом запорошённая,Звёздочки на ресницах…— Не ждал меня? Скажешь, дурочка?А я вот явилась… Можно?-Сказка моя! Снегурочка!Чудо моё невозможное!Нет больше зимней ночи!Сердцу хмельно и ярко!Весело чай клокочет,В доме, как в пекле, жарко…Довольно! Хватит! Не буду!Полночь… гудят провода…Гаснут огни повсюду,Я знаю: сбывается чудо,Да только вот не всегда…Метелица, как медведица,Косматая голова.А сердцу всё-таки веритсяВ несбыточные слова:— Не ждал меня? Скажешь, дурочка? —Полночь гудит тревожная…Где ты, моя Снегурочка,Сказка моя невозможная?..1964 г.

ЛЮБОВЬ, ИЗМЕНА И КОЛДУН

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,Сидела Измена худая и злая.А рядом под вишней сидела Любовь,Рассветное золото в косы вплетая.С утра, собирая плоды и коренья,Они отдыхали у горных озёр.И вечно вели нескончаемый спор —С улыбкой одна, а другая с презреньем.Одна говорила: — На свете нужныВерность, порядочность и чистота.Мы светлыми, добрыми быть должны:В этом и — красота!Другая кричала: — Пустые мечты!Да кто тебе скажет за это спасибо?Тут, право, от смеха порвут животыДаже безмозглые рыбы!Жить надо умело, хитро и с умом,Где — быть беззащитной, где — лезть напролом,А радость увидела — рви, не зевай!Бери! Разберёмся потом!— А я не согласна бессовестно жить.Попробуй быть честной и честно любить!— Быть честной? Зелёная дичь! Чепуха!Да есть ли что выше, чем радость греха?!Однажды такой они подняли крик,Что в гневе проснулся косматый старик,Великий Колдун, раздражительный дед,Проспавший в пещере три тысячи лет.И рявкнул старик: — Это что за война?!Я вам покажу, как будить Колдуна!Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,Я сплавлю вас вместе на все времена!Схватил он Любовь колдовскою рукой,Схватил он Измену рукою другойИ бросил в кувшин их, зелёный, как море,А следом туда же — и радость, и горе,И верность, и злость, доброту, и дурман,И чистую правду, и подлый обман.Едва он поставил кувшин на костёр,Дым взвился над лесом, как чёрный шатёр, —Все выше и выше, до горных вершин.Старик с любопытством глядит на кувшин:Когда переплавится все, перемучится,Какая же там чертовщина получится?Кувшин остывает. Опыт готов.По дну пробежала трещина,Затем он распался на сотню кусков,И… появилась женщина…1961 г.