Избранное
Шрифт:
— Мы не уедем, пока не получим ее.
— Кого?
— Куропатку.
— Да плюньте вы на нее. Неужели куропатки перевелись в ваших местах? Мальчик что, не может другую поймать?
— Но эта — прирученная!
— И что из того? Другую приручит.
— Ребенок очень любит ее.
— Не имеет значения.
— Мы не отступимся! Харпыр не вложил в нее всю душу, и не ему она должна принадлежать.
25. Пять кабаньих хвостов
Рассказывает Сейит.
Семь дней прошло, а отец с Яшаром не возвращаются. Мне гордость мешает кинуться на поиски. Надеюсь, они обосновались где-нибудь в тихом местечке, может, даже в каморке Теджира. Небось лопают каждый день макароны, приготовленные Гюльджан. А по утрам и вечерам пристают к Харпыру: «Отдай куропатку, отдай!» Надоедают человеку. Чего доброго, допортят мое дело до конца. Возьмет он им да скажет: «Забирайте свою куропатку
А может, Харпыр и не скажет так. Мне показалось, он человек мягкий. Такому только на кемане [73] играть, байки детям рассказывать. Живи он в деревне, непременно торговлей занялся бы — продавал бы женщинам мятное масло, дешевые бусы да брошки. У него хоть кусок изо рта вынимай — противиться не станет. Такое у меня сложилось мнение о Харпыре-бее. У него ведь всего-навсего одна страстишка имеется — охота. Приглянулась ему наша куропатка, вот он и ухватился за нее. Он что хочешь отдаст, только не куропатку.
73
Кеман — струнный инструмент, похожий на скрипку.
Я жду и жду. Дни тянутся за днями. Что за бесконечная проверка! Знаю, обо мне наводили справки в ильче, расспрашивали разных людей. Интересно, не приходили ли господа из службы безопасности, переодетые, и в нашу деревню? Может, обращались к нехорошим людям, и те сказали: «Ах, Сейит! Он ведь давний враг американцев. Он голосовал за Рабочую партию. Испорченный до мозга костей человек».
Ну и что из того, что я не слишком расположен к американцам? Что из того, что я держу сторону Рабочей партии? Мне ведь такая малость нужна — всего лишь бумажка с положительным отзывом о моей благонадежности. Только так я смогу получить работу в городе и жалованье в тысячу лир. Дайте мне работу, и я землю носом пахать буду. Так хочется получать за свой труд деньги! И, в общем-то, мне на всех наплевать — и на американцев, и на русских, и на Рабочую партию. Какая мне разница, кто как живет, у кого что есть!
Приходил сторож, передал распоряжение, что всем надобно собраться нынче вечером. Мы собрались в кофейне, и староста зачитал правительственное распоряжение о необходимости уничтожать кабанов. В какой-то деревне, кажется в Йендже, кабаны кого-то насмерть задрали, вспороли живот. А случилось это так.
В Акбелене народ решил дорогу мостить. Попросили у властей грейдер, им отказали. Тогда они сошлись и порешили: собственными силами замостим, ни к кому на поклон не пойдем. И принялись за работу. Дело возглавили деревенский староста и сторож. Вдруг откуда-то со стороны Гейикчама раздался крик: «Бегите! Спасайтесь от кабанов!»
Подхватив лопаты, кирки, люди бросились наутек, только пятки сверкают. Прытче всех оказались староста и члены деревенской управы. А живет в той деревне некий Бекир по прозвищу Чурбан. Я с ним знаком. Так вот, этот самый Бекир говорит своим: «И чего вы испугались кабанов! Да я сейчас с ними разделаюсь!» Он с киркой наперевес остановился прямо на пути у кабанов. Один, такой здоровенный, побежал на Бекира. Бекира азарт обуял, он замахнулся киркой, но разве управишься со взъяренным зверем? Удар пришелся по крестцу. Не успели люди глазом моргнуть, а кабан ощетинился, повалил Бекира и давай его мять всей своей тушей. Мнет и, поддев клыками, катает по земле. Люди стоят поодаль, на холме, и смотрят, как матерый зверь расправляется с их односельчанином. Откуда ни возьмись притопали двое жандармов. Услышали, наверно, крики и пришли узнать, в чем дело. У обоих в руках маузеры. Кабан катает и катает по земле Бекира, не оставит его в покое, пока тот богу душу не отдаст. Родственники Бекира кинулись к жандармам: «Вы, ребята, стрелки меткие, пульните ж в проклятого зверя, да только так, чтобы в Бекира не угодить!» Первый жандарм оборотился к одному из родственников и с насмешечкой так спрашивает: «У тебя сестра красивая?» — «Послушай, сынок, не до шуток сейчас. Человек погибает!» — «А чего он на рожон лез? Все люди как люди — деру дали, одному ему больше всех надо», — говорит первый, и другой добавляет: «Мать резвого да осторожного слезами не обольется». «Что теперь поделаешь, — сетуют родные, — не убежал, не уберегся. Не оставлять же из-за этого человека в лапах смерти». «Мы плохо стреляем, — говорят жандармы. — Нас учат по неподвижной мишени стрелять или по движущейся прямо на нас. А тут поди разбери — где кто: кабан ли над Бекиром, Бекир ли под кабаном. Не-е-ет, мы так стрелять не умеем». «В таком случае дайте нам свой маузер, среди нас найдутся меткие стрелки». А жандармы строго так: «Не имеем права оружие в чужие руки передавать. По уставу не положено».
Живет в той деревне некий Хамидин Джелаль, я с ним тоже знаком. У этого самого Джелаля был дома допотопный маузер, бог весть с каких времен припрятанный. Видит он, как дело обстоит, кинулся со всех ног в деревню, вытащил свой маузер и обратно прибежал. А кабан все еще катает бедолагу Бекира. Джелаль взвел курок, опустился для удобства на колени, прицелился, но стрелять не может: Бекир и кабан сплелись в один клубок, запросто можно в человека
угодить. К тому ж, если попадешь кабану в спину или в бок, он еще больше взъярится, вмиг расправится с Бекиром и на стреляющего кинется. Надо прямо в лоб. И стрелять можно всего-навсего один раз, ну самое большее два. И наповал. Трудное дело. Если пуля, положим, в Бекира попадет, то от этого вреда большого не будет — все равно мужика не спасти. Можно было б рискнуть, но ведь жандармы стоят, наблюдают. Попробуй при них выстрели в человека, хоть бы и в смертельно раненного. Джелаль перебежал на другое место, поближе, изловчился, прицелился и выстрелил. Кабан дернулся, отвалился от человека и грохнулся на землю замертво.Что тут началось! Люди кинулись к Хамидину, кричат: «Молодчина! Ай да герой!» Позабыли на какое-то время о Бекире, все поздравляют Джелаля, целуют его. Потом спохватились, подбежали к Бекиру, попытались поднять его. Живот у него вспорот, кишки наружу повылазили. Стоят люди в растерянности, думают, как быть, чем помочь бедняге, а жандармы тем временем насели на Джелаля, требуют, чтоб он отдал им свой маузер. «Не имеете права! — ерепенится Джелаль. — Не мой это маузер, другого человека. Вы у меня отнимете, а хозяин потребует, чтоб я ему деньгами вернул. Не губите меня!» Но от жандармов непросто отделаться. «Сдавай оружие! А хозяина к нам пришли». Джелаль чуть не плачет. «Смилуйтесь, — говорит, — не отнимайте маузер». — «Давай сюда! Иначе хуже будет!» — «Я ведь человека спас! Не мой это маузер!»
Опять забыли люди про Бекира, обступили жандармов и Джелаля, переглядываются промеж себя, перемигиваются. Несколько человек, зайдя жандармам за спины, громко так кричат Хамидину: «Отдай, раз требуют! Не соображаешь разве, кому сопротивление оказываешь — представителям закона!», а сами все ближе и ближе жмутся к жандармам. Вдруг — раз! — схватили законников за плечи, заломили им руки за спины и вмиг разоружили.
«Ну а теперь идите, — говорят. — Посмотрим, как вас там встретят». А Джелалю кричат: «Беги!» Ну, он и задал стрекача, перемахнул за гору Айыбоган. Тут жандармы начинают канючить: «Верните нам оружие, и мы рады будем забыть обо всем, что тут случилось». Как бы не так! «Знаем мы вашего брата, — говорят крестьяне, — вам только поверь…» Клянутся жандармы, божатся: «Пускай сгорят наши дома, пускай отцам нашим не жить на свете, если мы вас заложим». — «Не-е-ет, вам только верни оружие, вы тут же нас под прицелом в участок потащите! Знаем мы ваши штучки! Запрете в подвале, бить-пытать станете». — «Клянемся, мы вам никакого зла не причиним». — «Сержанту небось препоручите, он души из нас вынет». — «Честное слово, никому не скажем». — «Отдубасите почем зря, дубинки у вас кре-е-епкие». — «Нет! Мы никого зря не обижаем». — «Знаем, знаем ваши порядочки! Небось электричеством пытать будете». — «Ни за что!» — «Не верьте, братишки, жандармам. Им соврать — раз плюнуть». — «Люди доверять друг другу должны, так нам ислам велит». — «Кто сейчас помнит заветы ислама? Кто их придерживается?» — «Как же нам быть? — спрашивают жандармы. — Сами подскажите, какой выход из положения найти?» — «Доставайте ручки и бумагу, — велят им. — Пишите, как мы вам скажем».
Жандармы подчинились, достали из карманов ручки, бумагу.
«Теперь пишите, — велят им. — Сверху название: „Рас-пис-ка“. Почему не пишете?» — «Стоя писать неудобно». — «А вы садитесь». — «Нечего подложить под бумагу». — «Лопаты возьмите, положите бумагу на них и пишите».
Жандармы сделали, как им велели.
«Значит, так. Пишите: „Расписка в получении…“ Оставьте пустое место и с новой строчки продолжайте: „Вышеуказанную сумму…“ Теперь вписывайте наверху: „Триста турецких лир ноль-ноль курушей“ — и продолжайте: „…сумму в триста турецких лир я…“ Впишите полностью свое имя. „…получил от жителя деревни Акбелен Джелаля Озджана, сына Хамида…“ А другой пусть укажет: „от сына Хайдара Кайа Сатылмаша…“ Продолжайте: „…и обязуюсь вернуть ее не позднее пятого числа одиннадцатого месяца сего года. Настоящий документ составлен и подписан в присутствии свидетелей“. Теперь ставьте свои подписи и число, да не сегодняшнее, а на двадцать дней раньше. Подписи засвидетельствуют Муса Чынар, Рахми Дири, Мустафа Аслан. Оставьте место для их подписей и пишите дальше: „Подписи вышеназванных лиц засвидетельствованы старостой деревни Акбелен и членами деревенской управы“. Достаточно трех фамилий. Написали?» — «Написали». — «Прочтите вслух». — Жандармы прочитали. — «Теперь пускай свидетели подписываются».
Староста достал печать и скрепил ею документы.
«Теперь можете идти. Вот только вытащим патроны из ваших маузеров».
Крестьяне вынули патроны, а маузеры вернули жандармам.
«Можете возвращаться в касаба. Сторож проводит вас. Он проследит за вами, будет идти на десять шагов позади. Патроны завтра принесу». — «А если командир потребует с нас отчета за пропавшие патроны?» — «Это уже не наша забота. Придумайте сами, что сказать».
Отпустив жандармов, люди стали ломать голову, как помочь Бекиру. На скорую руку соорудили носилки, осторожно переложили раненого и, сменяя друг друга, понесли в Сулакчу. Там в центре здравоохранения имеется старый джип. Взяли бензин у Алихсана, с трудом запустили мотор и покатили прямо в Анкару, в Образцовую больницу, где Бекиру Чурбану сделали операцию. Доктора сказали, что теперь его жизнь вне опасности, но раньше чем через сорок дней он из больницы не выйдет.