Избранное

— Ты с какого факультета? — сразу же начал комиссар.

— С факультета политических наук.

— Чем занимается отец?

— Он доктор в Сёке.

— Значит, ты из состоятельной семьи?

— Да.

— Ты приверженец анархизма?

— Нет, я против.

— Откуда же в вашей квартире взялись подозрительные личности?

— Это самые обыкновенные люди. Сабахаттин-бей ввел вас в заблуждение. Он чересчур подозрителен. Мы пригласили к себе гостей и никакого преступления не совершили. Эти люди нуждались в помощи. Мы хотели залечить их раны.

— С кем они дрались?

— Их избили в полицейском участке.

— Что?! Что значат твои слова?

— Их приняли за анархистов… и в полиции…

— Кто они такие?

— Крестьяне. Один — совсем старый, другой — почти ребенок.

— Да как вы смели приютить у себя людей, которые показались подозрительными самому Сабахаттину-бею? Немедленно освободите от них квартиру. А на вас мы заведем дело.

Комиссар повернулся в сторону сидящего за машинкой полицейского:

— Пиши его имя и имена его товарищей, а также домашний адрес, место учебы и откуда они родом… Запросим в архиве, не привлекались ли они раньше. Пускай побудут пока под особым наблюдением.

После того как секретарь напечатал под мою диктовку все сведения, я обратился к комиссару:

— Мне кажется, произошло какое-то недоразумение, господин комиссар. Ведь мы с друзьями не стали жить в студенческом общежитии и сняли отдельную квартиру именно потому, что не желаем иметь ничего общего с анархистами или террористами. Старика с мальчиком пригласили к себе исключительно из гуманных соображений. Разве мы не имеем на это права? Мы, слава богу, живем не в России, где, говорят, нет свободы. И потом, разве мы не вправе сами решать, кого приглашать, а кого не приглашать? Почему полковник Сабахаттин вмешивается не в свои дела? Как угодно, уважаемый господин комиссар, но своих гостей мы не выгоним на улицу!

— Повтори, что ты сказал!

— Мы не выгоним своих гостей.

— Тогда я велю посадить тебя в камеру предварительного заключения.

Он нажал на кнопку, и в комнате тотчас появился тот самый полицейский, что привел нас сюда.

— Ну-ка, препроводи этого нахала в камеру да запри как следует. Пускай посидит, подумает. Образумится — тогда продолжим разговор.

Я и глазом не успел моргнуть, полицейский вытолкал меня из кабинета и силой потащил по коридору. Тут я, к счастью, увидел Халиля.

— Господин полицейский, позвольте мне сказать пару слов товарищу, — попросил я. Он не возражал.

— Халиль, — торопливо бросил я, — передай привет ребятам, скажи, что меня арестовали. Они меня тут оставляют до тех пор, пока я не образумлюсь. И еще загляни к Семе-ханым и извинись за меня — я не смогу зайти к ней, как обещал. А завтра принесите мне немного еды. Буду ждать…

— Хватит, хватит! — прервал полицейский. — Ишь разболтался!

Он отпихнул меня от Халиля и погнал по коридору. Наконец мы остановились перед одной из камер, дверь открылась, и я оказался в мрачной, загаженной комнате. Кроме меня, там уже сидели шесть человек. Не то что присесть, даже стоять негде. Кое-как пристроился у двери. Стою, думаю, что делать, как быть? А как только меня осенило, я затарабанил в дверь.

— Эй, откройте! Передайте господину комиссару, что я уже образумился.

Заключенные встретили мои слова дружным смехом. По виду они казались рабочими. Наверно, устроили забастовку, эти пролетарии просто жить не могут без забастовок, а забастовка — вещь противозаконная. Похоже, их всех здесь били, но не очень сильно. Я слышал, как удаляются по коридору шаги полицейского. Минут через десять он вернулся и выпустил меня.

— Уважаемый господин комиссар, — сказал я как можно учтивей, чтобы польстить этому типу, — я подумал и понял, что вы абсолютно правы. Да, мы допустили ошибку, но не умышленно, а по незнанию. Отпустите меня, пожалуйста, и позвольте нам выгнать нежелательных гостей на рассвете. Обещаю от собственного лица и от лица своих товарищей, что мы никогда больше не пригласим их к себе. Согласитесь, однако, что выгнать их прямо сейчас, среди ночи, как-то неловко.

— Минуточку, — ответил комиссар, — сейчас посоветуюсь с шефом.

Он набрал номер телефона и произнес в трубку:

— Господин полковник, этот парень обещает выгнать их, но не сейчас, а рано утром. Говорит, ему неудобно выгонять людей среди ночи… Да, обещает больше никогда с ними дела не иметь… Да, мы тут оказали на него давление. Говорит, будто эти двое совершенно безвредные… Хорошо, господин полковник, хорошо… Слушаюсь…

Он опустил трубку.

— Ладно, пускай до утра останутся у вас, но больше не смейте брать их к себе. Понятно? А теперь можешь идти.

И я припустился со всех ног. Халиль еще даже не успел заглянуть к Семе-ханым, я его остановил как раз в тот момент, когда он собирался позвонить в ее дверь.

— Спасибо, Халиль, я сам, — сказал я. — Иди домой, я сейчас приду.

Только он удалился, я нажал на звонок. Сема-ханым тотчас открыла. Я предупредил ее, что задержусь еще немного, и бросился в свою квартиру. Я рассказал поджидавшим меня друзьям обо всем, что случилось, и мы сообща решили, что завтра же непременно доложим обо всем тетиному мужу, генералу из генштаба. Поступок полковника Сабахаттина нельзя оставлять безнаказанным.

Дедушке с внуком мы постелили постель, потом я принял душ и поднялся выше этажом — в двадцатую квартиру.

28. Опять под арестом

Рассказывает Яшар.

На рассвете мы ушли из квартиры студентов. Нам никак нельзя было больше оставаться там. Мы ведь соглашались провести у них только одну ночь. И так у них были из-за нас неприятности — Тургута-агабея [74] и Халиля-агабея вызывали в полицию. Хорошо, что быстро отпустили. Они умеют сказать, что нужно, и умеют смолчать, когда нужно. Поэтому их не били. А мы вот не умеем…

74

Агабей (букв.: старший брат) — учтивое обращение к старшему по возрасту мужчине.

Мы вышли на улицу и остановились у садовой ограды. Часов в восемь из дверей дома стали по одному, по двое выходить жильцы. Увидев нас, член кассационного суда сказал:

— О, с раннего утра припожаловали!

Офицер сказал:

— Распоряжусь, чтоб снова начали расследование!

Управляющий Хасан-бей сказал:

— Добром прошу вас, не дразните гусей!

А вот и Харпыр-бей:

— Вы есть приходить очен рано!

— Да, мы пришли рано.

— Вы есть допускать большой ошибка.

— Это ты допускаешь ошибку, Харпыр-бей! А матерый волк в своем лесу не заплутает.

— Я иметь много терпений, теперь мой терпений кончаться! Я буду звонить телефон американской полиция, вас будут забрать в турецкий участок. Вы есть допускать ошибка! — Сказал и потопал к своей машине.

— Ты есть вернуть наша куропатка! — крикнул ему вслед дедушка. — Я не буду уходить, пока не получу куропатка!

— Я есть очен огорчен, — отозвался Харпыр-бей, уже сидя в автомобиле. — Вы допускать ошибка. Жалко, что вы не понимай, какой ошибка допускать.