Избранное

— А как ты туда будешь добираться, мама?

— Лео меня отвезет. — И поспешно добавила: — Но я ему, конечно, заплачу, как по счетчику.

— Ну и сколько это выходит?

— В прошлый раз было со всеми делами пятьсот франков.

— Как это в прошлый раз? Ты, значит, уже была у дяди Герарда?

— Оставь меня в покое, — с такой злостью она огрызалась обычно только на своего мужа.

— В самом деле, — вмешалась в разговор девушка из бюро социальной помощи, — оставьте вашу мать в покое, она и без того чересчур нервная.

* * *

Аукцион продолжается. Газовый обогреватель марки «Эйфел» — есть желающие? — объявляет следующим номером судебный пристав.

Когда выяснилось, что отец до сих пор набивает угольную печку разным мусором — в ход шли даже кусочки автопокрышек, как во время войны, — и от этого воздух в кухне наполнялся едким чадом и огонь в печке часто гас, Лео притащил эту штуку родителям.

— Плата на двоих, — объявил он. — Это минимум того, что ты можешь сделать для своих родителей, Марсель, чтобы они не замерзли и не подхватили ревматизм в такую погоду.

После того как обогреватель простоял два дня, Лео забрал его и заменил на лучший, по его словам, дающий больше тепла. Естественно, модель была более дешевой, Марсель уверен, что Лео сэкономил на ней не меньше двух тысяч франков.

Когда отец Марселя собирается выйти на улицу, он переводит ручку обогревателя на самую низкую отметку и говорит жене:

— Чего тебе — ты сидишь себе и сидишь, тебя греет собственный жир.

— Как раз наоборот, — возражает она, — люди плотного сложения мерзнут больше.

— Не подходи к обогревателю, — говорит тот, надевая шляпу. — Ты в нем все равно ничего не смыслишь, а эти штуки иногда взрываются. — И только после этого уходит.

Вернувшись в дом, он, прежде чем снять шляпу и пальто, снова включает обогреватель на полную мощь со словами:

— Чертовски холодно на улице.

Шерстяной длинноворсный ковер — двадцать лет назад был белым, а сейчас превратился в блекло-желтый с черными и коричневыми проплешинами от материнских окурков. Именно на этот ковер упал пьяный Марсель в тот день, когда Лиза сбежала с официантом, дабы открыть в Кнокке свой ресторан. «Перекрести меня, мама», — рыдал он. И она сделала это — небрежно перекрестила его, а на следующий день разболтала обо всем Лео, что за язык у нее, и вот что удивительно: в тот день скорби по своей навсегда ушедшей и утраченной жене, когда, обняв ножку стола, он припал лицом к длинноворсному ковру и к ногам матери, в нос ему ударил кислый дух, и он понял, что, несмотря на свои таблетки, она уже мною лет мочится под себя в том кресле, на котором сидит.

А вот автоматическая кофеварка «Ровента». В каждый ее фильтр кладется столовая ложка соли, потому что мать отца Марселя считала, что в кофе нужно добавлять щепотку соли.

— Какую щепотку? — возмущалась мать Марселя. — Мне доктор Брамс вообще запретил соль.

— Ну так вари себе кофе сама.

— Но если люди к нам придут, я со стыда сгорю за этот кофе.

— Если для них он не тот, пусть не пьют. Уж кто-кто, а матушка знала в этом толк.

Над камином, над фотографией малыша Никки в ползунках, висит картина: Лесной пейзаж. Холст. Масло. Авторская работа. Осенний лес под куполом золотисто-желтой листвы напоминает собор. Вдали жгут осенние листья, над кустами вьется дымок. Кажется, что вот-вот из-за шершавых стволов появится всадник, в воздухе уже витает запах конского пота и кожаных сапог. Когда-то и Марсель с Лизой рука об руку вошли под лесные своды.

И наконец, предметы декоративного назначения.

Марсель смотрит на мать, та спрашивает его:

— Когда ты теперь зайдешь?

Он, собственно, еще и не собирался уходить.

— Завтра утром? — как будто она не знает, что он не горит желанием видеть братца, который непременно явится завтра с утра пораньше.

— Ты плохо выглядишь, мама, — говорит Марсель. — Мой долг сказать тебе это. Очень плохо.

— Я знаю, — произнесла она еле слышно. И тут же сварливо буркнула: — Ты бы побрился, посмотри, на кого ты стал похож!

— Ты принимаешь лекарства? — спрашивает Марсель.

— Разумеется, — отвечает она как-то подозрительно поспешно.

Он подходит к окну, словно это его самого уличили во лжи. В глубине сада, сплошь заросшего сорняками и ревенем, неистово бьются об изгородь и беспорядочно копошатся в каменистой почве окровавленные тощие куры.

— Они погибают от голода, — говорит Марсель.

— Они не желают нестись, — поясняет отец.

— Он дает им по горсти кукурузы в день, — говорит его мать. — Одну горсточку на семь кур.

— Это шотландские куры, — изрекает отец, — у них скверный характер. Только и делают, что клюют друг друга целый день.

И тут, словно одна из кур с разбегу бросилась ей прямо в лицо, мать издает саднящий, душераздирающий крик. От ужаса ее глаза распахиваются так широко, как Марсель никогда в жизни не видел, обеими руками она хватается за живот, побелевшими пальцами выдавливает из него складки и перегибается пополам. Марсель, схватив за плечо, откидывает ее назад.

Другой находящийся в комнате мужчина, ее муж, медленно оборачивается к ней.

— Это из-за того супа в пакете, — говорит он, зная, что не прав. — Его нельзя есть сразу. Надо минут пять подождать, пока сухие овощи разбухнут. Мне от него тоже было нехорошо.

— У меня в глазах аж потемнело, — с трудом выдавливает из себя мать, откидываясь в кресле и вытирая лоб влажным носовым платком.

— Этот суп следовало бы запретить, — говорит отец, — или по крайней мере напечатать на упаковке толковую инструкцию, как его готовить.

— Было так больно, словно меня драли за волосы.

Отец закатывает глаза к самому небу и тяжело вздыхает.

— И еще пинали башмаком в живот.

Ее рот судорожно открывается, как при зевоте, да так и остается открытым. Все ее тело ходит ходуном. Носовой платок падает ей на шею, зеленая слизь струится у нее изо рта, течет и течет. Наконец мать вытирает рот и прижимает костяшки пальцев к глазницам.

— Это из-за супа, ты понимаешь, что все это из-за супа?! — восклицает отец.

Зеленая, с золотыми крапинками жижа, которой она перемазала даже брови, перестает течь.

— Прошло, — говорит она и смотрит на Марселя так, словно он только что вошел. — Как дела, мальчик? — спрашивает она.

— Хорошо.

— Правда, хорошо?

— Да так, более-менее. Я бы хотел съездить куда-нибудь.

— На юг?

— Да.

Мать начинает что-то искать под столом, натыкается взглядом на ноги Марселя, словно удивляясь, что на нем не итальянские туфли с острыми мысками.

— Поставь кофейку, Марсель, — говорит отец. — А я пока схожу за угол за тортиком с повидлом.