Избранное

Вытащив последние сырные лепешки из Полининой коробки из-под печенья, он засыпает, сперва немного поворочавшись и улегшись поудобней. Он начинает храпеть и уже не слышит шума машин, которые порой с воем проносятся мимо.

Кажется, он забыл помочиться перед сном? Да. Он проснулся от того, что на крыше пищат крысы. Нет, это вовсе не куры в глубине сада, это рожает женщина в соседнем доме, ребенок уже показался, он пищит, когда его вырывают из огненного чрева, так не годится, завтра Валер зайдет в полицию, ведь ребенок выкрикивает его имя: «Валер, Валер!» Этот ребенок — Сара, но кричит она каким-то чужим голосом, который проникает сквозь стены гостиной. Валер осторожно, ощупью спускает свои босые ноги с кровати, подходит вплотную к двери их бывшей общей спальни и, прильнув к дверной щели, слушает Сарино бормотанье.

«Да-да», — говорит он, а сам думает: это не ответ, но пока я ничего иного не могу придумать.

Он наполовину приотворяет дверь, в серебристо-сером сумраке ему видна неподвижно лежащая Сара, невероятно широкая и белая, распластанная поперек кровати, с пластиковым пакетом в руках. Он узнал его — позавчера он принес в нем два килограмма кукурузного корма для кур, на пакете золотом выведено — «Выгода для каждого — в магазинах Авеля». Он тихонько прикрывает дверь и выжидает, но клокотанье в горле у Сары не желает стихать, там по-прежнему что-то трескается и рвется, эти звуки пугают его, он хочет уйти, но, пригвожденный к дверной створке, из-под которой сквозит, никак не может сдвинуться с места, ибо поневоле узнает в этом хрипе свое имя, такое же реальное, как буквы на пластиковом пакете.

— Я тебя слышу, — шепчет он. — Это пройдет. Спи. Ты ведь знаешь, все пройдет, все ваши женские беды.

Но она, как всегда, не желает слышать его. «Спи, — говорит он, осторожно повышая голос, — ради бога, Сара, спи».

IV

Нетерпеливый звонок. Полусонный Валер открывает входную дверь. Девушка в джинсах и в модной майке с изображением карты Африки молча проходит мимо него на кухню и принимается за мытье посуды. Валер опускается на стул Сары.

Девушка спрашивает, хорошо ли ему спалось.

— Хорошего мало, юфрау, — отвечает он, поскребывая ногтем по клеенке кухонного стола, словно пытаясь подцепить монетку.

Она сообщает, что в течение десяти дней будет заменять свою предшественницу, которая благополучно добралась до Шотландии и теперь отдыхает в палатке на берегу озера. Валер, заметив, что на нем только свитер и кальсоны, быстро закидывает ногу на ногу.

— А как мефрау, как у нее дела?

— Да-да, — рассеянно мычит Валер.

— До которого часа она спит?

— О, — словно сам с собой говорит Валер, — я ее больше не слышал.

Она громыхает кастрюлями и сковородками и мурлычет какую-то английскую песенку.

— Деньги не имеют значения, — вдруг оживился Валер, — ведь машины ходят.

Она сказала, что сейчас же вколет ему инсулин, наверно, не стоит дожидаться, когда придет медсестра.

— Я еду в Арденны, — объявляет Валер. — Беру с собой «Хюмо» за эту неделю. И другие газеты.

Она быстро вытирает руки, смотрит в бумажку, на которой красным фломастером написаны какие-то буквы, подходит к шкафу и достает жестяную коробку со шприцем.

— Не могли бы вы вначале включить телевизор, — просит Валер, — и желательно погромче.

— Но сейчас еще не начались передачи.

— Начались. По «Англии-три» и «четыре».

Понятное дело, ей не удалось поймать «Англию-3» или «Англию-4», ведь Лео еще не принес антенну. Экран мерцает яркими красками, слышатся радостные звуки детского хора. Он ощущает укол сильнее, чем когда-либо, — этой девушке нужно еще многому поучиться.

А потом, когда Сару увезли под вой сирены «скорой помощи», Валер сидел у себя, потягивая кофе без соли. Сын Марсель крепко взял его за руку. Доктор Брамс ушел. Валер припоминает, что он, кажется, очень разозлился и стал задавать какие-то вопросы, пока Сару с трудом тащили на носилках по коридору. Ох уж эти вопросы! Марсель почему-то кричит Валеру прямо в ухо. Тот съежился, словно боясь получить оплеуху от своего женоподобного сынка. С него ведь станется. Ударить собственного отца — обычное дело в наше время.

Марсель пытается продеть Валера в его выходные брюки. Полина не показывается.

— Ты должен разбудить Полину, — говорит Валер, — тебе придется кричать изо всех сил, потому что эта ваша Полина очень туго соображает, пока три раза ей не повторишь, она ничего не поймет.

Лео с Марселем поднимают Валера и ведут его в гостиную. Никто там не лежит в постели. Только сейчас до Валера дошло: Полина села в карету «скорой помощи» вместе с Сарой, эти сестрицы цепляются друг за друга как ненормальные. А Лео, которому лень даже свой зад приподнять, только и делает, что следит за кошельком Валера, спрятанным в левом внутреннем кармане пиджака, что висит на стуле возле кровати, — этот Лео смеет ворчать на отца:

— И ты — ты, естественно, ничего не слышал?

— Естественно, слышал, — парирует Валер, приняв вертикальное положение.

— И ничего не сделал?

— Я ее не понял. Откуда мне было знать, чего она хотела?

— Что же все-таки мама говорила?

— Говорила обо всем, но понять ее я не мог.

— Ты мог бы по крайней мере позвонить мне. Или, на худой конец, Марселю.

— Среди ночи, да? — Валер пожимает плечами — какое нелепое предложение.

Медсестра просит, чтобы оба господина оставили в покое своего отца, ему нужен отдых, разумеется, ужасно обидно, что пришлось ждать так долго, пока не подоспела помощь, жаль, что девушка из социальной помощи вынуждена была дожидаться доктора Брамса и только потом вызвала полицию, поскольку, понимаете, менеер Лео, девушка из бюро социальной помощи не уполномочена звонить в полицию сама, это может сделать только врач.

— А между тем… — вставляет Марсель.

— Это, черт подери, его вина, — бушует Лео, — что помощь не подоспела вовремя.

Почему этот мальчик так кричит? О ком это он?

— Юфрау права, — говорит Валер, — ужасно, ужасно обидно.

— А между тем… — все твердит Марсель.

— С кровоизлиянием в мозг всегда так, — говорит медсестра, — если мы оперативно прибываем на место, что-то еще можно сделать. Но каждая минута, да что там говорить, каждая секунда играет роль, потому что тромб закупорил сосуд, а кровь все льется и льется и заливает все вокруг.

Вокруг чего? — хочет спросить Валер, но тут же догадывается: они говорят о Полине, это у Полины кровоизлияние в мозг. От этого он успокаивается. Полина ведь была совершенно гнилая.

— У нее же все разрушено в мозгу, — пронзительно кричит Лео, — черт, черт, чо-орт побери-и-и!

— Не ругаться в моем доме, — вдруг подал голос Валер.

Медсестра садится на постель и гладит его по шершавой щеке. Сто лет к нему не прикасалась женщина, к этому надо привыкнуть, и Валер трется щекой, ухом, виском о ее костлявую, пахнущую крахмалом ладонь.

Марсель говорит:

— Будь здоров.

Как будто кто-то чихнул.

V

— Мама, — позвал Лео.

Она лежит на больничной койке с тем неприятным ощущением ломоты в спине, которое возникает порой в тесной машине, например в «фиате», когда спиной не на что опереться. Но в машине это можно отрегулировать. Глаза ее зажмурены, словно в ожидании смертельного удара. Из носа торчат серые змейки, они шевелятся, дыхание ее клокочет.

— На мой взгляд, она все слышит, — произнес недалекий жирдяй, брат Лео.