Избранное

–  Да, конечно, как я сам не сообразил… - пробормотал Зейнулла, вспомнив, что и его отец до сих пор не признал за достойную гостиницу ни «Украину», ни даже «Россию».

–  Плохо знаешь свое старшее поколение, - упрекнула Ветлугина.
– Передай, Зайчик, от меня привет своей красавице Гуле. Скоро твоя защита?

–  Еще не скоро…

–  Ах, чуть не забыла тебе сказать, - спохватилась она, - Кожахметов завтра собирается улететь в Ессентуки. У него путевка. Если хочешь его повидать, поторопись. Кстати, ты знаешь, какое заявление он подавал насчет путевки? Степану Андреевичу рассказывали. Ну как же! Великолепное заявление, в своем стиле… «Прошу путевку в Ессентуки. Если не дадите, скажу спасибо. Без лечения проживу дольше. Кожахметов». Кто еще может так написать? Только Кожахметов. Как тебе это нравится?

Зейнулла в ответ неопределенно хмыкнул. Люди его поколения не забавлялись такими аульными шутками, простоватыми и грубоватыми. Только старики так развлекаются и очень любят рассказывать потом о своих проделках. Недавно они целой компанией, невзирая на свои должности и ученые степени, подшутили над очень уважаемым в республике человеком. Он похвастал перед ними, что получил из Армении ящик коньяку, а вскоре уехал в командировку. Он уехал, а через день его жена, толстуха Зике, получила телеграмму: «Одну бутылку армянского дай Мажиту». Следом за телеграммой явился и сам Мажит, получил свою бутылку. Еще через пару дней Зике опять расписывалась за телеграмму: «За двумя зайдет Исенгали». Пришел Исенгали. Зике ему дала две бутылки коньяку. А муж все шлет и шлет телеграммы: тому дай, этому отошли. Когда он наконец вернулся домой, Зике на него напустилась: «С ума ты, что ли, сошел! Бомбишь телеграммами! Весь город у нас перебывал из-за этого проклятого коньяка!» Муж на нее: «Ты раздала весь коньяк?» Зике ему телеграммы швырнула. Он посмотрел - а все телеграммы посланы с соседнего почтового отделения.

«Рассказать, что ли, Анне Антоновне про армянский коньяк?
– подумал Зейнулла.
– Да нет, не стоит. Ей наверняка уже сто раз про тот коньяк рассказывали».

Гуля, конечно, согласилась поехать вечером к дяде Кенжеке в гостиницу «Москва». Надела ради встречи с ним новый костюм и соорудила высокую прическу.

В Москве начиналась оттепель, на улицах сверкала черная слякоть, влажный воздух, как губка, впитал в себя бензиновый чад. У гостиницы елочкой стояли машины, сквозь прозрачные бесшумные двери сновали деловые люди с огромными портфелями, и невозможно было различить, кто иностранец, а кто командированный из дальней провинции. Вот, например, шествует человек малого роста в отлично сшитом темно-сером пальто. Кто он? Откуда? С такой смуглой гладкой кожей? С восточными темными глазами?

Гуля толкнула локтем Зейнуллу, Зейнулла предостерегающе кашлянул. Им навстречу чинно двигался их земляк Макин, и долг младших был поспешить с приветствием.

–  Здравствуйте!
– прощебетала Гуля, состроив почтительную мину - у нее в семье терпеть не могли этого самодовольного Макина.

–  Здравствуйте!
– Зейнулла протянул важному коротышке обе руки и побаюкал в ладонях пухлые пальчики Макина.

–  Здравствуйте, молодые люди, - отечески приветствовал их Макин, высоко задирая голову.
– Как живете? Что поделываете?

–  Мы идем в гостиницу к дяде Кенжеке!
– выпалила Гуля.

–  К Кожахметову?
– Макин с неудовольствием выпятил нижнюю губу.

–  Вы не знаете ли случайно, в каком он номере?
– спросила Гуля.

–  Не знаю!
– На лице Макина проступило выражение наивысшей озабоченности.
– Извините меня, молодые люди, я очень спешу…

–  До свидания!
– в один голос ответили Гуля и Зейнулла и перемигнулись за спиной уходящего Макина.

–  А ты знаешь?
– шепнула Гуля.
– Макин только что, минуту назад, виделся с дядей Кенжеке.

–  С чего ты взяла?

–  Ни с чего!
– беспечно сказала Гуля.
– Просто мне вспомнилась любимая поговорка моего упрямого деда: «О коне суди, когда он устанет, о джигите, когда он состарится». Давай этим летом поедем к деду?… Мне надоело дышать московским бензином. А у деда на джайляу воздух чистый, и дожди чистые, и ветер чистый-чистый… Поедем?

–  Непременно!
– согласился Зейнулла.
– Вот только защитимся оба - и сразу же поедем.

В вестибюле гостиницы свет приглушен, шаги звучат приглушенно, и женщины за стеклянными перегородками говорят приглушенными голосами.

–  Вам Кожахметова? От слова «кожа»?
– Сиреневый ноготь скользит по строчкам.
– Да, живет у нас… Десятый этаж… Номер…

На десятом этаже столик дежурной пустовал. Гуля и Зейнулла двинулись по коридору и увидели, что в дверях номера Кенжеке торчит ключ: хозяин здесь.

–  Долго засиживаться не будем!
– Зейнулла постучал в дверь.

–  Войдите!
– раздался в ответ разноголосый хор.

–  Аллах!
– рассмеялась Гуля.
– Мы не первые. Юрта полна гостей.

Зейнулла открыл дверь.

–  Юрта?
– Гуля растерянно оглядывала огромную, совершенно круглую комнату, сплошь заставленную кроватями. Кто бы мог подумать, что в этой знаменитой гостинице есть такое непритязательное общежитие. Один спит, вздрагивая от собственного храпа, другой утрамбовывает на кровати объемистый чемодан, третий ест из засаленного пакета, а дальше маячат вовсе интимные фигуры.

–  Простите, мы ошиблись дверью.
– Зейнулла поспешно заслонил Гулю.
– Мы ищем своего земляка…

–  Тут со всех земель найдутся земляки!
– по-свойски откликнулся пожилой мужчина в черной шерстяной рубашке, повязанной голубым галстуком.
– А вам кого? Не Кожахметова ли? По обличью вы схожи.

–  Да. Кожахметова!
– отозвалась Гуля из-за спины Зейнуллы.

–  Вы знакомы с Кожахметовым?
– заносчиво спросил Зейнулла.

–  Тут все с ним знакомы. Вон его койка.

–  А сам он в ресторан пошел. На третий этаж, - сообщил тот, который ел из засаленного пакета.

–  Благодарю вас!
– Зейнулла пятился, оттесняя Гулю.

–  Одну минуточку!
– остановил их пожилой в голубом галстуке.
– У меня к вам вопрос.
– Он подошел к Зейнулле, подал руку.
– Будем знакомы… Комов, председатель колхоза… Прибыл по своим делам из Воронежской области. Давайте присядем, что ли. У нас тут и стулья есть.

–  Ничего, мы постоим.
– Гуля осмелела, убедившись, что все обитатели круглой комнаты успели привести себя в приличный вид.

–  Я очень извиняюсь!
– напористо продолжал воронежский председатель.
– Но ваш земляк Кожахметов обещал мне помочь. Дело у нашего колхоза есть в Госплане… Насчет техники вне очереди по случаю ценной нашей инициативы. Тонкое дело… - Он показал корявыми пальцами, до чего тонкое у него в Москве дело. Видно, был из тех людей, что готовы с любым встречным-поперечным досконально обсудить все свои заботы, перебрать все свои бумаги с резолюциями. Не по одной наивности и простоте, а из нерушимой веры в счастливый случай и в коллективный всенародный опыт.

–  Да ты короче!
– вмешался пограничник с майорскими погонами.
– Ваш земляк, - майор оценивающе оглядел Зейнуллу и Гулю, - обещал этому воронежскому ходоку за техникой свою поддержку и содействие. Но мы все считаем, что он только пыль в глаза пускает. Как он может кому-то помочь, если сам на равных с нами в гостиницу еле-еле устроился?

–  Но ведь обещает он вроде всерьез и от души, - стоял на своем воронежский председатель Комов.

–  Хвастает!
– припечатал майор.
– Вы извините, что я так про вашего земляка, - повернулся он к Гуле.