"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10

«Этого не должно быть! прозвучал в ее сознании предостерегающий шепот. — Ты опасно близка к тому, чтобы влюбиться в этого человека. Только потому, что он добрый и утешает тебя, когда тебя выгнал твой муж. Этого недостаточно. Ты слаба и не контролируешь собственные чувства».

— Мы должны идти дальше, — пробормотала Мария, попытавшись снова встать.

— В свое время, — сказал Иисус и положил руку ей на запястье, давая понять, что следует немного подождать.

Больше он ничего говорить не стал: они сидели молча, погруженные в собственные мысли.

Они поднялись и продолжили путь после полудня, когда на озере еще вовсю шел лов рыбы, а на причалах толклись грузчики и торговцы. Вид повседневных хлопот, понимание того, что все вокруг ведут обычную жизнь, в то время как твоя разрушена и превратилась в ничто, вновь повергли Марию в слезы, но она упорно шла дальше. В первый раз, неожиданно для себя, она задумалась о том, что горе есть неизбежный спутник человеческой жизни, и оно посетит каждого из тех, кто забрасывает сейчас в озеро невод. Когда-нибудь им тоже покажется непереносимым божий день и вид сверкающей на солнце воды.

Обогнув излучину, они вышли к Семи Источникам, где на воде покачивалось множество суденышек, а на пристани галдел деловитый народ.

Для Марии сейчас весь этот гомон был не более чем шумовым фоном: уловы, сети и выручка в ее нынешнем состоянии имели не большее значение, чем пух, облетавший с чертополоха у озерных берегов.

Шумный, горластый мужчина с берега выкрикивал распоряжения, обращенные к сидящим в лодке рыбакам. Мария поморщилась, эти неприятные, сварливые интонации резали ее слух.

— Ты, дурень! — орал он. — Сколько раз я должен тебе говорить: вытягивай сеть так, чтобы она не задевала борта лодки! Сколько тебе лет? Тридцать? Как может человек, проживший на свете тридцать лет, быть таким тупым?

— Прости, отец, — ответил смутно знакомый голос.

Мария посмотрела на человека в лодке. Это был Петр. Иисус тоже увидел его, но ничем не выказал узнавания. Он лишь остановился и спокойно наблюдал за происходящим.

— Глянь на сеть! — разорялся мужчина на берегу, — Она на-половину пуста!

— Сегодня на лов вышло слишком много судов, — указал Петр. — При таком наплыве народу и этот улов неплох.

— Зачем же ты позволил остальным увести добычу у тебя из-под носа? Взял бы да разогнал их всех. Ладно уж, вылезай на берег, пока не стемнело, надо подсчитать хотя бы этот жалкий улов.

Петр и Андрей — теперь Мария увидела обоих — начали грести к берегу. Приблизившись, они бросили причальный трос отцу, который закрепил его за просверленный камень, выбрались из лодки и, подталкивая ее к суше, по пояс в воде побрели к берегу. А потом стали выбирать невод.

— Стыд и позор! — ворчал их отец, сердито осматривая сеть. — Вы, должно быть, самые худшие рыбаки на озере!

— Мы свое дело знаем! — огрызнулся Петр. Он указал на сеть, в которой билась пойманная рыба— А если думаешь иначе, сравни нашу добычу с уловом тех, кто рыбачил рядом.

— Как я могу? Они еще не вернулись.

— Да, а если бы не вернулись мы, ты стал бы поносить нас за то, что задерживаемся дотемна, — подал голос Андрей. — На тебя не угодишь.

— Хватит препираться! — рявкнул мужчина. — Я сыт по горло вашими выходками! Сначала вы пропадаете — уходите, видишь ли, в пустыню, чтобы отвести туда какую-то сумасшедшую женщину и послушать безумного проповедника. Потом, видно тоже тронувшись умом, остаетесь там невесть на сколько. Все, что угодно, лишь бы не работать!

— Мы оставались там не для того, чтобы отлынивать от работы, — возразил Петр.

— Вот как, а зачем же тогда? Вы мне так и не объяснили. Мария была поражена. Петр так и не рассказал своему отцу об Иисусе?!

— Я… я… — Петр пожал плечами.

Иисус, стоявший рядом с ней, пришел в движение. Уголком глаза Мария заметила, как мелькнуло на тропе светлое одеяние, и вот уже он стоит прямо перед Петром, Андреем и их отцом.

Иисус откинул капюшон плаща.

— Петр! — произнес он громким, исполненным величия голосом.

Увидев и узнав его, Петр испытал потрясение, а когда до него дошло, что Иисус вдобавок видел и слышал все— еще и стыд. Он замер как вкопанный, не в силах сказать что-либо членораздельное и лишь со всхлипом втягивал воздух.

— Кто это? — спросил отец.

Иисус даже не взглянул на него.

— Симон, именуемый Петр. Мой камень! — обратился он к Петру — Оставь этот промысел. Пойдем со мной, и я сделаю тебя ловцом человеков. — Он указал рукой на сеть, в которой все еще трепыхалась рыба. — Людей. Следуй за мной. Нас ожидают другие, более щедрые уловы.

— Да! — отозвался просиявший Петр и, уронив сеть, шагнул вперед.

— Ты тоже, — сказал Иисус Андрею.

— Учитель! — воскликнул Андрей. Он отбросил ногой сеть и подошел к Иисусу.

— Что такое? — требовательно вопросил их отец. — А как же лодки? Рыба?

— О рыбе ты и сам позаботишься, — заявил Петр. — Послушать тебя, гак ты в этом деле лучше всех разбираешься. А у меня на завтра другие дела.

Он обошел отца и обнял Иисуса.

— Какие еще дела на завтра, ты с ума сошел? — возмутился его отец. — Мы не можем позволить себе бездельничать, особенно сейчас, когда вот-вот пойдет самый лов.

— Завтра, и послезавтра, и послелослезавтра и так далее, — отрезал Петр. — Теперь у меня новый господин.

Мария была поражена смелостью и решительностью Петра. Впрочем, он, наверное, не хотел ударить лицом в грязь перед Иисусом и надеялся, что в случае чего тот его выручит.

— Идем. — Иисус зашагал прочь, они последовали за ним. Отец что-то закричал им вслед, — Уймись, Иона! — повернувшись, велел Иисус.

— Откуда ты знаешь мое имя? — проорал тот.

— Я много раз слышал его из уст твоих сыновей.

Едва оказавшись вне пределов слышимости Ионы, братья возбужденно загомонили. Узнав Марию, Петр издал радостное восклицание, но, как только разглядел ее горестное, залитое слезами лицо, тут же сник.

— Вижу, плохи дела, — промолвил он, покачав головой.

— Хуже не придумаешь, — ответил за Марию Иисус. — Семья выставила ее вон.

— Иоиль? — Петр очень удивился.

— Да.

— Они решили, что она заколдована, и заколдовал ее я.

— Что за чушь? — воскликнул Андрей. — Глаз у них, что ли, нет? Или рассудка?