Избранные письма. Том 2

Но этот курс требует и исполнения первоклассного. Можно сказать, что никогда критическое настроение к тому, что действительно {241} первосортно, не было так ощутительно, как в настоящее время. А ведь нет театральных журналов и театральных критиков! По крайней мере их влияние совершенно ничтожно.

Я часто вспоминаю (и даже перечитываю) протоколы наших «понедельников»[490]. Как-то припомнил и дал читать последний доклад Краснопольской о «символическом» пути искусства Художественного театра. Это был лучший доклад[491]. И так дело и идет! В этом отношении имеются крупные достижения не только в удачном «Ревизоре», но и в неудавшемся «Каине». Может быть, «Каин» и не удался прежде всего потому, что там исполнение, при большой добросовестности, опускалось до второстепенного и даже ниже.

Нужны прекрасные актеры! Прекрасные актеры толка Художественного театра.

И наконец, в-четвертых, своим приездом вы, может быть, облегчите возможность уехать или съездить за границу смешанным группам Художественного театра. Об этом я писал выше.

3. <…>

И все-таки в сотый раз встал вопрос: не подвергнетесь ли вы неприятностям? То по какому-либо письму, то по чьему-либо усердию не по разуму?.. Когда беседуешь с власть имеющими, самыми разнообразными, то вполне успокаиваешься. Все они, начиная с самого верха, постоянно убеждают перевезти вас сюда, говоря, что вы будете встречены с распростертыми объятиями и что вас тут никто не тронет.

Во всяком случае, за эти два года все острия взаимоотношений постирались, нас отлично знают, нашу «аполитичность» пришлось признать и наш авторитет не поколеблен. Имя Художественного театра имеет большую силу во всех учреждениях. С ним везде считаются. И, конечно, если у кого-либо из вас не завелись компрометирующие деловые сношения, отзвук которых может перекинуться сюда, то, повторяю, в случае «неприятностей» их можно ликвидировать…

4. На днях Изралевскому предложено в трехдневный срок оставить квартиру. У него, кажется, всего две комнаты, он женат (на певице Музыкальной студии) и все-таки кому-то {242} понадобилась квартира… Правда, прошло и три, и пять дней, а Изралевский продолжает жить на своей квартире, да, вероятно, и останется. Но эти требования, повторяющиеся периодически, как говорится, «изводят» артистов. Весной дело дошло до того, что собралась группа тысячи в две и пошла к Московскому Совету с требованием, чтобы артисты были приобщены к тем «спецам» (специалистам), жилища коих неприкосновенны. Но самое мучительное в нашей жизни — это то, что постановления, распоряжения, декреты то и дело отменяются. И однако всех нам удавалось отстоять. Правда, кое-кого уплотнили.

Самое трудное было с Алексеевыми. Больше года тянулось их выселение из Каретного ряда. Там, действительно, надо было устроить какие-то учреждения. Было, кажется, даже не безопасно оставаться. Пришлось уезжать. Но им была найдена большая квартира (в Леонтьевском), были даны перевозочные средства. Обещано было с три короба, выполнено меньше, но с именем Станиславского чрезвычайно считались.

В конце концов, мы не знаем, как разместится такая большая группа, как ваша. За немногих мы даже поручились бы (я у себя даже готовлю комнату). Вообще же это вопрос не легкий. С весны мы заняты, по меньшей мере, обереганием тех квартир, которые еще остались за вами, и думаю, что и тут имя Художественного театра сыграет роль…

5. Сажень дров стоит около 120 тыс. К осени возрастет до 150. Прошедшую зиму было легче с топливным вопросом, чем в предыдущую. Правда, дома и заборы еще разрушались, но уже где-то на окраинах. И ни один театр не страдал от холода. Тогда как в предыдущую закрывались и Большой и Малый. В предыдущую зиму у нас в театре селились многие (Жданова со всеми своими, Ершов, Халютина с дочерью, Михайлов с сыном и многие другие), а в прошедшую уже почти никто. Хотя Коренева, например, страдала дома от холода. Она не хотела жить в своей уборной театральной. Во всяком случае, театр спасал[492].

{243} Как будет в этом году с топливом, угадать не берусь. Театр благодаря Трушникову будет, вероятно, обеспечен, как всегда, но артистам удастся ли?..

С провиантом прошедшую зиму было много лучше предыдущей, потому что некоторое время давали всем «пайки» (теперь отняли, оставили только немногим, и те задерживаются). Кроме того, привозили разные организации. Удачно съездил Москвин с группой в Ростов, давали там концерты и привезли много запасов. Проектируем и в этом году… Удешевленные обеды в нашем буфете организованы правильно и функционируют до сих пор. Разрабатывается сейчас проект бесплатных обедов и ужинов нужнейшим работникам, человек 80 – 100, как в 1-й Студии, где все кроме жалованья получают обеды и ужины.

Кроме того, с половины зимы, вернее, с конца ее, допущена относительно свободная торговля. Она все расширяется и, несомненно, будет расширяться. И очень надолго. Лавки с продуктами, даже кафе, открыты, на рынках торгуют свободно. Были бы только деньги! И, конечно, в продаже все есть.

А сколько денег? Конечно, жалованья со всеми «премиальными», «переработанными» и т. д. не хватает. Поэтому все где-то прирабатывают. Это становится все труднее (вам, как новым, будет легче, а уж Качалову и думать нечего. Недавно вернулся Собинов, опять вступил директором Большого театра, дал 6 – 7 концертов, заработал на них более 20 миллионов и на время себя обеспечил… месяцев на семь).

Однако, на все эти вопросы о топливе, продовольствии и т. д. (освещение, уже бесплатное, почти не прерывалось; трамваи ходят мало — говорят, они сдаются опять бельгийцам; домовые комитеты упраздняются, предлагается выбрать управляющего домом — большею частью выбирают бывших владельцев; мануфактуры нет, и вы будете щеголять перед нами, мы очень обносились) — так вот на все эти вопросы у нас устанавливается такой ответ: ни за что мы не ручаемся, да и не считаем себя обязанными ручаться. Хорошо ли будет, плохо ли, они (то есть вы) должны делить с нами тяжесть, заботы, страдания, гордость побед. Была тенденция — потребовать от вас, чтоб вы приехали. К чему бы это ни повело, но {244} преобладает мнение предложить вам возвратиться. Кто хочет! Без вас театр, вероятно, погибнет. С вами он, может быть, вновь засияет. Пусть каждый берет последствия на свою совесть.

Бывает у нас мучительнейшая тоска по внешне благообразной жизни — все бы бросили, чтоб очутиться в благоустроенных условиях. Бывает трудно поборимая скука, так тускла бывает жизнь. Но бывает такая гордость и такое удовлетворение совести, каких мы прежде не знали. Это когда мы окунаемся в нашу работу, нашу, Художественного театра, когда мы чувствуем, что его искусство не застоялось, не заплесневело, что, наоборот, с него очищается всякая дрянь. И — вот подите же — жизнь не улучшается, скорее, наоборот, а такое настроение все чаще и шире. И оттого, что в театр входит много молодых, и оттого, что что-то разрядилось в атмосфере, исчезла какая-то мещанская театральная критика, испарилось что-то вздорное, засорявшее художественную атмосферу, мысль непрерывно толкается туда, где все должно быть просто, серьезно и благородно. Сейчас, когда я пишу эти строки, я мысленно пробегаю по прошедшей зиме, по бывшим занятиям, репетициям, классам, беседам и стараюсь охватить не только свои занятия и те стремления, которые бродили около меня, но и большую, непрерывную работу Константина Сергеевича и спешу заглянуть мысленно в то, что делали другие — Лужский, Москвин, студии, районная группа, — я вспоминаю, что очень часто нам кажется, что теперь, когда идет такая колоссальная, мировая перестройка идейных начал, то, что мы делаем, — это, может быть, для нас самое лучшее. Пока есть на одной чаше весов это удовлетворение духовных потребностей, спокойствие художественной совести и сознание исполняемого долга, другая чаша, сколько ни кладется на нее забот, досад, недостатков, не перевешивает. Никогда еще за все эти десятилетия жизнь не ставила такой резкой, такой видимой грани между стороной духовной, идейной и материальной. Грань жестокая, дающая себя чувствовать на каждом шагу, непрерывно в течение дня, оттого так мучительны эти вскидывания души, то в самое дорогое и радостное, то в самое досадное, ничтожное и раздражающее и озлобляющее.

{245} И не знаешь, где лучше. С чем лучше? С кем лучше? И то, что кажется наверное лучшим, может оказаться серым, тусклым, скучным.

Вл. Немирович-Данченко

361. Н. А. Подгорному[493]

Июль 1921 г. Москва

Дорогой Николай Афанасьевич!

1) Выдали ли денег хоть сколько-нибудь?

2) Не слыхали ли, было ли то важное заседание по вопросу о театрах, которого ждал Луначарский? И какая судьба намечена Художественному театру? (а какая будет, это мы сами подумаем!)

3) Лопатин-Михайлов именинник и без копейки — это ужасно, пусть Юстинов поможет, хоть 100 тысяч руб.

Если ответов у Вас нет, то не трудитесь писать, скажите Мише на словах.

Я прибегу в пятницу, попозднее. Жму Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

362. А. М. Горькому[494]

28 сентября 1921 г. Москва

28/IX

Дорогой Алексей Максимович!

Только что узнал от Елены Константиновны[495], что Вы были очень сильно больны, чуть ли не находились на пороге между этим — прекраснейшим и паршивейшим — и каким-то другим мирами.