Избранные произведения в 5 томах. Книга 4. Рассказы

— Теперь оставьте меня с ним одного, — сказал доктор.

Через десять минут он вышел из «отходной», затворив за собой дверь. Его встретил Том, вопросительно взглянув на него. Доктор покачал головой.

— Па ведь не умер? — спросил Том.

Ракетт сделал утвердительный знак головой.

На минуту лицо Тома исказилось, но он немедленно овладел собой, только губы, губы австралийца, похожие на зарубцованную рану, еще плотнее сжались. Он вошел в «отходную». Надо было поехать за зятем — адвентистом из Йорка. Отправился Джек. — Лучше умереть по дороге, чем оставаться в доме.

Хотя Джек относился к адвентисту отрицательно, тем не менее он нашел, что у себя дома он менее противен, чем в гостях. Жена его залилась слезами и убежала к себе в комнату. Адвентист, не обнаружив никакого волнения, вынул из буфета бутылочку виски и налил себе и Джеку.

— Я должен быть через четверть часа в церкви, но я опоздаю на пять минут, — объявил пастор. — Жена, разумеется, останется дома. Кто? Гм! Кто займется делами в Вандоу?

— Какими делами?

— Ну там есть над чем подумать… О наследстве, например.

— Меня послали за вами, — ответил Джек, — из этого я заключаю, что ведение дел они желают поручить вам.

— Ну, разумеется, разумеется. Сейчас же после обедни я приеду к вам с женой. Одну минуту!..

Он подошел к столу и написал записочку, которую сложил треугольником и вручил Джеку.

— Вот это для англиканского пастора. Передайте ему. Я назначил на вторник, половина одиннадцатого. А вот это — для гробовщика.

Он многозначительно взглянул на Джека.

— Иосии Дженкинсу, гробовщику. Третий дом от угла.

Солнце село, и когда Джек медленно проезжал по улице, с колоколен церквей раздался звон колоколов — бом! бом! Люди шли в церковь в своих праздничных нарядах.

Джек не любил воскресных дней в Йорке. Они казались ему какой-то детской забавой, чем-то неестественным и натянутым.

Иосия Дженкинс — безбожник — сидел на чердаке со стамеской в руках и работал при свете фонаря. Он прочел записку, и лицо его просветлело.

— Двое сразу! — со смаком воскликнул он. — Кто бы мог подумать! Целый месяц у меня не было такого заказа. — Он почесал за ухом. — До вторника немного времени, ну да ладно, постараемся. Пошлю к вам с покойника мерку снять. А для старушки сейчас начну. Посмотрим, посмотрим… верно футов пять будет. Не правда ли?

— Не знаю, право, — хрипло произнес Джек. — Вы говорите о гробе? — Он был в ужасе.

— Разумеется, а то о чем же? О гробе и разговор, коли я гробовщик.

Джек в страхе удрал от него. Но, усевшись в экипаж и проезжая по городу мелкой рысцой, он вдруг весело рассмеялся. Во всем этом было столько смешного! А почему бы и нет? Пусть и на его похоронах будет немного смешно — ведь это только облегчает дело.

Как только он приехал домой, к экипажу подошел Том. Лицо его было сурово. Он грубо и торопливо распряг лошадь. Джек, не зная, что сказать, предпочел молчать.

Ленни приехал верхом на Люси.

Он соскочил на землю и дернул лошадь за узду.

— Идем, старая дурында, проклятая, — говорил он, всхлипывая и отводя лошадь в конюшню. — Проклятый идиот, этот дядя Джо! — продолжал он сквозь порывистые рыдания. — Расспрашивал он меня, расспрашивал, а я-то сам ничего не знаю! — Он громко заревел, ушибившись нечаянно свалившимся седлом. — Ракетт сказал мне: «Лен… (громкие рыдания и всхлипывание) твоему отцу нехорошо, а бедная бабушка скончалась — ой-ой-ой — отправляйся сейчас же за дядей Джо!» Черт его побери… а когда я спросил Тома, что с Па, то этот старый балда так взглянул на меня, так взглянул…

— Не плачь, Ленни, — сказал Джек, сам заливавшийся в темноте горючими слезами.

— Я вовсе не плачу, осел, — вопил Ленни. — Я к Ma пойду; да, да, я к ней хочу. Она одна мне скажет разумное слово. — Он пошел было в дом, но вернулся.

— Почему ты не идешь туда, Том? — спросил он. — Почему ты стоишь здесь? — Страшное гробовое молчание воцарилось у входа в конюшню. Его прервал стук остановившегося у ворот экипажа. Незамужние тетки.

Одна из них кинулась к Ленни и заключила его в свои объятия.

— Ах ты, моя бедная овечка! Ах, бедная твоя мать! Бедная, бедная Ma!

— Ma вовсе не больна, она совсем здорова, — бормотал Ленни, снова объятый страхом.

Произошла невольная заминка; он отошел от теток.

— Па умер? — спросил он каким-то смешным, пискливым голоском, глядя поочередно то на Тома, то на Джека. Том стоял как убитый.

Наконец Ленни вскрикнул, словно раненое животное, и бросился в объятия Тома. Единственными звуками, раздавшимися среди ночи, было сдавленное рыдание Тома, прижимавшего к себе Ленни, и рев теток.

— Пойдем к твоей бедной маме, пойдем утешим ее, — ласково сказала одна из них.

— Том, Том! — кричал Ленни. — Мне страшно! Страшно двух покойников! Я боюсь, Том!

— Они ничего тебе не сделают, голубчик, — сказала одна из теток. — Не бойся, пойдем к маме.

— Нет, нет! — испуганно завопил Ленни и бросился в хижину Тима, где и проспал всю ночь.

Том и Джек, расставив по конюшням лошадей, пошли к себе в комнату и одетыми бросились на кровати. Джек не знал, как ему быть. Наконец, он решился сказать.

— Не унывай так, Том. Твой отец прожил свою жизнь, и у него остались вы, дети. Теперь мы должны жить, а потом настанет наш черед умереть.

С минуту длилось тупое молчание.

— На кой черт тогда все это? — спросил Том.

— Нет никакого «зачем» и «почему», — сказал Джек. — Па жил, и у него была своя жизнь. У тебя будет твоя, а у меня — моя. Такова жизнь.

— Какой тогда в этом смысл? — настаивал Том.

— Его нет ни в добре, ни в зле. Ты проживаешь свою жизнь, потому что она твоя и никто другой ее за тебя не проживет.

— А мне-то что от этого? — мрачно и грустно заявил Том. — Мне безразлично, живут люди или нет.

Джек стал шарить рукой в темноте.

— Дай мне, по крайней мере, твою руку, Том, — сказал он. — Ты живешь и я тоже. Давай, пожмем друг другу руки. — Он сжал ладонь Тома, но ответное пожатие было слабо и неубедительно. Тим принес им завтрак и сообщил, что Том необходим в доме, а Джеку нужно пойти с ним позаботиться насчет могилы.

Они запрягли старый охотничий тарантас и поехали, взяв с собою кирку и два заступа. День был чудесный. Земля успела просохнуть, и с запада дул знойный, пыльный ветер. Тарантас, покачиваясь, выехал из огороженной местности на какую-то заросшую дорожку и пересек речку — вернее густой ил, заменявший воду в это время года. Вдоль скалистого берега они добрались до одинокого, заброшенного кладбища, которого Джек никогда раньше не видел. Тим заливался слезами. Джек не мог копать. Поэтому он распряг лошадей и поставил перед ними ящик сечки. Тим перебросил кирку по направлению к маленькому серому памятнику и полез туда же с заступом сам. Они не знали, какой величины должна быть могила; поэтому Джек растянулся на земле, а Тим провел заступом линию вокруг него. Затем они с помощью веревки уравняли ее.