Избранные произведения в 5 томах. Книга 4. Рассказы

Это было уютное, славное местечко, притаившееся в золотистом от цветущих у реки мимоз уголке земли.

Перед ними возвышалась небольшая, новая, выкрашенная в белый цвет хижина.

— Вот и Педди, — объявил Том. — Он насадил виноградники и делает вино из мелкого, черного винограда, но я предпочитаю его мускат. Впрочем, я ведь не любитель вина. Лучше что-нибудь покрепче, что согревает.

Джек не верил своим ушам. Он и не подозревал, что Том пьет.

— Здесь никого нет, — сказал он, когда они немного проехали по рядам хижин.

— Спят, — решил Том.

Но это оказалось неверно, ибо проехав еще несколько шагов, они увидели какое-то общественное здание — не то миссионерский дом, не то церковь, буквально облепленное, как мухами, людьми.

Но Том все-таки направился к Педдиной харчевне. Харчевня тоже была пуста.

Том позвал: — Ку-ви, — но ответа не последовало.

— Это что еще за бумажка на двери! — Джек слез с лошади и одеревенелыми от долгой и утомительной езды ногами подошел к заведению. «На свадьбу пошел. Скоро буду. П. О. Т.»

— Что это значит? — спросил он.

— То, чего бы мне теперь хотелось, — был таинственный ответ Тома.

В то время как они намеревались привязать в конюшне своих лошадей, из двора с треском выехал мальчишка в черном, как ворон, тарантасике, с запряженной в него тощей, белоногой лошаденкой.

— Эй вы, красавцы, отправляйтесь-ка лучше в церковь, а то вам достанется от патера Пренди.

— А что там такое? — буркнул Том.

— За невестой еду!

Том ухмыльнулся, экипаж промчался мимо. Наши герои отвели в конюшню лошадей и добросовестно позаботились о них. Затем направились в церковь, наслаждаясь прогулкой пешком.

Толпа волновалась. Было половина четвертого. Старый миссионер патер Пренди, похожий на старую, пыльную мебель с чердака, поглядывал на Улицу. Тарантасик с невестой не появлялся.

Деревянное здание, школа-церковь, в данное время служила храмом. Стол, покрытый белой скатертью со стоявшим на нем распятием, был алтарем. Цветы резинового дерева украшали и закрывали стены, аспидную доску и окна. На глиняном полу стояли рядами скамейки, на которых, тесня друг друга, восседали поселенцы в самых разнообразных костюмах. Близ двери сидела, точно вышедшая из паноптикума, старческая фигура в зеленоватом костюме, белом жилете и окованных медью сапогах. С другой стороны покачивался, опершись на палку, мужчина во фраке, с темными бакенбардами и серым цилиндром в руках. Он был обут в белые носки и матерчатые туфли. Впоследствии мужчина этот объяснил Джеку, что страдает мозолями и не выносит сапог.

При появлении Тома и Джека произошло большое смятение, переглядывание и подталкивание, как будто один из них был переодетой невестой. Один мужчина с красным лицом схватил Тома, как своего родного, давно невиданного брата. Джек был представлен и пожал мокрую, горячую, дрожащую руку краснолицего человека, именуемого Педди.

— Здорово я попался, что и говорить, черт побери их обоих! Хорош и патер Пренди, нечего сказать! Поверьте, он в душе отлично понимает, что они согрешили; недаром оба улизнули от исповеди! Потом все заговорили о располневшей фигуре девицы, а они оба промеж себя целый год не разговаривали. Но она уверяет, что это он. Данни Маккином, ручаюсь, заплатит этой мерзкой душонке — патеру, чтобы он заставил моего бедного Патрика обвенчаться с этой девкой. Черт побери всех святых!

Он в изнеможении обтер пот с головы, а Данни Маккином — отец девки, никто другой это не мог быть, — в выеденном молью пунцовом мундире, рабочих штанах и высоких сапогах, разрезанных на местах мозолей, стоял, прислонившись к двери.

Патрик — жених — толкался около отца. Это был худой, бледный, конопатый парень в новом, плохонько сшитом костюме, в черном, съезжающем с головы котелке, новых, но вонючих сапогах.

— Замолчи-ка, дорогой мой. Мне сдается, что едет экипаж.

Действительно, черный тарантасик с грохотом катился с горы, мальчишка стоял, растопырив ноги, с хлыстом в руках, и погонял лошадь градом отборных ругательств.

— Где Па? — завопил мальчишка, остановив перед церковью белоногую лошадь.

Па куда-то исчез, но быстро вернулся на зов, еле дыша в своем ярко-красном мундире.

— Милосердный боже! — пыхтел пунцовый отец.

— Молчи, Па, да иди-ка домой, — сказал мальчик, падая на сиденье и выкладывая все так просто, как если бы они были одни. — Сестра не может прийти. Она только что родила. И Ma велит передать мистеру О’Бёрку, что мальчишка чудесный, чтобы патер Пренди не отказался прийти, и что Патрик Бёрк тоже может зайти и убедиться своими глазами.

ГЛАВА XIV Пирушка

Поедем-ка дальше, — предложил Джек недовольным тоном.

— Дальше? Боже сохрани! Да нам ведь страшно повезло!

— Что может быть тут веселого при данных обстоятельствах?

— Обожди немножко!

Все выходили из церкви, хихикая и перешептываясь. Господин в матерчатых туфлях не без изящества надел цилиндр и подошел к ним.

— Майор Броунли — мистер Джек Грант, — познакомил Том.

— В отставке и, слава богу, живу в деревне, — объяснил майор, продолжая до самой харчевни подробно рассказывать историю всей своей семьи.

В белом домике Педди все выглядело по-праздничному. Педди раскрыл настежь двери, предоставив гостям сразу полюбоваться убранством стола. Глазам Джека представилось чудное зрелище: жаркое, окорока, языки, дичь, пироги, торты, бутылки, горы винограда и яблок в изобилии красовались на нем.

— Милости просим! Милости просим! — приглашал Педди, заметив у майора и его юного спутника некоторую нерешительность.

— Входите, пожалуйста, и выпейте за здоровье новорожденного. Умная, что и говорить, девица: в один день и мужем и ребенком обзавелась! И ребеночек чудесный, должен признаться! Как брачное свидетельство подписали, так сейчас же патер Пренди и окрестил его Педди О’Бёрк Тресси. Теперь выбирайте сами: хотите ли вы пировать на свадьбе или на крестинах! Милости просим!

Джеку все еще было как-то не по себе. Как будто заметив это, Педди подошел и похлопал его по плечу.

— Вы нам счастье принесли, сударь! Садитесь и закусите.

Джек уселся вместе с другими и Педди налил всем красного вина.

— Господи, — воскликнул он, — мы здесь все в сборе. Первый тост принадлежит чужеземцу в наших краях!

Все выпили, кроме Джека, который так и не понял, о нем или о новорожденном шла речь.

Следующие тосты были «за жениха», «за невесту». Десятки тостов, безразлично за кого. Каждый смеялся и острил. Женщин за столом не было. За стеной пробили старомодные часы. Семь часов! Он и не заметил, как зажгли свечи. Поднялся патер Пренди и высказал свои благопожелания невесте, «временно» отсутствующей в виду возложенных на нее священных материнских обязанностей, и жениху, «временно почивающему» со склоненной на стол головой. Со стола все убрали, остались лишь вино, фрукты и отвратительные сигары, от которых в комнате стоял едкий, режущий глаза дым. Все точно плавало вокруг, и люди казались живыми устрицами, плавающими в собственном соку. Одна из девушек уселась на стул Джека, незаметно обняв его рукой, и пила из одного с ним стакана. Но он отстранил ее, потому что его больше интересовали четверо игравших в карты мужчин.

— Луна светит вовсю, господа, не пойти ли нам заняться немножко боксом?

Это пришлось Джеку по вкусу. Он встал и девушка, на которую он и не взглянул до сих пор, пошла вслед за ним. Зачем? Ей бы следовало убирать со стола.

Освещенный луной двор показался Джеку светлее, чем днем. Кто-то налетал на маленького человечка с длинными полными руками, но маленький человечек умело и ловко отбил нападение. Ура! Да это был мастер своего дела!

Девушка прислонилась к Джеку, положив ему руку на плечо. Это было скучно, но он принял это, как своего рода дань. Он до сих пор все еще не взглянул на нее.