Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Средняя фаланга, — ответил я. — Какого пальца, сейчас не определю.
— Но она человеческая?
— Если только в Северном Лондоне не нашлось шимпанзе или бурых медведей — да, человеческая.
Уэлан бросил на меня недовольный взгляд, но я вовсе не собирался шутить. Фаланги бурых медведей и приматов поразительно похожи на людские, и мне приходилось сталкиваться со случаями, когда кости животных ошибочно принимали за человеческие. Но даже так я мало сомневался в том, чьи кости мы нашли здесь.
— Ампутированные конечности в больницах сжигают, правда? — предположила одна из
— Для таких случаев у них используются муфельные печи, — возразил Уэлан, глядя на массивный металлический цилиндр. — А это бойлерный котел старого типа, топился углем. Он предназначен для того, чтобы греть воду, а не для сжигания отходов от операций.
— Это произошло уже после того, как котлом перестали пользоваться по прямому назначению, — произнес я. — Каменный уголь при горении развивает большую температуру. Примерно такую же, как в крематории, так что любая кость должна была бы кальцифицироваться. Она стала бы белого цвета, не черного, как в нашем случае. Это означает, что горела она при более низкой температуре.
Любая кость проходит под воздействием огня ряд хорошо известных превращений. Поначалу темнеет, меняя свой естественный, грязно-кремовый цвет на черный. Потом, если огонь достаточно сильный, кость становится сначала серой, а потом белой, как мел. В конце концов она делается легкой, как пемза: все органические вещества в ней выгорают, оставляя только кристаллический кальций.
Уэлан покосился на зияющее отверстие топки:
— Там больше ничего нет?
— Пока не знаем, — ответила женщина в комбинезоне. — Мы прекратили поиски сразу после того, как нашли эту кость. Крупных частей тела там вроде не видно, но все забито золой и углями. Трудно сказать, что еще там в них закопано.
Уэлан всматривался в пол перед топкой. На темном цементе отчетливо виднелись светло-серые пятна.
— Тут просыпали золу. Это вы?
— Нет, так с самого начала было, — обиженно промолвила женщина.
— А топка? Закрыта или открыта была?
— Закрыта.
Уэлан нагнулся и заглянул внутрь котла.
— Ничего не видно. — Его голос отдавался от стенок бойлера гулким эхом. — Дайте фонарь.
Кто-то вышел вперед и сунул ему в руку фонарик. Уэлан протиснулся в топку по пояс.
— Трудно сказать, что здесь жгли. Полно золы, но она могла остаться с тех пор, как им пользовались для отопления.
Уэлан осторожно вылез обратно и распрямился. В руках он держал маленький почерневший цилиндрик.
— Это не кость, — сказал я.
— Нет. Но и не каменный уголь. Похоже на горелую древесину. Там ее полно. Кто-то жег тут дерево.
— Можно я посмотрю?
Уэлан передал мне фонарь и отступил в сторону.
Горький, отдающий металлом запах гари проникал под маску. Я просунулся в круглое отверстие топки по грудь, заслонив собой свет снаружи, зато луч фонаря выхватил мешанину серой золы и черных головешек.
Уэлан был прав: здесь осталось много того, что больше всего смахивало на горелое дерево, превратившееся в древесный уголь. Вероятно, под ним находились и другие кости, но пока я не видел ничего такого. Лишь когда я начал выбираться обратно, луч моего фонаря скользнул
по предмету в дальнем конце топки.— Там что-то есть.
Почти незаметный, предмет этот зарылся в золу. Из нее торчал только верхний его конец — плоский, треугольной формы. Случайному человеку он показался бы просто еще одной головешкой.
— По-моему, это лопаточная кость, — сказал я.
Я вылез из топки, уступил место полицейскому фотографу, чтобы тот сделал несколько снимков со вспышкой, и снова протиснулся в узкое отверстие. Круглый край люка больно впивался в живот, но я дотянулся-таки до зарывшегося в золу предмета. Расчистил золу и угли вокруг него, и теперь он торчал из них, словно спинной плавник акулы. Выдернулся он легко; мне пришлось только отряхнуть с него золу.
Я вылез из топки и продемонстрировал его Уэлану.
— Лопатка. Человеческая, — добавил я, прежде чем он успел задать вопрос.
Поверхность кости почернела, и все же — как и фаланга — она весила почти столько, сколько должна весить нормальная кость. Огонь был достаточно жарким, чтобы в нем сгорела большая часть мягких тканей, но не очень жарким, чтобы кальцифицировать кость.
Уэлан повертел лопатку в руках.
— Версия со сжиганием отходов от хирургических операций отпадает полностью. Я мог бы представить, чтобы туда попал палец, но не такая здоровая штуковина. Вопрос в другом: где остальное тело? Если его, конечно, не расчленили предварительно, чтобы сжечь в бойлере лишь часть.
Подобной возможности я исключить не мог. Известно много случаев, когда тело жертвы расчленялось, чтобы спрятать его части в разных местах. Однако я склонялся к другой версии. Я забрал почерневшую лопатку у Уэлана.
— Отрезать плечо сложнее, чем руку или ногу, даже голову. Это означает, что нужно пилить туловище, а это работа грязная и тяжелая, и я не вижу на кости никаких следов этого. Да и не могло все тело сгореть, не оставив почти ничего. Дровяного огня для этого недостаточно — даже если пользоваться растопкой.
— А как насчет эффекта фитиля? — спросил детектив с фотоаппаратом. — Ну, знаете, когда жир воспламеняется и горит как свеча, пока ничего не останется. Я слышал о таких случаях.
Я тоже слышал, даже сам однажды имел дело с данным жутковатым феноменом. При наличии определенных условий, когда тело горит, слой подкожного жира может растопиться и пропитать одежду. Ткань, таким образом, превращается в подобие свечного фитиля, заставляя тело медленно прогорать до тех пор, пока не останется ничего, кроме сажи. Но случаи эти чрезвычайно редки, и я сомневался в том, чтобы это могло объяснить наши находки.
— Чтобы подобное произошло, требуется весьма толстый слой жира, и даже так прогорает не все. Самые крупные кости и конечности обыкновенно сохраняются.
— Они могут скрываться под золой, — настаивал детектив.
— Не все тело, — возразил я. — Мы бы смогли видеть больше, чем только это.
Активность грызунов в нашем случае тоже исключалась. При закрытом люке топки животные не сумели бы попасть внутрь. Даже если бы более крупный хищник вроде лисы и забрался в подвал, вряд ли так сильно обгоревшие кости представляли бы для него интерес.