Избранные произведения в одном томе

Матильда побледнела, а смазливое личико Греттен сморщилось. В другое время я счел бы это предостережением. Но в тот момент все мое внимание было поглощено Арно. Кровожадный взгляд, жилка на виске отсчитывает бешеный пульс. Я порадовался, что у него нет под рукой ружья.

Но вдруг что-то изменилось. В глазах мелькнул расчет. Арно пожал плечами и настолько разжал челюсти, что его оскал можно было принять за улыбку.

— Ладно, да черт с ним. Я не намерен спорить из-за тарелки свинины. Каждый человек имеет право на собственное мнение.

В первую секунду я растерялся, но затем сообразил: причиной перемены настроения явился наш разговор в лесу, когда Арно намекнул, что готов передать мне из рук в руки Матильду. Весь день копившееся и едва сдерживаемое напряжение схлынуло. А Арно с видимым удовольствием снова приступил к еде.

— Так тебе по нраву стряпня Матильды? Браво! Я малость вспылил. Знаешь, как говорится: путь к сердцу мужчины ведет через желудок.

Я покосился на Матильду, искренне надеясь, что она не подумает, будто я заодно с ее отцом. Она отвела глаза, зато Греттен взирала на меня с такой яростью, что кожа на ее лице натянулась, резко очертив скулы. Я физически, как удар кулаком, чувствовал ее ненависть. Греттен обратилась к отцу:

— Папа, мне надо тебе кое-что сказать.

Арно махнул вилкой.

— Валяй.

Я смотрел на нее, не в силах поверить, что она способна на это. И просчитался.

— Я встретила Жоржа в лесу. Он тебе не говорил?

— Нет, а что?

Греттен повернулась в мою сторону. Ангельское выражение сменилось мстительной улыбкой.

— Пусть Шон расскажет.

Арно положил нож и вилку; прежнее благодушие исчезло, и он подозрительно спросил:

— Что он должен мне рассказать?

— А почему не ты сама? — попыталась вмешаться Матильда, но Арно уперся и потребовал:

— Выкладывай.

Все взгляды обратились ко мне. Три лица, три разных выражения: Арно злился, Матильда испугалась, Греттен растерялась, уже жалея, что заварила эту кашу. Удивительно, но я успокоился. Словно искал путь к подобной развязке, но сам того не сознавал.

— Я уезжаю.

Мое заявление было встречено молчанием. Первым нарушил его Арно:

— Что ты хочешь сказать?

— У меня появились дела. — Я почувствовал, что моя нерешительность исчезла и все колебания позади. Словно гора с плеч свалилась.

— Сидит тут, молчит, ничего не сообщит заранее! — рассвирепел Арно. — И вдруг — уезжает. Что за срочность, неужели нельзя отложить?

— Личное. Признаю, все очень неожиданно. Но тянуть не могу.

— А как с твоими обязательствами? Все бросить и удрать — это ты можешь?

— Стена в лучшем состоянии, чем раньше. Но я могу задержаться на несколько дней и…

— Не трудись! — взревел хозяин фермы. — Собрался нас бросить, так не получишь больше ночлега под моей крышей! Катись отсюда! Пошел вон!

— Нет! — воскликнула Греттен. — Он не уйдет! — Она выглядела злой и расстроенной.

— Еще как уйдет! — крикнул отец. — И к лучшему. Мы в нем не нуждаемся!

Матильда попыталась образумить его:

— Послушай, неужели мы не можем…

— Пусть валит! — не унимался отец. — Слышишь, ты, неблагодарный подонок? Я сказал: выметайся!

Я встал и сделал шаг к двери. Матильда преградила мне дорогу:

— Давайте хотя бы отложим разговор до утра.

Я не понял, кому она адресовала просьбу — мне или отцу. Арно сверкал на нее глазами, челюсти ходили ходуном, словно он пытался разгрызть кость.

— Пожалуйста, — произнесла Матильда, и на сей раз я не сомневался, кого она упрашивала.

— Ладно! — отмахнулся Арно. Рука описала дугу и привычно обхватила бутылку. — Пусть делает что угодно. Уходит или остается, мне безразлично! — Он плеснул себе в стакан вина.

Матильда взяла меня за руку и поспешно вывела во двор. Прежде чем она закрыла дверь, я успел обернуться и заметил лицо Греттен. Она смотрела нам вслед с выражением решимости и страдания.

Моросил мелкий дождь. От прохлады и сырости я поежился. По скользкому булыжнику мы двинулись туда, откуда нас не могли услышать.

— Прошу прощения, — промолвил я.

— Вам не надо уезжать, — сказала Матильда. Ее волосы намокли и слиплись.

— Придется.

— Отец вспылил, но он отходчивый человек.

Я мог бы с ней не согласиться, но это не имело значения.

— Дело не в нем. Я и так у вас зажился.

Матильда оглянулась на дом.

— И вы не передумаете?

— Нет. Извините.

Она помолчала.

— Куда вы отправитесь? В Англию?

Я кивнул. Только сейчас до меня стало доходить, в какой я оказался ситуации. Матильда заправила за ухо мокрую прядь.

— А вернетесь?

Я был удивлен и тронут ее вопросом.

— Не знаю. — Я был бы рад пообещать, что вернусь, но решение зависело не от меня.

— Останьтесь хотя бы до утра.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Отец успокоится. И машину на дороге вам так поздно не поймать.

С этим я не мог не согласиться. Если уйти сейчас, то придется топать всю ночь пешком или торчать до утра за воротами.

— Не хочу послужить причиной новых неприятностей.

— Никаких неприятностей не возникнет. Но перед тем, как вы уйдете, мне надо с вами поговорить.

— О чем?

— Не сейчас. — Матильда стояла рядом со мной; ее серые глаза казались огромными. — Можно, я попозже приду на чердак? После полуночи?

— Конечно, приходите.

Она слегка коснулась ладонью моей груди.

— Спасибо.

Я смотрел, как Матильда торопливо шла к дому и скрылась внутри. И остался один в тишине после только что закончившегося дождя. Ветер, поворачивая, скрипел старым флюгером на крыше конюшни и приносил шелест листьев далеких деревьев. Облака скользили по еще не окончательно потемневшему небу, то заслоняя, то открывая восходящую луну. Мои мысли были в полном смятении, пока я шагал через залитый водой двор. Минуту назад все было ясно, а теперь я не знал, как поступить.

Внезапно нахлынула волна сомнения, ноги ослабели. Что я творю? Жадно глотая воздух, я прислонился к стене амбара и только тут вспомнил, что забыл свою трость в кухне. На мгновение меня охватила паника, но я сказал себе, что не пойду за ней, и, приняв решение, успокоился. Глубоко вздохнул, распрямился и полез на чердак собирать вещи.

* * *

^Лондон

Когда я добрался до Доклендса, уже стемнело. Бары и рестораны закрылись, и ничто не нарушало тишины, кроме эха моих шагов.