Избранные произведения
Шрифт:
Он погрузился в бедствия поток.
Мы никогда теперь не будем вместе,
Мы друг о друге не услышим вести.
Он стал, безумный, пленником скорбей,
И капли не вкусив любви моей».
Она пошла к шатру в слезах, в печали,
Смятением ее слова звучали:
«Зачем источник бытия живой
Нас не поит водою питьевой?
Нас подавляет небосвод неправый,
Мы были двое, чья любовь светла,
Мы были двое, далеки от зла.
Кипела влага счастья в нашей чаше,
Свод неба исполнял желанья наши.
Но были мы судьбою сбиты с ног,
Ия — одна, и милый одинок.
И низости, и бессердечия руки
Разъединили нас мечом разлуки.
Он, близок к смерти, от меня далек,
Я без него — как тонкий волосок.
Его жилье — небытия долина,
А жизнь моя — уныла и пустынна.
Страдает он, раздавлен, — без меня.
Лежит он, окровавлен, — без меня.
Я без него — лишь смерти ожиданье,
Я без него — бесплотное мечтанье.
Надеяться я больше не должна:
С любимым я навек разлучена.
Пусть никого не обжигает боле
Ожог такой неисцелимой боли!»
Рыдая, села в паланкин Лайли:
Пора откочевать из той земли!
Покинул Кайс урочище глухое,
Пошел искать прибежище другое:
Он ждал Лайли, вздымая бремя бед,
Теперь ушел, исполнив свой обет,
Чтобы любить еще самозабвенней
В сообществе онагров и оленей.
НЕКИЙ БЕДУИН УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ МАДЖНУНА, НАВЕЩАЕТ ЕГО, ПРОВОДИТ С НИМ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ И ЗАУЧИВАЕТ НАИЗУСТЬ ЕГО СТИХИ
Вожатый каравана этих строк
Так кличет посреди земных дорог:
Жил бедуин, понравился бы сразу
Он самому придирчивому глазу.
Утонченных речений чародей,
Он чистотою восхищал людей.
Когда он пел, вблизи и в отдаленье
Все знатоки пылали в исступленье.
Узнал он, что Маджнун скорбит в глуши,
Что все его газели хороши.
Поводья чувств его схватила повесть
О юноше. В дорогу приготовясь,
Помчался на верблюдице вперед,
Туда, где обитал Маджнуна род.
Ему сказали: «Нет его в помине,
Он дружит лишь с животными
пустыни,Он человеческий покинул род,
Как дикий зверь он по земле бредет».
Услышал это бедуин с тревогой
И на верблюдице проворноногой,
Как быстрый вихрь, навстречу всем ветрам,
Помчался по долинам и горам.
И что же пред его возникло взглядом?
Маджнун — пастух — стоит с газельим стадом
Стоит недвижно, взоры вдаль вперив, —
От прочих букв отторгнутый алиф.
Пучками трав он спереди и сзади
Прикрыл срамные части, стоя в стаде,
Он густотою черною волос,
Как дикий зверь, до пояса оброс,
И, словно тонкий волосок, чернело
Худое, обессиленное тело.
Приветствовал Маджнуна бедуин,
Но, сына увидав степных равнин,
В испуге на пришельца посмотрели
И в сторону шарахнулись газели.
Кайс поднял камень, чтоб в него швырнуть,
Вскричал, непримирим: «На этот путь
Зачем ступил ты? Здесь, в долине бедствий,
Пусты и не нужны слова приветствий.
Друзья сошлись, мне преданность храня.
Зачем ты отпугнул их от меня?
Ступай отсель, покинь мое глухое
Прибежище, оставь меня в покое.
Ты — раб страстей, я — без оков живу,
Я — волен, ты — покорен естеству
Что общего, подумай, между нами?»
Но длинными не возразил речами
Маджнуну бедуин — он песнь завел,
То боли и смятенья был глагол,
То страсти и страданья были строки,
То был душе Маджнуна дар высокий.
Был очарован Кайс его стихом,
Сдружился с ним, как сахар с молоком,
Он одарил пришельца дружбой высшей,
Его осыпал сахаром двустиший,
Ему он сто газелей подарил:
Сто звонких ожерелий подарил.
Стал бедуин жемчужницей сплошною:
Он раковиной сделался ушною!
Он жемчуга нанизывал на нить
Запоминанья, чтоб в душе хранить,
Весь день внимал его стихотвореньям,
Всю ночь он занимался повтореньем;
То, что выслушивал от Кайса днем,
Заучивал в безмолвии ночном.
Четыре дня кочевник, с правдой дружен,
<