Избранные произведения

Обстановка, как видите, располагала к разговору о любви, надеждах, мечтах — словом, обо всем, что не имеет никакого отношения к прозе жизни.

О чем же говорили эти двое? Описание обстановки помешало нам уловить первые фразы, и мы начнем с вопроса, который задал Валентин.

— Скажи, ты счастлива? — спросил он.

— Да, — ответила молодая женщина.

— Но, боже мой, каким замогильным тоном ты отвечаешь мне!

Губы Клариньи дрогнули в грустной улыбке.

Некоторое время оба молчали, Валентин разглядывал носки ботинок, Кларинья изучала оборки своего платья.

— Послушай, мне очень хочется… — говорит Валентин.

— Чего?

— Сделать тебя счастливой.

— О!

— Только за этим я и взял тебя из отчего дома.

Я очень тебя люблю, но, если б я знал, что ты не отвечаешь мне взаимностью, то отказался бы от своего намерения, для меня мука вдвойне видеть предмет моей любви печальным и безутешным.

— Тебе это только кажется!

— Разве это не так?

— Конечно, не так.

Кларинья постаралась вложить в последнюю свою фразу как можно больше нежности, но слова ее прозвучали в таком же тоне, как если бы она попросила служанку принести стакан воды.

Валентин в ответ лишь вздохнул.

— Ну, я уж не знаю, как с тобой и говорить!

— А я ничего от тебя не требую; если б я смог заставить тебя говорить со мной другим тоном, мне, возможно, было бы и легче, но положение мое осталось бы прежним.

Кларинья встала.

— Пойдем погуляем.

Валентин безучастно последовал за женой.

— Ну что, ты все еще грустишь?

— Ах, Кларинья, если б ты меня полюбила! — ответил Валентин.

— Но разве я тебя не… люблю?

Валентин взглянул на нее и пробормотал:

— Нет!

Рука об руку они пошли по саду, расчищенному и ухоженному как никакой другой сад в Рио-де-Жанейро; там славно потрудились лопата и ножницы, ровными рядами тянулись розовые бутоны. День угасал, небо принимало тот серый оттенок, который располагает к грусти, зовет душу и тело на покой. Но Валентин, казалось, не замечал ничего вокруг себя, он был один на один со своей бедой.

Надо сказать, что Кларинья пыталась отвлечь мужа от мрачных мыслей, пробовала ласковыми словами заменить любовь, которой у нее не было.

Поначалу Валентин отвечал односложно, потом разговор мало-помалу завязался, и спустя полчаса Валентин глядел не так уж мрачно. Кларинья всячески старалась успокоить мятущуюся душу мужа, сменить тему разговора.

Вот сейчас за моим окном прокричала сова, и я вспомнил, что пора вывести на сцену тетку Клариньи.

Стало быть, появляется тетя в сопровождении юного мулата в ливрее пажа. Молодая женщина бросается к ней с распростертыми объятьями, а Валентин идет гостье навстречу не спеша, давая обеим родственницам время излить переполняющие их радостные чувства. Однако радость, с какой племянница встретила тетку, еще больше усугубила его печаль, так разителен был контраст с ее отношением к нему.

Покончив с приветственным ритуалом, они вошли в дом. Оказывается, добрая тетушка решила недельку погостить у них; Валентин скорчил кислую мину, но жена его так обрадовалась приходу родственницы.

Чтобы предоставить женщинам полную свободу, Валентин ушел в свой кабинет.

За чаем говорили обо всем на свете, Кларинья все выспрашивала, как дела в отчем доме. Самого отца ждали завтра к обеду.

Валентин больше молчал.

Но вот в разгаре беседы Кларинья обернулась к тетке и с какой-то непонятной робостью спросила, как поживает Эрнесто. Вопрос этот она задала с самым невинным видом, но муж тотчас насторожился.

— Хорошо, — ответила тетка, — то есть я хочу сказать, что он заболел.

— Ах! И что же с ним? — бледнея, спросила Кларинья.

— Лихорадка…

Кларинья еще больше побледнела и умолкла.

Валентин не спускал с нее глаз. На губах его играла не то довольная, не то злая улыбка. Вот он и открыл секрет сдержанности своей молодой жены.

Оба надолго замолчали, лишь тетка продолжала трещать без умолку, но в конце концов и та, задав несколько вопросов и не получив ответа, спросила, в чем дело.

— Мы слушаем и мотаем на ус, тетушка, — сказал Валентин.

Слова эти были весьма многозначительны, и Кларинья глянула на него с испугом.

— Мы слушаем, — повторил молодой муж.

— Ну ладно… Так вот я говорю, что…

Разговор продолжался, пока не допили чай. В одиннадцать разошлись по спальням. И мне теперь самое время закончить третью главу и дать возможность читателю раскурить новую сигару.

IV

Тетка пробыла у них в доме не одну неделю, а две. Такой радушный прием был ей оказан.

За это время не произошло ничего достойного упоминания. Первоначальный испуг Клариньи, вызванный словами мужа, мало-помалу прошел, тем более что впоследствии он держался так, будто ничего не открыл. Валентин, как человек уравновешенный, понял, что нет смысла вызывать жену на откровенность. Лучше обдумать создавшееся положение и посмотреть, что будет дальше. К тому же никакими достоверными сведениями он не располагал. А вдруг он ошибся! В этом случае он никогда не простил бы себе незаслуженного оскорбления жене, которая, может, ни в чем и не повинна. Поэтому он не заговаривал с ней на эту тему и держал себя, как в первый день после свадьбы.

Валентин надеялся, что предполагаемая любовь к двоюродному брату была у Клариньи детским увлечением, которое исчезнет со временем пред лицом супружеского долга. Правда, его личность при таком варианте не играла существенной роли, поэтому Валентин, не желая предоставлять решение вопроса времени и врожденным добродетелям жены, постарался повлиять на события в благоприятном для себя смысле.

Расчет его был прост: Кларинья, как порядочная женщина, постарается забыть Эрнесто, тем более что с ним не видится, а он, Валентин, приложит все усилия к тому, чтобы занять его место в сердце молодой женщины.

Вот как обстояли дела, когда на втором месяце супружеской жизни в доме Валентина появился… кто бы вы думали? Эрнесто — собственной персоной, еще не совсем оправившийся от болезни, бледный и потому поэтичный, неотразимый.

Он вошел в сад и тут же столкнулся носом к носу с Клариньей.

Эрнесто хотел было обнять кузину, но она, зардевшись и потупившись, отступила. После ее замужества это была их первая встреча. Эрнесто приблизился к ней, не говоря ни слова, и некоторое время они молча глядели друг на друга, пока не появилась тетушка и не положила конец тягостной сцене.