Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

С горечью и зачастую на основе самооценки, которая беспокоит таких людей, Мюррей говорил себе, что у него душа поэта и сердце искателя приключений. Ему не хватало качеств бизнесмена, применение которых принесло бы ему похвалу Уолди и его друзей. Он ненавидел улыбчивое почтение, услуги, предназначенные для набобов маленького городка, ему были омерзительны их мелкие интриги. Но как он мог устоять перед тем, чтобы не взять свою долю тех благ, что ему предлагали? Расчетливый и проницательный, он знал, как работать ради собственной выгоды. Но при любой возможности он возвращался к изыскам поэзии.

С гримасой отвращения Мюррей отшвырнул ручку: сегодня вечером он больше не работник. В этот момент послышались шаги, и в комнату быстро вошел Алекс Уолди.

— Так и думал, что найду тебя на работе, — сказал он. — Пора закрывать лавочку.

Мюррей потупил взгляд, опасаясь, что выдаст себя.

— Я уже заканчиваю.

— Отлично! Чрезмерное обилие работы дурно сказывается на настроении. Тогда поехали. Моя машина на улице, и дома нас ждут.

Мюррей с бесстрастным лицом принялся наводить порядок среди бумаг, тогда как Уолди расхаживал взад-вперед. Был он мужчиной крупным, дородным, с оспинами на лице и хитрыми маленькими глазками. Ему никак не стоялось спокойно на месте.

Наконец Дэви был готов, и мужчины вышли из конторы. Снаружи дневной зной уступил место приятной прохладе. Уолди с показным дружелюбием подоткнул плед вокруг колен Мюррея, и они покатили в его кабриолете к Ноксхиллу.

Раз-другой Мюррею показалось, что при внешней веселости мистер Уолди исподтишка стрельнул острым взглядом в своего молчаливого спутника. Впрочем, внешне он был еще сердечнее, чем всегда. Вот и сейчас он заметил по-свойски:

— Наша «пучка» с Лэнглоаном вполне себе проходит.

Тень отвращения промелькнула на лице Мюррея, но он согласно кивнул головой:

— Документы на подпись будут готовы завтра.

— Отличная работа, Дэви! — похвалил Уолди.

Дэвид ничего не ответил.

«Пучкой» в здешних местах называли хитрый (и не во всем безупречный) способ ведения дел. В данном случае «пучкой» стала покупка семидесяти акров земли, на которой будет — в угодное Богу время — строиться новый газовый завод. Лэнглоан, в поте лица своего работающий огородник, которому принадлежала земля, продавал ее за сущие гроши. В качестве агента Уолди приобретателем был Мюррей.

Скоро цена земли возрастет по меньшей мере в двадцать раз, и Мюррей получит отличную прибыль при последующих платежных операциях. Уолди наверняка об этом побеспокоится. Вот в чем преимущество, с внезапной горечью подумал Мюррей, покровительства его будущего тестя.

Александр Уолди был, без сомнения, человеком, породниться с которым было бы благом: он был причастен к большинству дел в Ливенфорде, его интересы, выходя за пределы королевского округа, простирались до нескольких таунхаусов в Далреоче. Владел он также и парой пароходов, осуществлявших каботажные перевозки в Кэмпбелтаун, контрольным пакетом акций левенского кожевенного завода, красильного производства в Далреоче и лесопильни в Гаршейке.

В отличие от товаров, которыми он торговал (те зачастую были из наихудших), для своего личного имущества он держался девиза: «Только самое лучшее». И его дом, серое сооружение из песчаника в стиле шотландских баронов, окруженное покрытой гравием террасой и клумбами красной герани, полностью отражал эту философию роскоши.

Мебель внутри была массивной. Особенно в столовой, куда Уолди сразу по приезде повел Мюррея, ее украшали громоздкий, почти достигавший потолка буфет, две громадные оленьи головы на стене (добыча не Уолди), набор стульев, сделанных на заказ из черного ореха, и тяжеленный стол из того же дерева, уже накрытый к ужину.

Несмотря на такое внушительное великолепие, Уолди, как и многие другие, сделавшие себя сами, высоко ставил свою простоту. «Принимайте нас, какими нашли» — это была его любимая фраза, и сегодня вечером в обычной своей грубоватой манере он не церемонился.

— Готова ли ты принять нас, женщина? — крикнул он жене, потом с улыбкой пояснил Дэвиду: — Они, видно, наверху, прихорашиваются.

Впрочем, почти сразу же Изабель и ее мать сошли вниз. Когда с обычными приветствиями было покончено, Уолди потер руки и усмехнулся:

— Оторвись ты от них, Дэви! Сядем-ка да перекусим!

«Перекус» был не столько ужином, сколько поздним сытным полдником: главным блюдом была тонкая нарезка лосося в сопровождении седла барашка и холодного вареного окорока. Вдобавок обилие хлеба, тостов и сконов, тарелки с овсяными лепешками, выпечкой и шортбредом, большой кусок сыра, блюдо с печеньем и, наконец, дрожащее розовое бланманже. На столе было достаточно еды — и Уолди частенько обращал на это внимание, — чтобы кормить обычную семью целую неделю. И теперь, усаживаясь за стол, он продолжал добродушно призывать Мюррея последовать его примеру.

Несмотря на погруженность в собственные мысли, Дэвид не мог не заметить, что предприниматель ведет себя более радушно, чем обычно, а вот его жена — значительно суше. Некрасивое лицо миссис Уолди было настороженным и расстроенным, сидела она на своем стуле очень прямо с видом, заметно отличающимся от ее обычной теплой снисходительности. На его замечания она отвечала без воодушевления и, казалось, бдительно следила за мельчайшими оплошностями.

— Дэвид, передайте мистеру Уолди уксус! — В голосе ее сквозила непривычная нотка упрека.

Однако Изабель была более, чем всегда, откровенно нежна. Она надела новое голубое платье с глубоким вырезом и кружевной окантовкой на коротких рукавах. Было ясно, что она хорошенько потрудилась над своим обликом и щедро полила себя новыми духами «Жокей-клуб». В манерах Изабель сквозила уверенность помолвленной молодой женщины, ее кукольные голубые глаза собственнически смотрели на Дэвида всякий раз, когда он бросал на нее взгляд. Он даже заподозрил, что ее рука, задерживаясь под столом, была готова соединиться с его рукой.

— Вы даже не попробовали шортбред, — надула она губки. — А я его специально для вас пекла.

Он откусил кусочек, и краска удовлетворения разлилась по ее лицу. Мюррей вопреки себе был тронут. В нем не было никакого тщеславия. Неожиданно он почувствовал, что ее привязанность к нему была тем, чем стоило дорожить. Пусть Изабель не наделена ни грацией, ни остроумием, зато она благоразумная девушка общепринятого образца, в общем-то не лишенная привлекательности при всей яркости румянца и пышности фигуры. Сегодня вечером она так исхитрилась с прической, что ее черты утратили тяжеловатость, а губы — капризную опущенность.